Любовь Орлова - Нонна Голикова

В театре Орлову любили, помимо всего прочего, она умела быть хорошим товарищем и надёжным партнёром на сцене. И никто никогда не слышал от неё жалоб ни на её страх быть женой репрессированного, ни на одиночество, ни на вечную нехватку денег. Как и все артистки, она умела, не имея ничего, всегда выглядеть элегантной. Одно и то же чёрное платье служило ей много лет. То менялся воротничок, то поясок, то длина юбки. Спектакли, репетиции, концерты — она была предельно загружена. Но она мечтала ещё и о кино. К сожалению, первые попытки кинопроб оказались неудачными. Оператор, снимавший её впервые, категорически предсказал ей невозможность кинокарьеры из-за родинки на носу, которая, по его словам, на экране закроет собой актрису. Однако вскоре после пережитого Любовью Орловой отчаяния режиссёры Г. Рошаль и Б. Юрцев пригласили её сниматься. И она сыграла в двух кинолентах. У.Б. Юрцева в фильме «Любовь Алёны»: это была небольшая роль иностранки — жены американского специалиста, работавшего в советской России. А у Г. Рошаля в «Петербургской ночи» она сыграла уже главную женскую роль актёрки бродячей труппы. Судьба странным образом подавала знаки будущих триумфов Любови Орловой, переплетая жизнь и творчество в нечто единое целое. Почти все её будущие героини — актрисы, дважды потом ей придётся сыграть американок — в «Цирке» и «Встрече на Эльбе».

Во время съёмок своих первых фильмов Орлова, как уже упоминалось, была неофициальной женой иностранца. Это благодаря ему уже в те годы Любовь Орлова пользовалась репутацией одной из самых элегантных актрис «со своим гардеробом», что играло немаловажную роль и в её профессиональной жизни. Роман с Францем увлёк было её всерьёз, но тут произошла встреча с Григорием Александровым. Она влюбилась сразу и навсегда…

Итак, они встретились. «Вы бы видели её. От неё исходило такое… такая дивная прелесть, какую мне, уж верьте моему слову, просто не приходилось встречать у других актрис. Ни тогда, ни после. А я их много перевидала. Ни у кого не было такой грации, такого лёгкого, весёлого шика — своего, природного», — вспоминала об Орловой начала 1930-х Фаина Раневская.

Изящная, с точёной фигуркой, какая-то очень чёткая — и в речи, и в жесте. Мягкий, глубокий, необыкновенно звучный голос, особая мелодия речи с плавными и очень объёмными гласными. И как бы она ни дурачилась, ни кокетничала и ни смеялась, в ней всегда ощущался некий стержень — нерушимый и надёжный. Двигалась Любочка неотразимо легко и грациозно, и каждый жест её отмечен точностью и законченностью. Красота голубоглазой шатенки Любочки Орловой заключалась в удивительной гармонии, которую она излучала всем своим существом. Ей был 31 год, и за праздничной внешностью и безупречными манерами этой женщины нельзя было и предполагать тягот непрерывного упорного труда, многих лет нужды, беспредельной горечи потерь и страха. Она сразу подкупала абсолютной естественностью, внутренней свободой и — высшее выражение подлинного аристократизма — простотой в общении. Она была актрисой, которая умела всё — быть на сцене живой и заразительной, прекрасно петь и танцевать. Она станет актрисой, которая, являясь урождённой дворянкой, будет лучшей исполнительницей ролей домашних работниц в советском кино. Это была актриса, которая исключила из профессионального лексикона слово «не могу» и которой хорошо была известна нелёгкая цена сценической лёгкости. Любовь Орлова делала только первые шаги на пути к успеху, её только начинали признавать и всё, чего она добилась, пришло к ней благодаря её усилиям, упорству и мужеству. Ни один её шаг вперёд не был освящён счастливым случаем, но был очередным этапом на пути к поставленной цели, этапом терпеливой борьбы за себя, свой талант и своих близких.

Актриса Любовь Орлова была воспитана на верности классическим традициям в искусстве, чему способствовали консерваторское образование и изучение строгих принципов эстетики Художественного театра. Она была человеком долга, хорошо знающим, что такое ответственность за того, кто рядом. На фамильном гербе Орловых, где на лазурном фоне красовался золотой лев, было трижды начертано только одно слово: «Отвага! Отвага! Отвага!» И в тот момент, когда наконец именно случай принёс ей встречу с её любовью, она мечтала о кино.

Александров был на год моложе её, он был счастливчиком и баловнем судьбы. К моменту их встречи Григорий Александров в своём Екатеринбурге уже перепробовал — и всегда с успехом — все мыслимые и немыслимые творческие профессии. Именно его, а не кого-нибудь другого, посылают учиться в Москву. И не к кому-нибудь, а именно к Сергею Эйзенштейну, в его команду он попадает на целых десять лет, участвуя в создании мировых киношедевров. Он объездил Европу и Америку, дружил с Чаплином, знал Горького и пел под гитару Сталину. Ему покровительствовал председатель Государственного управления кинофотопромышленности (ГУКФ) Б. Шумяцкий, и все его таланты обещали раскрыться во всей их полноте. Он был любимцем женщин, царил в любой компании с гитарой в руках, он был режиссёр, артист, акробат, умел ходить по канату на головокружительной высоте без страховки. И даже был чемпионом Москвы по плаванию. Когда он однажды чуть не сорвался с каната, удача поддержала его и он сумел сбалансировать и остался в живых. К 31 году жизни его биография была фантастична, как приключения сказочного героя. Дерзкий экспериментатор, жадный до всего нового, ярый сторонник авангарда в искусстве, Александров с первых же шагов в профессии исключил из своего творческого лексикона слово «нет». У него не было фамильного герба, но был свой собственный девиз: «Всё будет хорошо!» Он повторял его как заклинание, и девиз этот непостижимым образом выручал и хранил его в самых экстремальных ситуациях. И он уже рвался к вершинам волшебного мира иллюзий — к кино!

К моменту их встречи Любочка была формально свободна, хотя Франца все считали её мужем. Александров был ещё формально женат, хотя его жена Ольга фактически уже имела другую семью.

«А ВЫ ПОСАДИЛИ БЫ СВОЮ ЖЕНУ ВЕРХОМ НА БЫКА?»

Итак, Александров мечтал о самостоятельной, вне команды Эйзенштейна, работе над своим фильмом. Мечта эта совпала и с государственной политикой в области киноискусства. Осенью 1932 года состоялось совещание руководства деятелей кино, на котором было сообщено пожелание партии и правительства о создании советской музыкальной комедии на экране.

«Не могу передать, как меня обрадовало партийное поручение — создать жанр музыкальной кинокомедии», — заявил отважный экспериментатор экрана и приступил к поискам сценария, который соответствовал бы его мечтам. Но такого не оказалось. Александров перечитал всё, что прислали на конкурс, объявленный в связи с новым поворотом кинополитики. В этом конкурсе приняли участие буквально все, кто уже хоть как-то заявил о себе в современном кино. Среди них был и Сергей Эйзенштейн, сценарий которого тоже не устроил его недавнего соавтора и сорежиссёра. Построенный на экскурсах в Древнюю Русь, сценарий Эйзенштейна оказался тяжеловесным для того, чтобы создать ту музыкальную комедию, мажорную, искрящуюся и лёгкую, которая виделась Александрову. И к тому же его интересовала только современность.