Мать Мария (Скобцова). Святая наших дней - Ксения Кривошеина

Но для того чтобы написать это, Лизе Пиленко нужно будет еще многое испытать, пройти через идеологию социализма, построения «рая на земле» и обратиться к глубоким евангельским истинам.

Вернемся к воспоминаниям Ю. Эйгер: «Лиза на самом деле удивляла не только свою мать. Она была чрезвычайно, можно даже сказать гениально, одарена. Мозг ее работал непрестанно, она всегда напряженно думала об отвлеченных проблемах, жизненно важных для нее в эту минуту. Целиком захваченная какой-нибудь идеей, Лиза настойчиво внедряла ее в сознание близких людей и требовала от них такого же понимания, такого же увлечения. Она всегда была в приподнятом творческом состоянии и потому по сути своей глубоко оптимистична. У друзей Лиза не допускала никакого упадка настроения, даже грусти».

Огромное впечатление на «ищущую» молодежь произвело рождение нового героя Глана в романе Кнута Гамсуна «Пан». Он, как никто, стал тем принцем во всех отношениях, о котором мечтают девушки. Глан стал олицетворением настоящего мужчины в противовес тем городским «испорченным цивилизацией» юношам, с которыми гимназистки встречались в жизни. «Пан» – один из лучших лирических романов выдающегося норвежского писателя К. Гамсуна о величии и красоте природы и трагедии неразделенной любви. Книга вышла в 1894 году, переведена на русский была в начале XX века. Вот что писал об этой книге Александр Куприн:

«Чехов один из первых приветствовал его, называя этот роман чудесным и изумительным еще в то время, когда о Гамсуне очень мало знали даже на его родине, в Норвегии. Если хотите, – это роман, поэма, дневник, это листки из записной книжки, написанные так интимно, точно для одного себя, это восторженная молитва красоте мира, бесконечная благодарность сердца за радость существования, но также и гимн перед страшным и прекрасным лицом бога любви».

У Лизы Пиленко романтическая вера во встречу с Гланом сохранилась на многие годы: он долго был ее идеалом. Даже в своей поэме «Мельмот-скиталец», выводя своего героя, описывая его внешность и характер, она невольно находилась под впечатлением Глана. А тогда ее душа терзалась, бродила в потемках, падала в бездну, и вдруг стали созревать первые стихотворные строки «о тоске, о Петербурге, о подвиге, о народе, о гибели… и о встрече».

Не здесь, не здесь, – в пустынном океане,Средь бурь, средь волн сердитых и в седом туманеРешил Мельмот спасение искать.<…>На бреге морском Ей моряк говорилПро смерть и про грех, про земные утраты,Про горечь безвременных, тихих могил,О жизни средь мира, стяжаньем богатой,О гибели частой и веры, и сил…[19].

Смесь романтизма с непокорностью вполне сопутствует болезням молодости. А еще хотелось встречи с новым героем – сильным, смелым и умным. Девичьи фантазии затмевали реальность, но поиск продолжался по разным направлениям. В эти годы она впервые задумалась о подвиге.

Гимназические подруги следили за современными дискуссиями, читали модного в ту пору Ницше с его идеями сверхчеловека. О сверхчеловеке писалось много. Одни трактовали его в стиле самого Ницше как зоологический тип, другие – как богочеловека, третьи – как демона, четвертые – просто как художественный символ. По мнению философов Н. Федорова и Вл. Соловьева, сверхчеловеком мог считаться лишь тот, кто, подобно Богу, победит смерть, станет бессмертным. Это тоже было приближением к богочеловеку. Однажды Лиза вступила в спор и сказала: «Не будет сверхчеловека вообще, мне он не нужен. Я людей люблю, даже таких, как теперь: слабых, но родных». Ее оппонентка возразила: «В будущем совершенно сгладится разница полов, ведь уже и теперь это заметно». А кто-то высказал мнение, что наука сумеет сделать «сверхженщину и сверхмужчину».

Рассуждения были достаточно наивны, но никто тогда из юных спорщиц не подозревал, что выведением будущей расы сверхлюдей займется Адольф Гитлер.

В 1907 году группа учениц шестого класса Таганцевской гимназии организовала кружок по изучению марксизма, к которому охотно примкнула и Лиза Пиленко. Ее анапский «революционный» опыт подталкивал к конкретным действиям. В памяти были свежи события Кровавого воскресенья. В баррикадных боях тогда принимали участие и подростки, в том числе – гимназисты.

Небольшую группу таганцевок возглавляла Анна Афанасьева, подруга Лизы Пиленко. Вскоре они познакомились со своим главным идеологом-руководителем. Им оказался член молодежного оргбюро студент I курса университета С.А. Дианин. В программу занятий входило изучение философии, политэкономии и социализма. По словам Дианина, работа кружка имела «деловой и бодрый дух». Девушки читали запрещенную политическую литературу, писали рефераты, участвовали в маевках.

Игра в конспирацию зашла далеко, им придумали подпольные клички (мужские): А. Афанасьеву звали Митя, а ее одноклассницу Н. Михнович – Миша. Собирался кружок на квартире родителей Ю. Эйгер в центре города. Общие собрания раз в месяц проходили обычно на квартире сестер Неслуховских или у «молодого большевика» Ф. Кваскова. Лиза писала: «Наконец-то я встретила настоящих революционеров и стала частью общего кипения». Ее подруга Эйгер была увлечена поиском правды жизни по Эрфуртской программе германской социал-демократической партии. Программа эта выдвигала требования свержения монархии и установления демократической республики. «Предысторические годы, ценное свидетельство Эрфуртской программы, когда мысль жаждет единства и стройности, когда выпрямляется позвоночник века, когда сердцу нужнее всего красная кровь аорты», – писал О. Мандельштам.

Поиск цели и истины (тот вопрос, на который она не получила ответа у Победоносцева), казалось, начинал обретать очертания. Но именно что казалось: на этом пути ее будут ожидать разочарования не только в людях, но и в методах достижения этих радужных целей. В письме Афанасьевой она писала: «Не спрашивай, почему надо так делать; спрашивай, во имя чего». Ответы на многие вопросы были не слишком философские, но достаточно по-партийному жесткие. Тем более что молодость шла рука об руку с максимализмом. Лиза читала запрещенную литературу, их учили агитации и составлению текстов листовок.

Повзрослев, Лиза не без иронии замечает: «Я не могла понять, отчего политическая экономия – вещь не более привлекательная, чем счета с базара, которые приносит моей матери кухарка Аннушка». Свое участие в подпольной молодежной организации она впоследствии опишет в нескольких рассказах и автобиографической хронике. Одним из ее реальных персонажей будет молодой пятнадцатилетний марксист Шидловский по кличке Шило. «Сегодня я видела на курсах товарища Шило. Знаете, такой, что по Марксу живет. В конце концов за ними, может быть, будущее». Убежденной марксисткой Лиза тогда не стала, чуть позднее примкнула к эсерам, а вот ее старшая дочь Гаяна уже в Париже повторит путь матери. Марксистские кружки и лекции в 30-х годах она усердно посещала.

До нас не дошло свидетельств о том, как в организации относились к «женскому вопросу». Несомненно, что всячески приветствовались феминистские течения, борьба за равенство полов, свободу угнетенной матери, влачащей жалкое существование под гнетом изверга-мужа. На этот суровый подход перерождения женщины и построения нового общества имелся и другой взгляд. Церковный журнал «Русский паломник» писал: «Равенство гражданских и политических прав оставит в сердцах их неизмеримую пустоту. Не путем изменения их внешнего положения достигнут они счастья <…>. Женщина может выйти из этого движения менее женственною, и это будет несчастьем для человечества; ее освобожденный разум может разрушить в ней священный инстинкт ее сердца как девицы, супруги, матери». Удел женщины – любить мужа (“и даже поработить себя ему”), воспитывать детей, жертвовать собою, заниматься благотворительной деятельностью, наконец».

Лиза зачитывалась «Войной и миром» и не могла не осознавать, что Лев Толстой, выписывая ею любимые образы Наташи Ростовой и Марии Болконской, придерживался антифеминисткого взгляда на «женский вопрос». В одной из публикаций Лиза случайно прочла его статью, которая вызвала в ней смешанные чувства: «Идеал совершенства женщины не может быть тот же, как идеал совершенства мужчины. Допустим, что мы не знаем, в чем этот идеал, во всяком случае, несомненно то, что не идеал совершенства мужчины. А между тем к достижению этого мужского идеала направлена теперь вся та смешная и недобрая деятельность модного женского движения, которое теперь так путает женщин». Со своими единомышленницами они обсудили «заявление» великого писателя и пришли к выводу, что он устарел. На следующее собрание кружка одна из подруг принесла газету «Вперед» под редакцией В. И. Ленина: «Век новый начал активное втягивание женщин во всевозможные женские движения, в общественное производство. На собраниях уже идет речь о “дворянском” и “разночинном” женском пролетариате, которые должны и даже будут вынуждены зарабатывать себе на жизнь самостоятельным трудом: именно эти “благородные девицы” должны стать новыми женщинами, образованные, мыслящие и передовые с повышенной чуткостью к общественным проблемам, готовых служить другой России, но не прислуживать власть имущим»