Жил-был кудесник - Виталий Забирко

- Пожаловал, - прогнусавил Урод, уставившись в Летописца белыми круглыми глазами из-под кустистых бровей. - Давно поджидаем...

- Кто ты? - сдавленно выдавил Жилбыл.

- Ха, ха, - раздельно произнёс Урод. - Я твой - Кошмар. Отныне и до скончания жизни.

Пальцы на ногах Урода шевелились, и из-за закрывающего рот мясистого носа, казалось, что это они произносят слова.

- Вижу, тебе по душе пришлась наша берёзовая каша, - продолжал Урод. - Ещё хочешь?

Жилбыл молчал. Диким и несусветным казался ему новый мир. Он просто не имел права на существование.

- Не хочешь? Жаль... Хорошо отбитое мясо Летописца вкусно необычайно...

В печи вдруг сам собой полыхнул огонь, откуда ни возьмись появился огромный чан с клокочущим крутым кипятком.

- Ох, и поужинаю я знатно! - причмокнул Урод. Пальцы на животе расцепились, и громадные ладони потянулись к Летописцу.

- Я тебе что сказала? - внезапно загрохотал в тереме треснутый старушечий голос. - Не тронь его. Он мне ещё нужен!

Словно кто ударил по рукам Урода. Он в страхе сжался на стуле.

- Прости, Государыня, не буду... - жалостливо проблеял он. - Уж больно аппетитен с виду твой Летописец...

Урод вдруг раздулся, покраснел от натуги и гаркнул на Жилбыла:

- Пошёл вон! И чтоб глаза мои тебя не видели, а то сварю! Здесь я теперь живу!

И тотчас из печи в лицо Летописцу пыхнул вихрь огня и сажи, подхватил его и выбросил сквозь стену на сложенную во дворе поленницу дров. Под дождь и ветер, но, право слово, здесь было гораздо лучше, чем в полутьме смрадной горницы.

От свежего воздуха голова у Жилбыла закружилась, и он обессилено закрыл глаза.

Мелкая холодная морось сеялась на запрокинутое лицо; и это было приятно, и глаз открывать не хотелось. Двигаться не хотелось тоже, но кто-то настойчиво и в тоже время осторожно теребил меня за рубашку у сердца.

"Жужинья Тенка прилетела", - подумал я и, улыбнувшись, аккуратно накрыл её ладонью. Но это была чья-то рука. В недоумении я открыл глаза и увидел над собой склонённое синюшное лицо бомжа.

- Тише, паря, тише, - свистящим шёпотом проговорил он, дыша мне в лицо смрадом горницы Урода.

Я мгновенно всё понял, крепко сжал ладонь бомжа и резко выпрямился на скамейке.

- Что-то ты, мужик, мне не нравишься... - процедил я.

- Ты чего? - перешёл в атаку бомж. - Я тебе помочь хотел! Гляжу, дуба даёшь...

Он дёрнулся, попытавшись вырвать руку, но я выбросил к его глазам два растопыренных пальца, и бомж сразу затих.

- Не рыпайся, глаза проткну! - зловеще пообещал я.

Кажется, бомж обделался. Во всяком случае, завоняло от него ещё сильнее. Тогда я удобнее перехватил его руку, завернул её, и бомж, охнув от боли, развернулся ко мне спиной.

- Стой так, - предупредил я и свободной рукой проверил свои карманы. Деньги были на месте. Не успел.

- Гуляй, мужик, - отпустил я бомжа, пнув ногой в зад. И он принялся улепётывать во все лопатки.

Но вонь с ним не ушла. Я посмотрел на ладонь, которой держал бомжа за руку. Вся ладонь была в грязных разводах, и смердело от руки немилосердно. Чёрт его знает, может, через полгода-год и я таким буду...

Я тщательно вымыл руки в луже, но от вони бомжа так и не избавился. Вероятно, он запачкал и мою куртку, а может, запах настолько въелся в обоняние, что действовал на меня чисто психологически. Знал я за своим чувством восприятия такие штучки. Теперь только посторонний человек мог определить, действительно ли от меня несёт отбросами, или это шуточки моего гипервпечатлительного обоняния.

Морщась от преследующей меня вони, я зашёл в магазин и купил буханку хлеба, два килограмма варёной отечественной колбасы и десяток яиц. Как ни манили меня пёстрыми наклейками иностранные сыры, сервелат, шоколад и консервы, на большее я не решился, так как от устиновской "мзды" у меня остались лишь три купюры. На полкило датской ветчины, или десять кэгэ нашей синюшной варёнки. Велика щедрость отечественных нуворишей! Четвертак мне бросил Устинов по советским временам. Впрочем, и на том спасибо - гостей кормить-то чем-то надо? Если разумно распределить, так недели на три хватит - ведь свою смехотворную зарплату я ухитрялся растягивать на месяц. А гости, кажется, у меня будут долго...

В овощном магазине я, стыдясь самого себя - чем гостей потчую?, приобрёл килограммов пять сморщенной, гнилой картошки по бросовым ценам. А что делать, если на базаре нормальный картофель стоит почти как датская ветчина? Хотел купить ещё и капусты, но борщ варить я не умел, поэтому махнул рукой и направился домой.

Тихонько открыв дверь квартиры, я бесшумно проскользнул в прихожую и, кажется, правильно сделал. Дверь в комнату была плотно закрыта, и в квартире стояла тишина. Отсыпаются мои гости... Сняв куртку и разувшись, я невольно отметил, что против обыкновения Шипуша у порога меня не встретила. Видно, сильно на неё подействовала ночная стрессовая ситуация. Впрочем, зайдя на кухню, я понял, что утром кошка заработала ещё одно нервное потрясение - вермишель и обе банки консервов исчезли, как исчез из холодильника и обветренный кусок колбасы. Я сунул купленную колбасу и яйца в холодильник, хлеб водрузил на стол, сумку с картошкой бросил под стол, а сам быстренько юркнул в ванную комнату, чтобы хоть как-то отмыться от вони бомжа.

И здесь уже я испытал нечто вроде шока. Женщины есть женщины - на леске над ванной были развешены выстиранные предметы их нижнего туалета. Со времён семейной жизни моя квартира не видела такого. Особенно поражал бюстгальтер Елены: вот уж, действительно, не обидел бог дочь Татьяны просто гамак какой-то! Стараясь не обращать на него внимания, я закрыл дверь, стащил с себя одежду и, сцепив зубы, стал обмываться холодной водой. А куда денешься, если горячую давали только по субботам, да и то всего на час.

Когда я уже заканчивал мыться, выбив-таки из ноздрей ледяной водой въедливый запах отбросов, из кухни до моего слуха донеслось тихое звяканье посуды.

"Татьяна", - с надеждой подумал я, одеваясь. Встречаться с Еленой почему-то не хотелось. То ли я действительно постарел и разучился находить общий язык с молодёжью, то ли мы с Еленой, как это говорят, "не сошлись характерами".

К счастью, на кухне действительно была Татьяна.

- Привет, - шёпотом сказала она.

- Привет, - так же шёпотом отозвался я. - Дочка спит?

- Да, - кивнула Татьяна, чистя картошку. - И где ты только такой дряни купил?

Я покраснел и развёл руками. Кажется, Татьяна поняла меня.

- Извини, - стушевалась она. - Я как-то не привыкла к такому. Даже сейчас у нас со снабжением было лучше, чем у всех. Сам понимаешь - армия...

- Я тоже к такому ещё не привык, - кивнул я. - Всего год назад на моём столе такой пищи не было.