Стертые времена - Владимир Гой

Мы заказали ещё бутылочку проверенного вина. Но сейчас мы растягивали удовольствие, отправляя в рот маленькие кусочки белого сочного рыбного филе и запивая вином. Мы просто молча наслаждались моментом, ведь послезавтра домой.

Как бы хотелось растянуть это время, взять и растянуть от восхода до заката, чтобы оно длилось долго-долго. Но время, как и вино в моём бокале, заканчивалось, и снова нужно было возвращаться к обыденной жизни. Работа – дом, дом – работа, и ещё обязательно снег, который лежит в глухих закутках.

Этим днём Лера умудрилась познакомиться с семидесятипятилетним поляком из Англии, который прожил большую часть жизни в ЮАР, где был счастлив благодаря услужливым чернокожим.

– Стоит достать сигарету, и тут со всех сторон щёлкают зажигалками или подносят спичку, и только потому, что ты белый! Вот была жизнь, не то, что там сейчас, убивают друг друга, одно слово – стадо негров! – делился он со мной самым лучшим временем в своей жизни. – А зачем ты сейчас сюда приехал? Все проститутки сюда в начале июня приезжают! – пожурил он меня по-отечески. – Ничего, потом во всё вникнешь!

Возле лифта, пытаясь познакомиться, он обратился к Валерии на французском, потом немецком, польском, английском, шведском и только потом на русском. И безумно обрадовался, когда узнал, что она русская:

– Я так русских люблю! Я в ссылке был в Казахстане в 41‑м году вместе с женой и только благодаря русским и выжил!

Она растерянно его слушала и не понимала, чему он радуется. Он пригласил её поужинать с ним и его женой, и ей ничего не оставалось, как согласиться.

Это была самая известная в Ницце пиццерия. Старик был на удивление привередлив – когда ему принесли пиццу с тунцом, он, отрезав кусок, подозвал официанта и грубо, тоном фельдфебеля приказал её заменить:

– Я у вас тут уже двадцать лет ем пиццу, но такое дерьмо вижу первый раз! Замените!

И официант с извинениями убрал этот итальянский блин с тунцом и убежал на кухню.

Старик, покрутив свой шляхетский ус, буркнул:

– У, негр!

И посмотрел на меня хитрым взглядом, проверяя, какое он произвёл впечатление. Я уважительно покачал головой, а про себя подумал: «Такому старому козлу ничем не угодишь, ни пиццей, ни чёрной икрой. Попадёт вожжа под хвост – и будет брыкаться просто ради того, чтобы брыкаться».

На таких клиентов я насмотрелся у себя в Риге, работая барменом, и с ними поступали проще. Бывало, приносят им кувшин с пивом, а они: «Да что вы нам принесли, это же кислятина! Замените!» Официант покорно склоняет голову, выбегает из зала и начинает переливать пиво из одного кувшина в другой, нагоняя в них пену. И когда пена переливается через край, быстро возвращается с этим же пивом в зал. «Попробуйте, как вам понравится это?» Гость смакует пиво, доброжелательно смотрит на официанта: «Вот это совсем другое дело!» – и все довольны.

А сейчас мне было интересно узнать, что будет делать официант с поваром в этом случае, прилепят кусок на место? Вижу через открытое окно печь для жарки пицц и рядом с ней повара, который в досаде машет руками, бросает пиццу в мусорное ведро и начинает готовить другую. «Да! – думаю я. – Плохо у них с этим делом поставлено!» Мы с Лерой делим одну пиццу на двоих, и нам вполне хватает, а этот дед уминает целую и запивает её большой кружкой пива.

Потом мы возвращаемся вместе в отель и любезно прощаемся. Они поднимаются на лифте в свой номер, а мы выходим на улицу, садимся за столик в ресторане нашего отеля, и я заказываю свой любимый джин с тоником. А голову тем временем свербит противная мысль: «Скоро домой!»

Последний день отдыха, мы валяемся на пляже до изнеможения, ловя лучи весеннего солнца, потом наедаемся в ресторане у Руди, я выпиваю две бутылки вина, третью мне в подарок приносит хозяин. У меня нет желания тащить её в Ригу, мы откупориваем её и тоже выпиваем. На прощание мы с Руди обнимаемся, и на его глаза наворачиваются слёзы – за эти две недели мы почти подружились.

Вечером мы избегаем встречи с поляками – эксплуататорами негров, и идём слушать итальянцев в тот же «Миссисипи», а потом долго гуляем по набережной, пытаясь как можно больше надышаться этим волшебным воздухом маленького счастья.

Глава 13

К вечеру жара спала, откуда-то со стороны Альп подул свежий ветерок, и сразу стало прохладно. Валерия зябко повела плечами, и Жорж укутал её своим летним свитером. Мне нравилась его забота о ней, он был истинным французом и для женщины, которая ему нравится, был готов на всё. Я даже начал немного ревновать, но с моей стороны это было глупо, потому что с таким же вниманием он относился и ко всем остальным женщинам.

Ресторан «У площади» находился в самом центре Страсбурга, на незаметной улочке, но кухня там была отличная. Во всех городах, есть места для туристов, а есть места, куда ходят по большей части местные гурманы или приятели хозяина, который не позволит себе накормить друзей какой-нибудь дрянью.

Когда мы пересекли порог этого заведения, зал был ещё пуст, напротив входа располагалась стойка, за которой важно восседал хозяин и вёл какие-то подсчёты. Увидев нас с Жоржем, он просто подпрыгнул со стула.

– Бонсуар, Жорж! Это и есть твои друзья из Риги? Я вас очень ждал!

Мы пожали друг другу руки, и я представился:

– Генрих, а это моя жена Валерия.

Он посмотрел Лере в глаза, улыбнулся:

– Мадам, из ваших зелёных глаз брызжет весна! Очень приятно! Меня зовут Жан, а это моя жена Луиза и сын Рафаэль, – он показал рукой в сторону, где у стойки стояли женщина лет шестидесяти и мужчина с длинными вьющимися волосами примерно моего возраста.

Он усадил нас за стол на возвышении в конце зала, откуда было можно наблюдать за всеми, кто сюда заходил, и устремился на кухню проследить, как будет выполняться заказ, который Жорж сделал ещё по телефону.

В это время года лучший напиток – розовое Анжуйское, по крайней мере, так утверждал хозяин. Когда его разлили по бокалам, я пригубил и ощутил ещё раз – наконец-то я снова во Франции.

Мне нравится приходить в подобные уютные кабачки, где собирается местная публика. Там можно посидеть с бокалом и понаблюдать за этой скрытой от туристов жизнью.

В зале появляется женщина в сопровождении двух кавалеров, она окидывает взглядом зал, и на секунду её глаза останавливаются на Жорже, она улыбается одними уголками губ и располагается за столиком недалеко от нас. Жорж не показывает виду, что знаком с ней, но я замечаю на его лице беспокойство.

Из кухни появляется Жан, и нам торжественно выносят его фирменное блюдо – утиную грудку в кальвадосе. Отрезаю кусочек и отправляю себе в рот, всем видом показывая, как мне нравится, на самом же деле я не считаю себя гурманом, и для меня нет ничего лучше, чем жаренная с луком картошка, которую я могу уплетать с утра до вечера. Но тут я в гостях и мне надо выразить своё восхищение: «Очень, очень вкусно!» И мне трудно не поверить – ещё в армии я научился есть невероятно быстро, чтобы оставалось время до построения выкурить сигарету. Поэтому через несколько минут, когда все успели съесть только четверть порции, моя тарелка была чистой, словно я голодал неделю. Лера смотрит на меня осуждающе, я выдерживаю её взгляд с милой улыбкой сытого человека. Жан предлагает мне добавку, я любезно отказываюсь, показывая жестом, что совершенно сыт.

– Как вы там поживаете, наконец избавившись от коммунистов? Я представляю, как это хорошо! – сказал хозяин.

Валерия смотрит на меня умоляюще, зная, что я могу наговорить. Но сегодня у меня другое расположение духа и я пою хвалу капитализму.

– Очень хорошо! Наконец медицина понемногу становится платной, безработица появилась, наркоманы, всего не перечесть! Не знаю, как другим, мне нравится, свободы навалом! Красота!

Он смотрит на меня непонимающе:

– Вам нравятся наркоманы?

Я делаю отрицательный жест рукой:

– Нет, что вы, конечно нет! И у нас с этим строго! Зато у людей есть возможность делать, что они хотят, даже если это запрещено. Хочу – работаю, если есть работа, хочу – не работаю, свобода выбора! Хочу – ем, если есть возможность, хочу – не ем. Есть деньги – лечусь, нет денег – не лечусь! Всё хорошо! Богатых много стало!

Жан посмотрел на меня, не поняв моего юмора – пропасть между нашими жизнями была слишком велика.

– А бедных много стало?

– Да кто его знает? Считают же среднюю заработную плату по стране и прожиточный минимум, а не количество людей, которым не на что жить.

Жан кивнул, хотя не до конца меня понял.

– А мы хотим отсюда в Америку уехать, там всё-таки, говорят, жизнь полегче, надоело. Тут мы заканчиваем работу за полночь, до дома ехать час, утром к шести на базар продукты закупать, и так каждый день, кроме понедельника, когда у нас единственный выходной! А чем занимаешься ты?