Странные клятвы - Мэри Патни

Сейчас де Вер с лордом Теобальдом находился в Нормандии и будет отсутствовать еще два месяца, поэтому Мериэль была и хозяином, и хозяйкой замка до его возвращения. На пути к конюшне ей пришлось остановиться, чтобы оценить курицу, которую при­нес крестьянин в качестве арендной платы. Управля­ющий уверял, что птица больна, а ее хозяин клялся, что она толста не от болезни, а от жира.

По обычаю, птица считается здоровой, если при сильном испуге может перелететь через забор или стул, и Мериэль наблюдала, как крестьянин пытался продемонстрировать возможности своей питомицы, од­нако, по мнению девушки, речь шла не о здоровье, а о глупости курицы. Три попытки были сделаны, что­бы заставить ее лететь в нужном направлении. При­крыв глаза, чтобы не выдать душивший ее смех, Ме­риэль приняла подношение, сочтя плату за аренду достаточной, затем со всех ног бросилась в конюш­ню, чтобы больше никто не смог ее задержать.

Закрыв за собой дверь, она повернулась к соколь­ничему, но вынуждена была остановиться – Эдмунд зашивал веки недавно пойманному соколу.

Когда птицу временно ослепляют, она чутко реа­гирует на прикосновения и звук. Через несколько дней, когда сокол привыкнет к неволе и командам, швы с век будут сняты.

Им повезло с сокольничим. Эдмунду было уже не­мало лет, и он провел большую часть своей жизни в услужении у знатного землевладельца, но тот неспра­ведливо обвинил его в гибели ценного норвежского сокола и выгнал. А теперь соколиная охота в Эвонли процветала, благодаря птицам, великолепно трениро­ванным Эдмундом.

Когда сокольничий закончил заниматься с птицей, Мериэль сказала:

– Я пришла за Чансон, чтобы вывезти ее прогу­ляться.

Мужчина встревоженно взглянул на хозяйку.

– Будьте осторожны, она сегодня нервничает.

– Когда я не была осторожной? – изумленно под­няв брови, спросила девушка, осторожно идя по тем­ному помещению и стараясь не побеспокоить никого из животных.

– Вы пока не испортили ни одного сокола, – ми­лостиво согласился Эдмунд, не пытаясь скрыть дру­желюбной улыбки. Сначала у него возникли некото­рые сомнения по поводу такой добровольной помощницы, но со временем он убедился в ее боль­шой любви к животным и птицам и особенном даре общения с ними, равнявшимся его собственному мас­терству. Ее знаний, естественно, было недостаточно, но под его мудрым руководством пробел легко было заполнить.

Издавая тихие горловые звуки, Мериэль взяла со­кола с колпаком на голове и посадила на левое за­пястье. Чансон заворковала от удовольствия, распу­шив перья и позванивая колокольчиками, затем вытянула шею, чтобы хозяйка погладила ее. Птица была одной из самых больших и благородных соко­лов, имевшихся в Британии, их иногда называли дво­рянскими соколами, потому что правом иметь их обладали только знатные землевладельцы.

Чансон была одной из двух пищавших птенцов, ко­торых Мериэль нашла прошлой весной, когда гостила у кузины матери в южном Уэльсе. Одного сокола обучили и преподнесли лорду Теобальду в качестве благодарности за подаренное поместье. Чансон была собственностью девушки, и Мериэль любила и пестовала ее не меньше, чем Руж, погибшую два года назад.

Мериэль направилась к конюшне, где ее лошадь находилась под присмотром Эйлофа. Она приказала сменить дамское седло на мужское, которое обеспе­чивало устойчивое положение всадника – важней­шее условие для соколиной охоты. Усадив хозяйку в седло, Эйлоф сказал:

– Я буду готов через минуту, госпожа.

– Занимайся своими делами, я хочу ехать одна, – остудила его пыл Мериэль.

Конюх с сомнением окинул взглядом хрупкую фи­гурку.

– Сэру Алану не понравится ваше решение.

– Но он ведь в Нормандии и не узнает об этом, не так ли? – возразила девушка, и спорить с ней было бесполезно. – Я не выеду за пределы Эвонли, так что беспокоиться не о чем.

Все еще сомневающийся Эйлоф нашел более вес­кий аргумент.

– Когда два графа рыскают по Шропширу, словно голодные дворняги, каждый раз устраивающие драку из-за кости, неразумно женщине одной отправляться на охоту.

– Я буду в полной безопасности – от лордов-со­перников нас отделяет королевский лес, – ее губы искривились в хитрой усмешке. – Если один из них решит напасть на Эвонли, то его не остановят даже совместные усилия наших рыцарей и крестьян.

– Я беспокоюсь не о замке, а о вас, – упрямо возразил конюх. – Что, если вам встретятся разбой­ники?

– Ой, хватит! – Мериэль хихикнула и любовно погладила шею лошади. – Если я встречу разбойни­ков, Розалия легко унесет меня.

Эйлоф не успел возразить, а девушка, пришпорив лошадь, уже ехала по двору, вытянув левую руку, на которой спокойно сидела Чансон – сразу чувствова­лась немалая практика. Почему мужчины все время суетятся возле нее, как встревоженные старые дядюшки? А все слуги, и мужчины и женщины, обращаются со своей госпожой со смесью уважения и пок­ровительства, что иногда раздражало Мериэль.

Проезжая мимо полей, где трудились крестьяне, девушка дружелюбно улыбалась и, отвечая на их приветствия, махала рукой в ответ. Все работники прекрасно знали, что хозяин и его сестра трудились в поте лица, ничуть не меньше их самих.

Проехав поля, Мериэль отпустила поводья, пре­доставив Розалии полную свободу. Ветер, несущий с собой дурманящий запах цветов, отбрасывал назад ее длинные косы и приятно холодил лицо. Девушка сме­ялась от удовольствия. Невозможно было представить, что такой блистательный день может таить угрозу. Каждый час свободы – это счастье, недоступное монахине. Бывшая послушница очень редко ощущала тоску по спокойной жизни Ламборна. Закрыв глаза, она вспомнила свое видение, архангела с горящим мечом, и еще раз подумала, что сделала правильный выбор.

Временами ее мучили сомнения. Сразу после отъ­езда из монастыря Мериэль прислуживала леди Тео­бальд, принимая участие в шумной, заполненной событиями жизни замка, с удовольствием выполняя приказания дружелюбной и рассеянной хозяйки, но теперь ей нравилась жизнь в Эвонли, где каждый день приносил радость и удовлетворение. За полями и обширными пастбищами лежали ничейные земли, кото­рые возделывали за много лет до нормандского заво­евания и которые Алан надеялся вновь освоить. Выехав на такое место, Мериэль, натянув поводья, остановила лошадь и сняла колпак с головы Чансон.

– Можешь поиграть, дорогуша.

Погладив шею птицы и дождавшись порыва вет­ра, девушка подбросила сокола. Шумно хлопая крыль­ями, птица взмыла ввысь, рассекая воздух редкими взмахами, явно наслаждаясь свободой. Хозяйка на­блюдала за ее полетом, испытывая острую зависть и чувствуя самую настоящую боль. Нет ничего прекрас­нее свободного полета.