Ангел тьмы - Калеб Карр

— Маркус, вы неподражаемый льстец, — ответила она, после чего подошла к Люциусу и легонько клюнула его в щеку, прекрасно зная, что тот ни за что не осмелится самостоятельно к ней прикоснуться. — Привет, Люциус.

Поцелуй привел к тому, что младший Айзексон густо залился краской и тут же полез за носовым платком, чтобы утереть выступивший на лбу пот.

— О, Сара! Как же, здравствуйте. Приятно… видеть вас очень приятно.

— Жаль, обстоятельства не самые приятные, — ответила мисс Говард, оборачиваясь к своей гостье. — Джентльмены, позвольте представить вам сеньору Изабеллу Линарес.

Брови обоих Айзексонов взлетели вверх.

— Супругу личного секретаря консула Бальдасано? — тихо уточнил Маркус.

Сеньора только легко кивнула; мистер Мур, в свою очередь, сокрушенно покачал головой и пробормотал:

— Ну я же репортер, я просто обязан знать это… — и уже громче, Айзексонам: — Слушайте… А почему бы нам с вами, ребята, не уединиться на кухне за чашечкой кофе? Заодно я посвящу вас в курс дела.

Детектив-сержанты, сконфуженные, однако заинтригованные, с готовностью согласились и последовали за ним. Напряжение, впрочем, осталось, но ненадолго — Сара, поднаторевшая в разрешении неловких ситуаций, быстро разрядила обстановку:

— Сайрус? Сеньора сказала, что ее восхитила твоя игра. Быть может, тебе известны какие-нибудь мелодии ее родины?

— Нет, — отозвалась сеньора — с благодарностью, однако настойчиво. — Нет, сеньор, я… не в настроении для подобных мелодий. И воспоминаний… мотив, который вы наигрывали тогда, — то была музыка вашего народа?

— Это была американская народная песня, — объяснил Сайрус, возвращаясь за рояль. — Как и большинство ей подобных, она не принадлежит какому-то конкретному народу.

— Она поистине берет за душу, — сказала сеньора. — Могу я услышать еще?

Сайрус склонил голову, на миг задумался, после чего мягко принялся наигрывать «Лорену» — старый мотивчик. Сеньора Линарес откинулась в кресле, тяжело вздохнула и несколько минут просто внимала музыке. Затем накрыла своей ладонью руку мисс Говард и произнесла:

— Молю бога, чтобы мы оказались правы в том, что сейчас делаем. И чтобы не оказалось, что я попросту сошла с ума.

— Вы не сошли с ума, — непоколебимо ответила ей мисс Говард. — У меня есть некоторый… опыт общения с безумцами.

— Ваш сеньор Мур — он не выглядел настолько в этом уверенным.

— Это в его манере. Он ведь журналист. А журналисты бывают только двух видов — либо циники, либо лжецы. Так вот он из первых.

В ответ сеньора Линарес сумела тихо и болезненно хмыкнуть — и тут в комнату вернулись мистер Мур и братья Айзексоны. Маркус задержался у задрапированного тканью бильярдного стола и оставил на нем ранец с инструментами. Когда же он догнал мистера Мура, Люциус, шедший следом, приблизился к столу, открыл ранец и принялся выкладывать сверкающие инструменты.

Маркус встал рядом с мисс Говард, мистер Мур присел на корточки подле сеньоры Линарес.

— Сеньора, — сказал он, — для того чтобы помочь вам, мы должны убедиться в нескольких вещах: во-первых, осмотреть травмы на вашем лице и голове, а во-вторых, выяснить подробности происшествий в Сентрал-парке и на станции Эл. С вашего позволения, эти люди осмотрят ваши раны и зададут вам несколько вопросов. Процедура может показаться довольно утомительной, но, поверьте, это необходимо.

Сеньора еще раз тяжело вздохнула, после чего выпрямилась в кресле, откинула вуаль и сняла шляпу, сопроводив это всего одним словом:

— Хорошо.

Маркус немедленно вооружился настольной электрической лампой, стоявшей неподалеку, подняв ее над головой сеньоры так, чтобы свет падал на лицо и голову, после чего мягко произнес:

— Возможно, вам стоит закрыть глаза, мадам.

Та подчинилась, зажмурив единственный подвластный ей глаз, и Маркус щелкнул выключателем.

Его лицо дернулось, когда он увидел раны, а ведь подумать только — этот человек совсем недавно хладнокровно изучал обезглавленное, расчлененное и фактически распиленное пополам тело. Но то, что сделали с женщиной, потрясло своей злобностью даже его.

Люциус подошел к брату, держа в руках несколько медицинских и измерительных инструментов — некоторые Маркус тут же у него забрал. Хотя внимание Сайруса за роялем сразу же приковала сцена, разыгрывавшаяся в небольшом круге света посреди комнаты, он не прекратил играть, понимая, что музыка успокаивает сеньору Линарес. Ну а я… я просто снова запрыгнул на подоконник и прикурил сигарету, не желая упускать ничего из происходящего.

— Сара, — сказал Люциус, склоняясь над головой сеньоры с чем-то вроде пары стальных зондов. — Вы же не против конспектировать результаты осмотра?

— Нет, нет, что вы, разумеется, — спохватилась мисс Говард и схватила блокнот с карандашом.

— Очень хорошо, в таком случае начнем с ранений в затылочной области. Скажите, сеньора, вы получили их при нападении в парке?

— Да, — ответила женщина, и на лице ее промелькнула боль. Но она не пошевелилась.

— И где точно это произошло? И когда? — спросил Маркус, не отрываясь от изучения затылка сеньоры.

— В четверг вечером. Мы как раз покинули музей искусств «Метрополитэн». Я часто беру Ану… мою дочь… я часто брала ее туда с собой. Ей очень нравился зал скульптур — даже не знаю, почему. Статуи приводили ее в возбуждение, она всегда так радовалась, удивлялась… В общем, после этого мы с ней всегда сидели у египетского обелиска — она в это время дремала. Обелиск тоже необычайно восхищал ее, хотя и не совсем так, как скульптуры…

— И там на вас и напали — прямо под открытым небом?

— Да.

— И никто этого не видел?

— Похоже, что нет. Весь день накрапывал дождик, и в тот момент все предвещало его возобновление — наверное, людям не хотелось мокнуть. Хотя когда я очнулась, подле меня оказалось несколько весьма любезных человек.

Люциус взглянул на Маркуса:

— Видал, под каким углом? И ведь никаких разрывов.

— Именно, — ответил Маркус таким же деловым тоном. — И вроде даже без сотрясения. — После чего обратился к сеньоре: — Какие-нибудь непривычные ощущения после происшествия вас не преследовали? Звон в ушах, быть может, яркие пятна перед глазами?

— Нет.

— Головокружения, ощущение давления внутри черепа?

— Нет. Меня осматривал врач, — ответила сеньора Линарес, уже немного увереннее. — Он сказал, что…

— С вашего позволения, сеньора, — произнес Люциус, — мы не будем полагаться на чужие отчеты. У нас имеется достаточный опыт общения с нью-йоркскими врачами, равно как и с результатами их трудов… особенно в подобных делах.

Сеньора замолкла, отчего стала походить на школьницу, которая во время урока ляпнула какую-то несуразицу.

— Стало быть, никакого сотрясения… — пробормотал Маркус. — Ай как чисто сработано…

— Угол удара безупречен, — добавил Люциус. — Должно быть, кто-то неплохо… если вот только… Сеньора, вы вроде сказали, что не видели нападавшего?

— Вовсе не видела. Я сразу же провалилась в беспамятство, хотя, мне кажется, не очень надолго. Но к тому времени, когда я очнулась, он уже сбежал. С Аной.

— Вы сказали «он», — заметил Маркус. — Почему?

Сеньора смутилась:

— Я… даже не знаю. Со мной такого раньше никогда не…

— Ничего-ничего, — успокоил ее Маркус. — Все нормально. Я просто спросил. — Однако по тому, как он глянул на мисс Говард, и по возбуждению, что промелькнуло на лицах обоих братьев, я был готов дать руку на отсечение, что все это было ни черта не «просто».

Маркус тем временем вернулся к расспросам.

— Каков ваш рост, мадам?

— М-м… Чуть больше пяти футов и пяти дюймов.

Маркус кивнул, пробормотав:

— Удар прямой, чистый… Не дубинка…

— Точка соприкосновения тоже слишком четкая, слишком жесткая, — согласился Люциус. — По-моему, кусок трубы. Они как раз начали работу над новым крылом музея на Пятой авеню. Начали укладывать трубопровод…

— И там их полно, — добавил Маркус и посмотрел на меня. — Стиви, а ну-ка поди сюда.

Несколько удивленно я подчинился и встал между братьями так, чтобы взглянуть на затылок сеньоры, где красовалась приличных размеров шишка.

— Ну как, знакомо? — спросил меня Маркус с легкой улыбкой.

— Вы что, покопались в моем деле на Малберри-стрит? — спросил я.

— Просто ответь на вопрос, — сказал Маркус все с той же легкой ухмылкой.

Я посмотрел еще раз и кивнул:

— Ну да. Конкретно свистнуто. Хорошим таким обрезочком свинцовой трубы.

— Чудно, — подытожил Маркус, кивком веля мне вернуться обратно на подоконник.

(Ну вот, теперь весь мир знает, откуда взялось мое погоняло. Если кому интересны подробности — не извольте беспокоиться, все будет, разве что малость попозжа.)