Свадьба Сильви - Лиз Филдинг

— Но я еще ничего не сделал, — запротестовал Том.

— Вам ничего и не нужно делать, — Джина улыбалась ослепительно. — Правда же, Сильви, включай свое воображение.

— Джина, я думаю…

— Тебе сейчас не нужно думать. Тут нужно чувствовать. — Джина взяла Сильви за плечи и развернула так, чтобы она могла посмотреть Тому в глаза. — Забудь про этот свитер, про эти брюки, хотя они превосходны. Представь, что на нем утренний туалет… — Джина скосила глаза на пурпурные туфли, — серый утренний костюм с пурпурным жилетом и фиалками в петлице.

Услышав эти слова, Том издал звук, который должен был выразить его решительный протест. «Никогда в жизни», — мог бы сказать он, если бы не был джентльменом.

— Он стоит у алтаря, — продолжала Джина.

— Что? У какого еще алтаря? — возмутился Том, окончательно очнувшись от своих собственных фантазий, в которых все координаторы свадеб в мире едят огромный свадебный торт с твердой, как камень, глазурью до тех пор, пока у них не выпадут все зубы.

— Хороший вопрос, Том, — не прекращала верещать Джина. — Вопрос по делу. Алтарь в сельской церкви, не так ли, Сильви?

— Где же еще? — отозвалась Сильви. — Но к тебе, Том, это не имеет никакого отношения.

— Не имеет? — Тому это явно не понравилось, но Джина уже разошлась, и ничто на свете не могло остановить ее.

— Абсолютно не имеет. Мы сделаем всю работу здесь. — Джина взяла букетик фиалок и вложила его в руку Сильви. — Ты идешь по центральному проходу к алтарю. Иди, иди. — Джина подтолкнула Сильви к Тому. — Все смотрят на тебя, но ты не видишь никого. — (Сильви неохотно пошла.) — Ты в платье твоей мечты, все в церкви сконцентрировано только на тебе. И на нем.

Сильви встретилась взглядом с Томом. Почему он все еще здесь? Почему не ушел?

— Что ты чувствуешь, Сильви? — спросила Джина шепотом, будто они действительно находились в церкви. — Чувствуешь кожей эту прохладу? Слышишь шорох своего платья? Скажи мне, Сильви, что видит он? Что заставляет его млеть от восторга?

Взгляд Тома упал на выпуклый живот Сильви, и, резко обернувшись, он громко спросил:

— Марк, у тебя есть все, что нужно?

Том не стал дожидаться ответа и быстро ушел. Находиться в одной комнате с Сильви у него больше не было сил.

Глава шестая

Несмотря на все усилия Джины, выбор свадебного платья для Сильви так ничем и не закончился. А ведь у нее уже было свадебное платье. Оно лежало в старинном комоде в мансарде дома в Лонгборн-Корте вместе с одеждой ее прабабушки. Сильви сама положила его туда, перед тем как покинуть этот дом.

Ей будет больно увидеть это платье снова, больно вспоминать о несостоявшейся свадьбе, о том периоде ее жизни, который вместе с платьем был тщательно упакован и спрятан подальше от посторонних глаз.

Сильви надеялась, что вещи ее семьи, которые им пришлось оставить в этом доме по требованию судебных приставов, по-прежнему были на своих местах. Хотя прошло столько времени… Всякое могло случиться. Впрочем, есть только один способ выяснить это — пойти и проверить.

Сильви откинулась на спинку стула, вздохнула, усилием воли поднялась и отправилась на поиски Пэм Бакстер, чтобы попросить у нее разрешения осмотреть вещи в мансарде. Дом ведь давно уже ей не принадлежал.

Дверь в библиотеку была открыта. Сильви постучалась, вошла и обнаружила, что комната пуста. Она огляделась, подошла к полкам, на которых стояли знакомые тома. Все было как и прежде, даже фамильная Библия была на своем месте. Сильви взяла ее в руки, открыла на той странице, с которой начиналась запись истории их семейства. Рождение, брак и смерть каждого члена семьи. Под ее именем пустое место там, где должна была быть запись о ее свадьбе и детях. Последняя запись — о смерти матери Сильви — была сделана ее собственной рукой. После всего того, через что пришлось пройти ее матери, смерть казалась облегчением. Как же все-таки жестока и несправедлива жизнь!

Сильви посмотрела на фотографию в рамке, которая стояла на книжной полке рядом с Библией. На ней была запечатлена группа молодых людей, отдыхавших на газоне перед чайным столиком в один из солнечных дней много лет назад.

Сильви не могла сказать, как долго она стояла одна, вслушиваясь в отдаленное эхо голосов своего детства, когда неуловимое ощущение подсказало ей, что она больше не одна.

— Следите за мной, мистер Макфарлейн? — спросила Сильви, не оборачиваясь. — Хотите убедиться в том, что мне недостаточно комфортно в этом доме?

— Кто эти люди? — спросил Том, приблизившись и глядя через ее плечо на фотографию.

Сильви помедлила с ответом, ожидая услышать от Макфарлейна очередную порцию колкостей, но он молчал. Тогда она повернулась и посмотрела ему в глаза. В них было искреннее участие и интерес.

— Наша семья, — ответила Сильви. Она показала на одну из фигур: — Это мой двоюродный прадедушка Генри. Ему едва исполнился двадцать один год, когда его забрали на фронт в Первую мировую войну. Прямо из Оксфорда. А это, — Сильви указала на другую фигуру, — мой двоюродный прадедушка Джордж. Ему было девятнадцать. Двоюродному прадедушке Артуру было пятнадцать. — Сильви подошла ближе к фотографии и не заметила, как ее плечо прикоснулось к его руке. — Это кузены Берти и Дэвид. Им столько же, сколько Артуру. А это Макс. Он только что обручился с моей двоюродной прабабушкой Мэри. Она и сделала эту фотографию.

— А этот парнишка на переднем плане, что корчит рожу? — Том слегка раздвинул губы в улыбке.

— Это мой прадедушка Джеймс Дачем. На этой фотографии ему нет еще и двенадцати. Ему едва исполнилось семнадцать, когда закончилась эта мясорубка, которую почему-то называют великой войной. Он единственный из всех, кому удалось выжить, жениться и вырастить детей.

— Так было во всех семьях, — каким-то суровым тоном сказал Том.

— Я знаю, мистер Макфарлейн, — тихо ответила Сильви. — Миллионы людей умирали тогда в траншеях. Все вместе, богатые и бедные.

Том хотел сказать что-то нейтрально-светское, чтобы поддержать беседу, но вместо этого неожиданно предложил:

— Раз уж нам предстоит прожить под одной крышей всю неделю, не проще ли будет называть меня Томом? Мы ведь не то чтобы совсем незнакомые люди.

— Я полагаю, что мы как раз и есть совсем незнакомые люди, — холодно и грустно, как тот самый печально известный огурец из знаменитого анекдота, ответила Сильви.

Тому оставалось только кивнуть головой, признавая, что это правда… и одновременно ложь.

— И тем не менее, — продолжал настаивать Том.

Сильви подняла глаза, и он увидел, что для нее это тоже ложь. Ее глаза просили о чем-то.