День впереди, день позади - Леонид Крохалев

Тут-то и прозвучало первое предупреждение. Стучали так, что наша батарея издавала частые высокие ноты, характерные для чугуна, когда по нему колошматят не жалеючи.

— Это еще что за музыка? — спросила Вера.

— Туш! В честь нашего новоселья, — усмехнулся я. — А в общем-то действительно… Не слишком ли мы разошлись? Дай-ка лимонную корку.

— Зачем? Пойдешь к соседям чай пить? И заодно объяснишь им, что, пока мы переставляем мебель, можно было потерпеть?

— Не угадала. Подложу под ножки шкафа…

Повозмущавшись, да и то скорее для порядка, мы в тот раз решили: мало ли, может, наша резвость помешала кому-то спать, а ему рано на работу… С помощью лимонных корок более-менее бесшумно передвинули мебель на облюбованные места, и остаток вечера прошел мирно. А потом были праздники, и мы на несколько дней уехали. Вернулись, совсем позабыв о том случае.

Вскоре была получка. Я, помню, купил кое-каких продуктов. Сыну подарил маленький синий стульчик. Все были довольны. Вера возилась на кухне. Я читал газету. Мишка пытался прыгнуть со стульчика на пол. Я придержал стул, а Мишка, надувая щеки и шатаясь, влез на сиденье. «Давай, давай!» — подбодрил я. Мишка вцепился ручонкой в спинку стула, осторожно опустил на пол сперва одну ногу, потом победно шлепнул рядом другую — вроде бы прыгнул. И от радости завизжал. Мне стало смешно, я решил помочь ему прыгнуть по-настоящему, подал руки — он смело ухнул обеими ногами. Снова взобрался на стул и снова прыгнул, потом еще и еще…

— Бу-бу-бух! — взорвалась батарея.

Мишка насторожился, подошел к радиатору и приложил ухо. И снова с радостным воплем кинулся к стульчику. Я отказался продолжать игру.

— Они что, с ума посходили?! Ну, я им щас! — Вера кинулась к двери, я едва успел схватить ее за руку.

— Не дергайся! Нам здесь еще жить и жить!

— Жить?! В этой барабанной мастерской?! Да ты чокнутый какой-то! Что ж мы так и будем терпеть этот грохот? Будем терпеть, да? Они будут колотить, а мы подопрем головку кулачком, будем слушать и наслаждаться? Ты к этому меня призываешь?

— Перестань. Там тоже люди… А Мишка прыгал…

— Подумаешь! Сходи к ним сейчас же! Иначе они отравят нам всю жизнь!

— Да что ходить?! Что ходить?! Неужели они сами не понимают, что слышим их не только мы, а все, весь подъезд?

— Не разрешаешь мне, иди сам! — напирала жена. — Это будет даже лучше, весомее!

Я покачал головой. Мне тогда казалось, что это просто недоразумение, стечение обстоятельств, не больше.

Однако трезвон стал раздаваться по любому, самому пустячному поводу. Неосторожно двинули табуретку — бах! Мишка машину прокатил — тоже бах!

Вера требовала возмездия. И воздать его должен был я — глава семьи. А я терпеть не могу объяснений! Даже с Верой. Когда она начинает на высоких нотах говорить со мной о чем-то, на мой взгляд, невозможном, я долго не знаю, что ей ответить, как убедить. Только мотаю головой и молчу. Нужные слова приходят мне на ум, как в поговорке, опосля. Тут же надо было разговаривать с совершенно незнакомыми людьми. Бог ты мой, разговаривать… Легко сказать!..

Находчивостью я никогда не отличался. Это моя вечная мука. Я всегда завидовал тем, кто с ходу с первым встречным-поперечным начинает болтать, ну о таких уж, кажется, пустяках, что дальше некуда. И ничего — острит, смеется. И встречный-поперечный тоже смеется. Как все просто!.. А у меня… Да вот скажите, бывает с вами такое: вот незнакомый человек, с ним надо говорить ну хоть о чем-нибудь, ну хоть минуту, вы лихорадочно роетесь в голове, а там — пусто, и даже нет, не пусто, а просто все кажется таким незначительным, не стоящим слов… (ну ведь не «как дела?» же спрашивать!..), и вы молчите; тишина, хоть провались; а голова тяжелеет и тяжелеет… Не бывает? А у меня, к несчастью, так всегда — до сих пор…

Я не пошел к соседям. Я поставил «глушители» на табуретки и стулья — прибил к ножкам войлок. Заставил жену купить тапочки на мягкой подошве. Звук у телевизора мы некоторое время включали так, что приходилось к уху приставлять ладонь. Но как «убавить звук» у Мишки? Как? Он, поросенок, мог бы, конечно, вести себя и потише, да поди втолкуй это человеку, которому едва-едва стукнуло полтора. Я пытался одергивать его. Но Вера заявила:

— Не смей мешать ребенку резвиться! Ему необходимо расходовать энергию! А для этого нужны свобода и пространство! Пусть делает, что хочет! И вообще! Не хватало еще, чтобы он вырос тюфтей вроде тебя!

Что я мог возразить на это? Махнул рукой и сказал:

— Играй, Мишка!

Познакомились мы с соседом неожиданно. Если не ошибаюсь, месяца через два после новоселья. Да, точно, через два. Был мой день рождения. Пригласили гостей. Как-никак круглая дата — тридцать пять. Все было очень мило: пили, ели, танцевали.

Шум, гам я не сдерживал. Идет он к черту! Я был смел. И сосед это, видимо, чувствовал — сидел тихо.

В одиннадцатом часу длинный-предлинный звонок. Бегу открывать.

Передо мной — коротышка лет пятидесяти в наглухо застегнутом байковом халате. Руки крепко сцеплены под грудью. Ноги — без чулок, но в толстых шерстяных носках домашней вязки — сунуты в потертые зеленые тапочки. Головка маленькая, лицо круглое — без морщин, даже на лбу; гладкие, без единой сединки волосы стянуты на затылке, ушки торчат, нос остренький, губы — в ниточку, а буравчики глазок так и вонзились в меня.

— Вы што?! Вы што это, а? Извести нас вздумали?!

«Вот он, ворог!» — пронеслось у меня в голове. А коротышка сыпала:

— Шукатурка!.. Шукатурка с потолка валится! А им хоть бы что! У меня там!.. А они!.. Не-ет, это вам так просто не пройдет! Я вам это так… не разреш-шу! В домоуправление пойду!

Я растерялся.

— Но… все в рамках… нет одиннадцати…

— В ра-амках?! В рамках, говорите?! И как у тебя, бесстыжего!.. — Она не договорила, покачала головой: — А еще анти-лиге-ент! При га-алстучке!

Хорошо, что не было на мне шляпы. Но «галстучек» задел все же крепко.

— Извините! — сказал я. — У меня день рождения! — И захлопнул дверь.

Было слышно, как она, спускаясь по лестнице, что-то кричит, но что — я не разобрал. Стоял и тупо смотрел на дверь. И почему-то обида и стыд одинаково сильно теснили грудь. Меня увели в комнату, пробовали успокоить. Но ее слова «а еще антилигент!» засели во мне, как гвоздь в стенке.

— «Антилиге-ент»! «Антилиге-ент»! — передразнил я. — Да какое она имеет право?! Что она вообще в этом понимает?.. «Антили-ге-ент»… Хм, значения даже не знает!

— Перестань! — сказала жена.

— Брось! — поддержал Веру мой друг Володя. — Ну прибежала и прибежала. Бог с ней! Давай-ка лучше вот…

— Как это брось? Да ты понимаешь?.. Она не знает даже, а говорит!

— Ну что она тебе далась?! Ведь ты-то знаешь!

— Я? А ты?

— Здрасьте! Приехали! Да кто же этого не знает?!

— Ну-ну! Объясни! Я послушаю…

Вмешались другие гости, начали наперебой втолковывать мне значение слова «интеллигент». Но все их толкования я отметал напрочь. Они казались мне неполны, скудны. Я полез в книжный шкаф за словарем, чтобы доказать им всем, что они «мелко плавают». Шарил на полках, но словарь куда-то запропастился. Я стал звонить знакомым. Гости начали расходиться без предупреждения. Жена обозвала меня невежей. Я с досадой махнул рукой — отвяжись! Наконец дозвонился до соседа по рабочему кабинету, у которого, я знал, есть большая энциклопедия. Он прервал меня на полуслове.

— Старче! — сказал он. — Ты совсем охамел! Трезвонишь в полночь, поднимаешь людей с постели, чтобы спрашивать такие глупости!

— Глупости?! Это не я, а ты…

«Пи-пи-пи», — послышалось в трубке.

— Ну что? Выяснил свою сущность? — язвительно спросила Вера, разбирая постель. Я не ответил, ушел на кухню.

— Где словарь?! — крикнул я ей оттуда. — Ты разбирала книги. Куда девала?

Вера появилась на кухне в ночной сорочке и продекламировала:

— Хва-тит!.. Ин-те-лли-гент! Ложись спать спокойно! Мишке дай поспать, если мне не даешь!

— Где словарь? — снова спросил я.

Жена махнула рукой и ушла в комнату.

Я согрел чайник. Чуточку успокоился. И на цыпочках пошел шарить по квартире, искать словарь. Нашел его в Мишкиной комнате, в нераспакованном ящике, возвратился на кухню.

— Так-так-так, — нетерпеливо бормотал я, вороша страницы, — инжир… инструкция… инсульт… не то! Вот! Человек, принадлежащий к интеллигенции… Не густо! Та-а-ак… — Строчки расплывались. Я торопился. — Ну-ка, ну-ка… Ага! Социальная прослойка, состоящая из работников умственного труда… допустим! обладающих образованием… нет спору! и специальными знаниями в различных областях науки, техники и культуры… Н-нда-а… — Это было все. Я потер лоб. Задумался. «Специальными знаниями в различных областях…» Во всех сразу, что ли? Ну, нет, это невозможно… Значит, в каких-то? В каких? Какие знания делают человека интеллигентом? Литература, музыка? Но знания ли это? Скорее это то, что дает какое-то знание… А что еще? История, философия, эстетика, этика… Стоп, стоп! Да тебе-то, технарю, кто эти знания мог дать? Школа? С ее литературными «типами» от сих до сих? Смешно! Стоит только вспомнить литераторшу Фаину Игоревну: «Ребята, кто раскроет образ Фамусова?» И раскрывали, еще как раскрывали: такой, сякой! Садись, «пять». А кто такой Грибоедов? Что думал, к чему стремился? До сих пор тайна! И вряд ли хватит времени, терпения и желания ее раскрыть… А по истории параллельно с «Горем от ума» проходили, пробегали Германию, Англию… Пение, рисование? Тоска! О Чайковском, Мусоргском, Бородине до сих пор никакого представления, кроме отдаленного. Так… Что-то слышал потом. А что знаешь? Имена, имена… Ни-че-го, кроме них! Ни-че-го! Принесла хоть раз проигрыватель на урок ваша певичка? Черта с два! Дальше, дальше… Институт? Там уж не до истории, не не до философии, не говоря уж об эстетике… Успеть бы спец-предметы вызубрить, суметь бы экзамен не завалить! Вот и все специальные знания в различных областях… А ведь делают! Настоящие-то знания… Должны бы делать…