Этюд в сиреневых тонах - Тиана Соланж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, — я едва не пищала от восторга, — спасибо, Иван Валериевич!
— Пожалуйста, Александра, — кивнул мне преподаватель, — рад, что вы не пошли проторенным путем своих однокурсников. Хотя, — он хитро мне улыбнулся, — им тоже будет «весело».
Нет, все-таки нужно сразу переговорить с Липатовой — надо узнать, чья была идея собирать деньги на зачет? Точно, Жиляков не знает, что студенты решили откупиться от него.
— Иван Валериевич…, — я несмело шагнула к его столу, — я попробую что-нибудь узнать по поводу вашего питомника у папы. Ничего не могу обещать, но… мне хочется помочь… им.
— Ничего, Сокольская, мы прорвемся, — бодро проговорил он, но в голосе все равно прорезались нотки безысходности, — мы тоже не сидим… сложа лапы. Ступайте, Александра — занятие давно окончено.
— До свидания, — пискнула уже у дверей и, словно на крыльях, вылетела из аудитории, совершенно позабыв и о ссоре с Кристиной, и о предстоящем свидании. Мне срочно надо к папе в офис. Только он способен помочь мне!
Глава 4
— Дочь! — взревел отец, да так, что его помощница Арина, принесшая нам кофе и документы на подпись отцу, едва не присела от его рева. Она с опаской посмотрела на чашки, которые жалобно звякнули на подносе, а затем на меня. А я что? Сижу, смотрю в окно. Птички там… ага, на четырнадцатом этаже офисного центра. Арина укоризненно покачала головой, а я только заговорщицки ей подмигнула.
— Да, пап, — спокойно отозвалась я, делая небольшой глоток ароматного кофе. М-м, чудо, а не помощница, — подумала я, смотря вслед уходящей Арине. Та возле двери обернулась и улыбнулась мне. Эх, жаль нечем ее переманить к себе, да и не предаст она отца — так предана своему боссу. Да и я, увы, завишу от папы не только финансово, а в будущем еще и от мужа стану зависима. Последнее мне знатно испортило настроение, ведь через два часа встреча в ресторане, а я точно не успеваю к ней подготовиться, как следует, но и оставить ситуацию в том виде, как она есть сейчас, не могу.
— Саша, когда ты мне объявила, что желаешь учиться на какого-там-дизайнера, я тебе поставил условие…
— Выдвинул ультиматум, — поправила я отца, демонстративно отпивая кофе из крошечной фарфоровой чашечки.
— Александра!
— Папа, — снова глоток и обаятельная улыбка на губах. Что ни говори, но я дочь своего отца, и держать лицо в обществе я умела. Этому учишься быстро, особенно, когда, по представлению других людей, ничего из себя не значишь.
— Вся в мать! — в сердцах воскликнул отец, а я…, — прости, я не хотел.
Хотел, но акцентировать на этом внимание не пожелала. Я посмотрела на отца, которого, между прочим, сложно заставить признать вину, но упоминание о матери между нами — табу. Нет, родительницу я уважаю, претензий ей не высказываю, но… на этом у нас все. Я ей не могу до сих пор простить уход из семьи, а она… она просто пожелала забыть, что у нее есть дочь. Живет в свое удовольствие, иногда нас навещает, вернее, папу, чтобы в очередной раз…
— Саш, давай договоримся, — голос отца врезается в мысли, заставляя вернуться к нашему разговору. Он уже успокоился и готов к диалогу, но судя по жестким складкам у рта и между бровей, мне ничего не «светит». — Я свой бизнес строил в очень непростые годы. Я несколько раз поднимал его с колен, когда меня намеренно вышвыривали с этого рынка. Были времена, когда мои конкуренты плясали с бубном на пепле от моего предприятия, но я вернулся, — отец замолчал, а я виновато уставилась в свою чашку, словно хотела найти там ответы на свои вопросы. Конечно, я помнила, хоть и смутно, как он ночами просиживал в своей тогда еще однокомнатной квартире, пытаясь загородить слабый свет лампы, чтобы, как он думал, не разбудить меня. Я помнила, как он ночами перелопачивал горы документов, чтобы утром, отвезя меня в сад, снова вкалывать на своей работе до вечера. И все ради нас… меня. Конечно, я все знаю и помню, и сейчас… сейчас с моей стороны это эгоизм, но…. — Саша, в бизнесе нет места сантиментам и слезливой мелодраме, что ты сейчас разыгрываешь. Да что я говорю это тебе! Ты сама все видела и знаешь…
— Но, пап… это живые существа, собаки, друзья человеков… тьфу, людей! — попыталась возразить я, но звучало это настолько по-детски, что…
— Саша, это — дворняги! Беспризорные и ненужные, — жестко оборвал меня отец. — Для чего они служат? Просто плодить точно таких же дворняг, брошенных и беспризорных? Которые потом, сбиваясь в стаи, нападают на людей, наводя панику и ужас.
— Папа, но… о них заботятся, — мне с трудом удалось вставить слово, — их кормят, лечат, содержат в вольерах. И да, раньше они жили на улице, сбивались в стаи, но теперь… Пап, люди вкладывали в строительство приюта свои средства, обустраивали эти вольеры, чтобы теперь эти несчастные животные снова оказались на улице? В конце концов, они не виноваты, что кто-то нечистый на руку прикарманил эту землю и теперь выселяет этот приют. Это жестоко, в конце концов! — разозлилась я не на шутку.
Отец внимательно слушал меня, попутно читая какой-то важный документ. Я знала об этой его особенности — читать, писать и слушать собеседника одновременно, да еще и вести беседу с ним, не теряя нити разговора и не упуская даже самой мелкой детали. Хотя, кому-то могло показаться, что это невозможно. Я же знала об этом, так как проверяла и не раз, подсовывая ему на подпись дневник с замечаниями о моем поведении, при этом отвлекая его своим щебетом. Не вышло. Ни разу!
— Хорошо, что ты хочешь от меня? — сменил тактику папа. Ага! Значит, мне удалось его чем-то зацепить, потому что даже мне, своей дочери, он редко уступал, когда дело касалось его бизнеса. Ну, или… хотя, про «или» думать не буду, потому что выйдет мне оно боком. Точно не понравится!
— Пап, я пока прошу только разобраться, кто хочет забрать эту землю. Папа Лизы Липатовой сказал, что в документах там не подкопаешься, но…, — я сделала несчастную моську, — пусть твои юристы посмотрят? Пожа-луйста, — сложила
