Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной - Белла Ахмадулина

Ираклий Абашидзе[83]

КОРНИ

Вознесен над Евфратом и Тигром,сверху вниз я смотрел на века,обведенные смутным пунктиром,цвета глины и цвета песка.

И клонилась, клонилась средь ночик Междуречью[84] моя голова.Я без страха глядел в его очи,словно в очи заснувшего льва.

Там, вверху, я оплакал утратутех времен, что теперь далеки,когда белая темень Урарту[85]вдруг мои осенила зрачки.

И когда в повороте капризномпромелькнул, словно тень меж ресниц,дорогой и таинственный призракшумерийских и хеттских границ [86].

Приласкать мои руки хотели, —но лишь воздух остался в руках, —голубей, обитавших в Халдее [87],в разоренных ее облаках.

Что-то было тревожное в этомвихревом и высоком дыму,белым цветом и розовым цветомвосходившем к лицу моему.

О, куда бы себя ни умчала,свой исток да припомнит река!Кровь моя обрела здесь началои меня дожидалась века.

В скольких женщинах, скольких мужчинахбилась пульсов моих частота.Так вино дозревает в кувшинахи потом услаждает уста.

И пока тяжелы мои корнипосреди занесенных полей,я — всего лишь подобие кронынад могилою этих корней.

ХВАМЛИ[88]

Я, как к женщинам, шел к городам.Города, был обласкан я вами.Но когда я любил Амстердам,в Амстердаме я плакал о Хвамли.

Скромным жестом богини ко мнепротянула ты руки, Эллада [89].Я в садах твоих спал, и во сневидел Хвамли я в день снегопада.

О Эмпайр [90], по воле твоейя парил высоко над Гудзоном [91].Сумма всех площадей и полейпредставлялась мне малым газоном.

Но твердил я: — О Хвамли, лишь ты,лишь снегов твоих вечный порядок,древний воздух твоей высотытак тяжел моим лёгким и сладок.

Гент[92], ответь мне, Родос [93], подтверди —вас ли я не любил? И не к вам лия спешил, чтоб у вас на грудиопечаленно вспомнить о Хвамли?

Благодарствуй, земля! Женских глазнад тобой так огромно свеченье.Но лишь раз я любил. И лишь развсё на свете имело значенье.

Воплотивший единственность ту,Хвамли, выйди ко мне из тумана,и вольюсь я в твою высоту —обреченный, как сын Амирана.

ОПУСТЕВШАЯ ДАЧА

Увы, ущелие пустое!Давно ли в сетке гамакажелтело платьице простое,как птица в глубине силка?

Давно ли женщина гляделаглазами чуть наискосок?Кто улетел? Что улетелои след впечатало в песок?

Давно ль смородиной зеленойиграли пальчики любвии на веранде застекленнойшел спор меж милыми людьми?

Но кто ж возник здесь? Что возникло?Кто плакал и не вытер слёз?Какой бесчинствовал возница?Куда увез? Зачем увез?

Под сенью бедного орехачего я жду? Кого я жду?Какого голоса и смеха?Какого шепота в саду?

Так утром, при погоде славной,я шел меж опустевших дач,овеянный печалью сладкойи предвкушеньем неудач.

«Я книгочей, я в темень книг глядел…»

Я книгочей, я в темень книг глядел,я звездочет, я созерцал пространство,невежда, я не ведал — где предел любви,что беспредельна и прекрасна.

Есть край бескрайним лепетам молитв,и мера есть безмерным лептам плача.Как я молился! Сколько слёз пролил!Избыток муки — вот моя удача.

Я ранен был, и мертв, и снова жил,и, в бесконечной грусти мирозданья,грущу о том, что мало послужилоплошности чрезмерного страданья.

ДАЛЕКАЯ ШХЕЛДА[94]

Тот снег — в ожидании нового снега,скажу лишь о нём, остальное я скрою.И прошлой зимой длилось действие небанад Шхелдою, над осиянной горою.

Свеченья и тьмы непрестанная смена —вот опыт горы, умудряющий разум.Тот снег в ожидании нового снега —в недвижности, но и в азарте прекрасном.

Неистовый дух, вечно алчущий света,молящийся, страждущий и дерзновенный.Тот снег в ожидании нового снега.Далекая Шхелда и сумрак вселенной.

1958

КАМЕНЬ

Я сравнивал. Я точен был в расчетах.Я применял к предметам власть свою.Но с тайною стихов неизреченныхчто мне поделать? С чем я их сравню?

Не с кладом ли, который вдруг пораниткорыстный заступ, тронувший курган?Иль равен им таинственный пергамент,чей внятный смысл от всех сокрыл Кумран [95]?

Иль есть в них сходство с недрами Армази,присвоившими гибель древних чаш?Их черепки сверкнут светлей алмаза,но не теперь, — когда настанет час.

Иль с Ванскими пещерами [96]? Забавакакой судьбы в тех знаках на стене?Или с Колхидой [97], копья и забралахранящей в темноте и тишине?

Нет, с нежным чудом несвершенной речисравниться могут — не сравнявшись с ней —лишь вещей Мцхеты сумрачные свечи,в чьем пламени живет душа теней.

Не искушай, метафора, не мучайни уст немых, ни золотых чернил!Всему, что есть, давно уж выпал случай —со всем, что есть, его поэт сравнил.

Но скрытная, как клинопись на стенах,душа моя, средь бдения и снов,всё алчет несравнимых, несравненных,несказанных и несказанных слов.

Рука моя спешит предаться жесту —к чернильнице и вправо вдоль стола.Но бесполезный плач по совершенству —всего лишь немота, а не слова.

О, как желает сделаться строкоюневнятность сердца на исходе дня!Так, будучи до времени скалою,надгробный камень где-то ждет меня.

1959