Карьера Югенда - Ольга Сарник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы не Отто, я бы отвертелся. А если были бы у меня деньжищи, как у старика Дерингера, я бы запустил своё производство мотоциклов. И добился бы идеала, создал бы лучший в мире мотоцикл. И устраивал бы мотокроссы.
Так думал я, мчась по узким дрезденским улочкам. Проезжая мимо массивной кованой ограды знакомого особняка, я притормозил. Удачно разлёгся, возле самой ограды. Говорят, он пишет стихи. Длинный Байрон! Вот он, полюбуйтесь, качается в гамаке в фамильном саду! Поддам-ка я газку!
Страшно напылив, я взорвал чопорное спокойствие банкирского сада. Аксель подпрыгнул в своём гамаке, как ошпаренный кот. И меня понесло:
– Что, вялишься, крыса тыловая? Небось болячки у себя ищешь? Начни с головы, не ошибёшься!
Откуда мне было знать, что я настолько близок к истине! И настолько же далёк… Аксель в бешенстве спрыгнул на землю.
–Заткнись, ублюдок! Завидую тому русскому, который размажет тебя!
– Не родился ещё такой русский! За свою шкуру трясись, папенькин сынок!
Я злобно плюнул через ограду, норовя попасть ему на брюки. Потом дал по газам и снова щедро обдал его пылью. Вслед мне донеслось:
– Кретин! Что за день сегодня!
XV
… Дрезденский вокзал бурлил людьми. Пожалуй, ни разу он не видывал столько народу. Тёплый июньский ветерок трепал знамёна; самое солнце любовалось радостными лицами, цветами и флагами, нарядами дам… Точно парни эти отбывали не на фронт, а в отпуск. Только вместо чемоданов – солдатские вещмешки.
Но как потерянные, стояли в этой праздничной толпе супруги Дерингер. Не отрываясь, смотрели они на ефрейтора вермахта Акселя Дерингера. Невеста его Марта была, как всегда, восхитительна и хладнокровна. Держалась, как на светском рауте. Слишком хладнокровна, раздражённо отметил герр Дерингер.
Зато фрау Дерингер, всегда такая сдержанная, дала волю слезам. Вильгельм, сам сильно расстроенный, никак не мог её успокоить. Даже было неловко – кругом все смеялись и радовались… Герр Дерингер не спускал с Акселя глаз, – хотел насмотреться на него как следует, впрок. Дали свисток. Его сын Аксель занёс ногу в новеньком блестящем сапоге на подножку вагона. Марта критически оглядела своего жениха, стряхнула с его мундира невидимые пылинки и уронила что-то вроде:
– Может, дослужится хотя бы до обер-лейтенанта.
Вильгельм гневно сверкнул на неё глазами.
– Думай о том, чтобы он вернулся скорее! – отрезал глава семейства.
Но Марта не удостоила его даже взглядом. Будь на месте Марты какая другая, от неё осталась бы лишь горка пепла. Не такова была Железная Марта! Наконец она бросила старику Дерингеру короткий, презрительный взгляд:
–Долгие проводы – лишние слёзы. Не мучьте себя и сына.
Так, под аккомпанемент военных маршей и всхлипываний матери, ефрейтор Аксель Дерингер и его увесистый вещмешок поднялись в вагон в числе многих других новобранцев, и помчались на Ленинградский фронт, навстречу новым победам вермахта.
Аксель маячил в окне вагона, махал руками, чтобы уходили, да сам чуть не разревелся. Они хотели было уйти, но мать заупрямилась. Так они и смотрели друг на друга в тоске сквозь пыльные окна. Потом медленно поплыли вдаль – сначала Марта, потом – родители, перрон, Дрезден. А с ними – и мирная жизнь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
В Ленинграде тот день тоже выдался на удивление жарким. Город был выбелен солнцем. Возле фонтана яблоку негде было упасть. Давно в Ленинграде не было такой жары…
Скамейки у фонтана оккупировали «немцы» – выпускники факультета иностранных языков Ленинградского университета. Стоял страшный гвалт. Обсуждали, кто и как сдал или «завалил» сегодня «спец» – государственный выпускной экзамен.
Даже среди многочисленных «немцев» выделялась Галя Гурьянова – высокая, стройная, в лёгком белом платье, подчёркивающем её тонкую талию и длинные точёные ноги. Густые тёмные волосы были собраны в высокую причёску. Маленький, аккуратный, чуть вздёрнутый носик. Пухлые губки готовы улыбнуться. Её глубокие синие глаза смотрят ласково, но проницательно. От них ничего не утаишь.
Такая женщина соперниц не знает.
Подтаявшее мороженое потекло по её пальчику, и Галя, не долго думая, слизала эту сладкую каплю. На это невозможно смотреть спокойно… Два парня неподалёку, разинув рты, наблюдая, едва не свалились в фонтан.
– Фонтан освежает! – заметила Галя.
И звонко расхохоталась. К ней энергично протискивался сквозь толпу Павел, всклокоченный интеллигент вроде Акселя. Только не тощий, – атлет. Когда он пробрался к ней, стало заметно, как он встревожен. Те двое ревниво его оглядели. Но Павел даже не заметил их враждебных взглядов.
– Привет! – выпалил Павел. – Как твой немецкий?
–Пять! – по-детски она вскинула растопыренную пятерню. – Как отличница, под распределение не попадаю, остаюсь в Ленинграде. Представляешь, как здорово! Вот бы теперь кандидатскую защитить! Ты как?
– Четыре. Да плевать на распределение! Скоро распределят!
Павел приник к её уху и зашептал:
– Вся Европа уже завоёвана!
Но мороженое в тот момент интересовало Галю явно больше Европы.
– Европа? Завоёвана? Кем? – рассеянно переспросила Галя.
– Тише! Немцы на них напали! Гитлер! Чую, пригодится тебе твой немецкий…
Галя заботливо поправила воротничок его рубашки.
– Опять капиталистов слушал? Паша, твоё радио когда-нибудь сведёт тебя с ума! Может, они и на нас нападут? «Немцы! Гитлер!».
Галя беспечно засмеялась, но взглянула на Павла и испуганно смолкла.
– Они Гейне в оригинале читают, – немного подумав, с упрёком напомнила она. Будто он был в этом виноват. – Разве они могут напасть? Тем более у нас с Германией договор. Эх, дорого бы я дала, чтобы поговорить с настоящим немцем… По-немецки!
– «Гейне»! «Договор»! – с досадой оборвал её Павел. – Скоро поговоришь! Немцы ужас сколько техники стянули к нашей границе!
– Паша, ты в своём уме? У меня и так забот полон рот. Мне осенью три старших класса дадут, а ты мне голову забиваешь какими-то бреднями! Лучше проводи меня домой. Меня тут, между прочим, чуть не украли!
Обернувшись, Галя задорно помахала товарищам:
– До завтра, други! Увидимся в ресторации!
Нестройно ответил весёлый хор. Галя гордо пояснила Павлу:
– Завтра отмечаем выпуск в «Метрополе». Как взрослые!
Павел, высунув язык и вытаращив глаза, состроил ей смешную гримасу, и Галя снова расхохоталась. Её смех звенел, как серебряный колокольчик. Павел подал ей руку, и они чинно направились к остановке. Задребезжал, подъезжая, трамвай, и они по-детски припустили, взявшись за руки.
