Собрание стихотворений - Георгий Шенгели
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1924
«Всё, что надо, есть: и лампа…»
Всё, что надо, есть: и лампа,И бумага, и тишина, –Что же гипсовая немотаЗаливает мои слова?Да ведь если они и мертвы,Если надобен слепок с них,Неужели скульптор не понял,Что заливает он пустоту?Что когда он разымет глыбку,То неровный крохкий провалЗазияет, как могилка,В слишком встряхнутом кирпиче?И тогда — пусть кличут звоны,Пусть христосуются вокруг, –Самый старый вздохнет и скажет:«А кому-то уже пора!»
1924
«Зачем приносишь на твердых ботфортах…»
Зачем приносишь на твердых ботфортахПесок голубой с далеких пляжей,На пробковом шлеме зачем мерцает,Как будто ветром полна, кисея?В углу моем темном жучок стрекочетВ старинных книгах, в тугих переплетах,Мне здесь уютно, здесь я пригрелся,И ровною ниткой свивается жизнь.Ты помнишь: смеющийся чревовещательОткидывал крышку с пустой шкатулки,И кто-то кричал, бормотал оттуда:«Оставь, закрой же, я здесь привык».
1924
К ПОРТРЕТУ А.О. РОССЕТИ
На вдумчивом не потускнел портретеОгромных глаз прозрачный черный мед…О ласточка, о милая Россети,Не досягнул к нам легкий твой полет.Жуковскому твой смех звучал приятно,Пред Пушкиным твои уста цвели.И думал я не раз: как благодатноТы заменить могла бы Натали.Но, слушая капризный лепет Музы,Как трезво, как спокойно знала ты:Не для тебя любовные союзыС любовниками вечной красоты.Бедняк услышал вздох твой, страстью пьяный…Кому тебя за это осудить?Друг Пушкина, для нас ты будешь жить,Как для него, — красой смуглорумяной.
1924
«О книжный плен! Истаял год, как льдина…»
О книжный плен! Истаял год, как льдина.Полнее папки и пестрей тетради, –И сны гудят суровым сквозняком,Последний пепел унося в просторы.Уходит жизнь, но остается книга…Да, кто, когда, глядя на полки шкафа,Помыслит, что их урны уставляют,И, взяв мою и прочитавши имя,Помыслит, что и я когда-то жил?
30. III.1925 (?)
ТРУБКА
Этот корень виноградный,Узловатый и тугой,Я схвачу рукою жаднойИ конец прижму ногой.Мы поборемся упорноУ зазубренной скалы,Над которою просторноВ небе плавают орлы.Я сломлю его крутую,Туго скрученную плоть,Чтобы трубку золотуюИзогнуть и проколоть.Чтобы горький дым табачныйВзвился в небо вдоль скалы,Где плывут в простор прозрачныйРавнодушные орлы.Чтоб хоть в этих фимиамахМне прославить удалосьВсех высоких и упрямых,Презирающих насквозь.
1925
«Умолк вечерний дождь. И горних облак вязь…»
Умолк вечерний дождь. И горних облак вязьПылает в воздухе промытом.Матрос налег на руль. Упруго накренясь,Бриг двинулся, дрожа бушпритом.А буревестники над пепельной волной,Скользя, стеклянным кличут кликом,Но мысли мерные рокочут надо мнойО непреклонном и великом.Да, воскресить, друзья, великолепный бред,Сны о Колхиде несравненной,И золотым руном, как знаменем побед,Отяготить корабль надменный!Необозримые потом проплыть моряИ, руль направя к землям старым,В родимой гавани повергнуть якоря,Гордясь богатством и загаром!..И расступается пред водорезом Понт,Музыка ветра мачту клонит,И бронзовым зерном, расплавя горизонт,Закат ссыпается и тонет…Друзья! Созрела жизнь! Уже прошел июль,И нам одна осталась вера:Мы жаждем подвига. Мы нажимаем руль –Как бы гашетку револьвера!
1925 (?)
«В голубом эфира поле…»
Ходит Веспер золотой.Старый дож плывет в гондолеС догарессой молодой.Догаресса молодая,Призадумавшись, глядит,Как звезда любви, играя,Мутны волны золотит.Глянул дож и поникает,Думой сумрачной томим:Ах, опять красой сверкаетТот патриций перед ним,Тот прелестник и повеса…Вдруг донесся дальний крик,И пугливо догарессаОбратила бледный лик.Молвил дож, помедлив мало,Указуя на волну:«То спустили в глубь каналаДолг забывшую жену».Догаресса поневолеПрикрывает взор живой.В голубом эфира полеНикнет Веспер золотой.
1925
«За окнами — многоэтажный дом…»
За окнами — многоэтажный дом, –Но вечером мне видится другое:По этажам огни горят вразброску,И кажется, что домиков гурьбаСтупенчато на холм крутой восходит…И снова я в моей Пантикапее…Мой пробковый сейчас надену шлемИ в темноту, в темно-соленый ветер,По улицам, по крупной чешуеБулыжников, пойду туда. Там бело;Акации, как Пропилеи, всталиИ древностью, и медом, и любовьюСтруятся вниз… А там, на черной глади,На ониксе полуночного моряХрустальными огнями обведенНастороженный очерк миноноски…
1925
ВИТРИНА
За зеркальной литой плитойВесь блистающий эталаж:Медь буссолей и компасовИ хрусталь чечевиц и линз.В них ломается луч и взор,В них меняется путь и цель, –И совсем по-иному мирПонимает, кто любит их.Надо мною лопочет дождь.За спиною трамвай брюзжит,А в глаза мне сияет спектрОт угасшей давно звезды.Я пошел купить папирос,А настойчивая буссольВся играет в морях и льдахСиневою и серебром.Я в старинной книге прочелПро китайский хрустальный шар,Столь прозрачный и шаровой,Что увидеть его нельзя,Что его точили сто лет,Шлифовали сто лет его, –И китайцы гордятся тем,Что не нужен он никому…Я такой бы похитил шар,Я на звезды в него б глядел,И поверил бы я, что мирИзменяется сам собой.
1925
ПЕЙЗАЖ
Какая скудная и косная земля!Как он неповоротлив — камень!А в море лунная толчется толчея –Чешуйчатый и легкий пламень.Он надвигается на черный Карадаг,Играючи, стыдясь и тая.О несказанная краса и нежность влаг,Олеография святая!..Луна ушла за мыс, и резкая гораВдруг стала выше, в звезды прянув, –И разверзается уже за ней играГолубодышащих вулканов.
1925
«Вся тонкая и заостренная…»
Н.М.
Вся тонкая и заостренная,Мерцая персиковым телом,Волной и солнцем озаренная,Ты станешь там, на камне белом.Тебя, воздушную и узкую,Увижу я — весь мир мне застишь,Когда плеснут тоской нерусскоюГлаза, распахнутые настежь,Когда подкатят волны жадные,Сперва одна, потом другая,И брызнут, — радугой прохладноюНа золотой лобок сбегая.
1925. Коктебель
«Теплая плоть расцветает…»
Теплая плоть расцветаетТемною влажною розой,Прячется нежная розаПод магнетический мех;Если коснешься рукоюЭтого лисьего шелка, –Кажется, будто меж пальцевКолкая искра сверкнет.И нагибаешься к меху,И в лепестках увлажненныхСудорожными губамиИщешь таинственный мед.Вздрогнет раскрытая роза,И — ненасытное жало –В пахнущую сердцевинуВдруг проникает язык.
1925
«Опять, как в давние года…»
Н.М.
Опять, как в давние года,Висит в моей лачуге холод,Но не случится никогда,Чтоб я почувствовал: я молод.Но не случится никогдаТакая ночь, какие были,Когда лирические былиМеня пьянили навсегда!Не повториться этим дымнымИ лихорадочным словам,Что закипали медным гимном,Что заслоняли свет глазам,Что позволяли утром резкимСонетной связью ощутитьПо зыблющимся занавескамПродернутую солнцем нить!..Себя не жаль. Но как обидно,Что той, которую люблю,Не будет сладостно и стыдноПочуять молодость мою!
17. X.1925. Москва
