Притворщик (СИ) - Резник Юлия

Наверное, от выпитого чувствую себя королевой танцпола. Ко мне кто-то клеится. И не отлипает, даже когда я оборачиваюсь. Может, зря я так циклюсь на своем несовершенстве? Иногда мне кажется, что я уделяю своей внешности гораздо больше внимания, чем посторонние.

Улыбаясь, выворачиваюсь из рук незнакомого ушастого парня и пячусь, неминуемо врезаясь в…

– Сашка!

– Угу. Тебя на пять минут нельзя оставить, сразу кто-то начинает подкатывать.

Смотрю на него внимательно, обвив реками шею парня. Нет, он серьезно? Громко смеюсь, понимая, что да! Он и впрямь думает, что за мной идет настоящая охота. Ерошу черные и такие мягкие волосы. Ну какой же дурачок, а? Впрочем, пусть. Пусть лучше так думает.

В этот момент динамичный трек заканчивается, и диджей включает медляк. Сашка привлекает меня к себе. Я обвиваюсь вокруг него как лиана. Раскачиваемся в танце, едва переставляя ноги. Так хорошо. Немного голова кружится, и перед глазами мельтешит светомузыка, но хорошо. Я тону в мелодичном напеве. В Сашкиных резковатых духах, которыми он щедро полился, и только одно все портит – после пива очень в туалет хочется. Прямо аж поджимает. Дотерпев до последнего, кричу Сашке, что мне надо припудрить носик, и несусь в сторону туалетов. А те, как назло, далеко. Нужно пройти по коридору.

Туалетные комнаты устроены странно. У каждой есть предбанник с диванчиком, вешалкой по одну сторону и раковиной под шикарным зеркалом – по другую. Между ними, соответственно, располагается дверь в туалет. Несусь туда, с тихим вздохом облегчения делаю свое дело и хочу было уже выходить, когда дверь хлопает, а дальше… Дальше события развиваются так стремительно, что я тупо не успеваю как-то отреагировать.

– Да-да! Трахни меня, трахни…

Ситуация – нарочно не придумаешь. Обозначить свое присутствие ужасно неловко. Затаиться? Кажется, еще хуже. А между тем за дверью раздается металлический лязг. Почему-то я уверена, что с этим звуком о край раковины ударяет пряжка ремня. Охи, ахи… Шуршание одежды. Стон, сквозь который прорывается короткий развязный смешок. Едва слышный шелест разорванного конвертика презерватива. Едва слышный, да… Но такой отчаянно громкий, что на какой-то миг заглушает шум крови в ушах.

Боже мой. Я даже дышать боюсь. Кажется, что меня непременно услышат. И обвинят… В чем? В том, что я подслушиваю? Какого черта?! Не я же к ним пришла! Но какие бы я ни выстраивала в голове доводы, сердце никак не желает успокаиваться.

– Да-а-а! Вот так…

Влажные хлюпающие звуки, шлепки, стоны. Это все отвратительно. Так почему же я наклоняю голову, чтобы исхитриться еще и увидеть сначала руку с длинными узловатыми пальцами, сжавшимися на загорелом бедре, белоснежную манжету рубашки. Горло с выступающим кадыком, запрокинутую к потолку голову, белоснежный оскал зубов…

Я всхлипываю, узнав Матиаса, и этот звук тонет в каком-то непристойном жеребячьем фырканье, издав который, брат срывается в такой темп, что, кажется, столешница, на которой лежит его баба, этого просто не выдержит.

И я этого не выдержу тоже. У меня, кажется, пульс за двести. И ведь мне остается только это все пережить. Никаких других вариантов не существует, момент упущен. Я прижимаюсь горящей щекой к кафелю. И смотрю… Смотрю… Почему-то не в силах оторваться. Как он кончает в три толчка, один из которых сильный и такой глубокий, что у девушки под ним отрываются от пола ноги. А следом два коротких. Следом он отваливается, сдергивает с еще не опавшего члена презерватив и, отправив его в ведро, обтирает себя смоченным под краном полотенцем.

И все это на уровне моих глаз. В детальных омерзительнейших подробностях.

Я как будто в бреду. И так страшно! Что если они сунутся в туалет? Вот что я буду делать?

И каково это… вот так?

Эта мысль проскальзывает в голове, затронув меня лишь краем. Но и её хватает, чтобы возненавидеть себя до тошноты.

– Кайф! Ну какой же кайф, Матюш… Ты просто зверюга.

Девка мерзко хихикает. Шуршит одежда, а я… Я забиваюсь в угол, приваливаюсь к стенке и, подтянув колени к груди, молюсь о том, чтобы они поскорей ушли. В этот момент кто-то начинает стучать в дверь. В ту, что ведет наружу. Эти двое неторопливо заканчивают свои дела и выходят под чей-то осуждающий бубнеж. Я отсчитываю до тридцати и вылетаю следом, чуть не врезаясь в сунувшуюся в туалет женщину. Плевать. Даже не извиняюсь. Просто пулей лечу мимо, ничего перед собой не видя, пока не натыкаюсь на кого-то в полумраке. Поднимаю лицо.

– Аня?

Это глупо, да… Не спорю. Но я просто не могу с ним сейчас говорить. И пофиг мне на то, как это может выглядеть. Я просто пячусь, не сводя с брата глаз, обхожу его по дуге и, сорвавшись, несусь дальше. На воздух. Мне нужен воздух. Там точно станет лучше. Там все пройдет…

Вылетаю за дверь. Позади остаются грохот басов и клубный гомон. Я как будто попадаю в другое измерение. Подставляю лицо ветру. Тот приятно холодит горящие щеки и проникает под узкую юбку. Это невероятно, но там мне тоже нужно остыть. Кажется, мне никогда этого не пережить. Но минут через десять меня заставляет вернуться мысль о том, что меня наверняка уже потеряли.

Нагрянуть в клуб, как ни в чем не бывало, стоит всех сил. Еще хуже становится, когда я замечаю, что пока меня не было, в нашей компании случилось прибавление.

– Ань, ну где ты ходишь?! Посмотри только, с кем мы встретились! – радуется непонятно чему Светка, тыча Матиаса в бок. Я стискиваю зубы и шагаю к столику.

Глава 10

Настроение такое, что хочется или самому выпилиться, или убить кого-то. Хотя почему кого-то? У моей злости вполне понятный вектор. Смотрю на размалеванную сестренку, а та, напротив, глаза отводит. И этим лишь сильней убеждает меня в мысли о том, что именно она стала невольным свидетелем моего маленького туалетного приключения.

– Привет.

Аня так сильно краснеет, что это не в силах скрыть ни ее щедро нанесенное тональное средство, ни пульсирующий свет стробоскопов. Мажу взглядом по бешено колотящейся на ее шее венке, и тут же лениво соскальзываю на руку молокососа, опустившуюся ей на бедро. Секунду назад Анина подружка представила мне его как ее парня. Занята она, да? Дел невпроворот? И вроде понимаю, что сам таким безалаберным был в ее годы, и что, по сути, она ничего никому не должна, но во мне, наверное, слишком много бессильной злобы, чтобы ни на ком ее не выместить.

– Привет. Как жизнь? Уже чуть посвободней с делами?

Стоит этим словам сорваться с моих губ, как глаза сестренки вспыхивают праведным гневом. А я знал, между прочим, что темперамент у нее ого-го. Откуда-то знал, да… И теперь с интересом естествоиспытателя наблюдаю, как через напускное проступает она настоящая.

– Хочешь мне что-то предъявить? – цедит, наклонившись к моему уху. В ушах гремит музыка, но почему-то кажется, в этом невообразимом хаосе я отчетливо слышу, как колотится ее сердце. Аня сидит слишком близко. Мне ее чересчур… В ноздри проникает аромат разгоряченной в танце покрытой испариной кожи. И взмокших волос.

Не понимая, какой между нами с Аней ток, о чем-то без умолку щебечет Гордеева. Если эта девка и затыкается, то лишь когда спит. Не знаю, как Аня ее терпит. С другой стороны, а что ей остается? Жилье ей так и не дали. Вот почему одной из просьб отца, которую он сам обозначил едва ли не как последнюю, была просьба купить девчонке нормальную квартиру в центре. И за одно только это она могла бы проявить к нему чуть больше интереса. Уважить, мать его, желание отца увидеться. Потому что каждая встреча с ним может оказаться последней.

Стакан в моей руке лопается. Светка визжит. А Аня, напротив, стихает, с ужасом глядя на мою покрытую кровью руку.

– Упс. Пойду… Приведу себя в порядок. Отдыхайте.

Выбираясь, задеваю плечом сестренкиного хахаля. Пульсация в ушах усиливается. Кажется, я здорово перебрал. Ну и хрен с ним. Я же хотел забыться! И Динку драл лишь потому, что надеялся хоть так разогнать картинки сегодняшнего дня. Хреновые, блин, картинки.