Последняя аристократка - Лариса Шкатула

— Ну вот, я и пришла.

Наташа остановилась у дома, в котором жила, и протянула Борису руку.

— Спасибо, что проводили.

— Пожалуйста, — он задержал её руку в своей. — Вам, наверное, трудно одной воспитывать дочь? Четырнадцать лет у подростков — самый трудный возраст. Особенно для девочки…

— У вас тоже есть дети?

— Нет, я полгода учительствовал в школе и старался побольше читать соответствующей литературы.

О чем он говорит? О какой-то литературе, о воспитании дочери. Наташа недоумевала: не для этого же он пошел её провожать.

— Мне, к сожалению, такую литературу читать было некогда, — тем не менее призналась она. — Думаете, без специальных знаний ребенка не воспитать?

— Нет, я так не думаю, потому что видел людей, которые, и обладая подобными знаниями, совершенно не умели воспитывать… Наверное, это очень здорово изо дня в день наблюдать, как растет маленький человечек, плоть от плоти твой, в которого ты вложил частичку своего сердца… Как много, если подумать, я упустил! А ведь мне тридцать три года! Христа в этом возрасте уже распяли…

Вот оно что! Выходит, Борис завидует, что у Наташи есть дочь, в то время как он до сих пор один. Но для этого ему как минимум надо вначале завести себе жену!

— Ничего, зато Илья Муромец в этом возрасте слез с печи и пошел защищать Русь.

— Спасибо, вы меня успокоили… Я смогу увидеть вас ещё раз?.. Мне нужно вернуть вам платок.

— Оставьте себе, я вам его дарю.

— Я не привык принимать подарки от женщин.

— Тогда просто выбросьте!

Наташа повернулась и быстро пошла к дому, словно боясь передумать и согласиться на встречу с ним, но, наверное, она слишком долго жила одна. Почти привыкла к своему женскому одиночеству, хотя и непонятно, почему так отчаянно за него цеплялась? Ведь и мужчины неплохие попадались и любили ее…

Теперь она чувствовала себя неуклюжей, неинтересной, отчего-то злилась на него, и до самого подъезда ощущала спиной его взгляд, но так и не обернулась. Продолжала печатать шаг, будто солдат на плацу. А ведь в Смольном институте в свое время учили её, как женщина должна ходить. Чтобы её походкой любовались. Чтобы ей вслед оглядывались. А теперь оказывается, что Наташа все забыла!

Бесшумно открыв ключом дверь, — спасибо Авроре, очередной её поклонник отладил в квартире все замки и смазал машинным маслом все петли, — Наташа увидела картину, которая повергла её в шок. Дочь Ольга, особа четырнадцати лет, стояла перед большим старинным трюмо, которое перешло Романовым по наследству от прежних жильцов, и на шее её сверкало бриллиантовое ожерелье, на голове такая же диадема; а теперь она пыталась застегнуть на руке подобный браслет. Иными словами, она достала бриллиантовый гарнитур из материнского тайника.

В свое время Наташа бежала с Арнольдом Аренским из Аралхамада в разгар прощального пира, организованного Всемогущим магом Саттаром-ака. Все женщины на торжестве сверкали бриллиантами, стоившими не одно состояние, и Наташа вынуждена была соответствовать: её любовник Адонис собственноручно надел на неё этот бриллиантовый гарнитур.

За стенами Аралхамада стояла зима, и в последний момент Алька накинул на неё шикарную песцовую шубу, которую впоследствии в трудные для семьи дни Наташа отнесла на барахолку.

Бриллиантовый же гарнитур она боялась кому-нибудь даже показывать. Откуда такие бесценные вещи у обычной циркачки? Она и соорудила тайник под тумбочкой трюмо, в который неведомо как проникла её доченька.

— Браво, — сказала Наташа, — хоть сейчас на бал во дворец. Золушка превращается в принцессу… И кто же позволил тебе это взять?!

Олька хотела что-то сказать, но так и застыла с открытым ртом. Вообще-то она была послушной девочкой, и никогда прежде Наташа не могла упрекнуть её в самовольстве. Как и в том, что дочь берет вещи без спроса. Наверняка, на тайник она наткнулась совершенно случайно.

Наташа бы не стала делать зверское лицо — подумаешь, девчонка нашла драгоценности! Это же не означает, что о них тут же узнает ещё кто-то. Но услужливая память подсказала случай — о нем повествовали слухи, но слишком уж правдоподобные — известная балерина Большого театра была расстреляна по ложному обвинению в шпионаже, потому что жене одного из членов правительства понравились её бриллиантовые серьги старинной работы.

Иметь драгоценности — означало иметь неприятности. Интеллигенция называла эту страсть власть предержащих "золотой лихорадкой". Словом, задним числом пришел страх, и дочь, как всегда, это почувствовала.

— Мама, чего ты испугалась? Никто ничего не видел… Скажи, а откуда у нас это?

Наташа посмотрела на Олю несколько растерянно, но потом подумала, что девочка уже достаточно выросла, чтобы получать ответы и на такие вопросы.

— Пользуясь правом старшинства, я все же хотела бы сначала ответить вопросом на вопрос: как ты нашла драгоценности?

— Мам, я не нарочно!… Я просто хотела повесить шапку на вешалку, а она зацепилась за гвоздь…

— То есть ты, как всегда, подбросила шапку вверх, вместо того чтобы аккуратно её повесить.

— Ну, да, я встала на тумбочку трюмо, хотела снять шапку, а тумбочка возьми и развались…

— Ты не ушиблась?

— Нет, у меня в этом твоем тайнике нога застряла. Мама, это бриллианты?

— Бриллианты.

— Откуда они у тебя?

— Из сокровищницы Аралхамада.

— Из того подземного города, в котором тебя держали в плену? — восторженно ахнула Оля. — Но ты же их не украла, правда? Тогда чего тебе бояться, а тем более их прятать?

— Видишь ли, я решила, что не надо никому рассказывать про Аралхамад.

— Но там же остались такие сокровища, мама! Как бы они пригодились нашей стране! Даже если их разделить поровну между всеми… А кроме того, мы могли бы накормить африканских ребятишек, которые под игом капитализма умирают от голода…

"Как сказал бы мой дядя Николя, за что боролись, на то и напоролись!"

— Оля, я бы не хотела, чтобы наш с тобой спор вылился в ссору.

— Я бы тоже не хотела, мамочка!

— Как ты думаешь, я имею право на свою тайну?

— Думаю, имеешь.

Девочка сказала это неуверенно, чувствуя, что спрашивают её недаром, и ответом она сама себя может загнать в ловушку. Но она была ещё слишком мала, чтобы тягаться с матерью в дипломатических приемах.

— Тогда позволь мне самой решать, что делать с моей же тайной.

— Но мама…

— Обещаю, когда придет время, ты узнаешь, почему я так поступаю.

— Когда оно придет, это время, — уныло проговорила Ольга, снимая драгоценности.

— И тумбочку приведи в порядок. В следующий раз будешь знать, на что становиться!