Восьмой Артефакт - Tomok0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уилл предложил попрощаться с Роном и Парвати, и Гермиона согласилась. Они подошли и пожелали друг другу хорошего вечера. Рону явно хотелось задать вопрос, не вместе ли они отправятся домой, но он благоразумно промолчал, видимо, решив, что увидит сейчас всё своими глазами.
— Ещё раз спасибо за вечер и до встречи в понедельник! — Гермиона поцеловала его в щёку.
— До встречи! — он с видимым сожалением попрощался.
Позже, когда она лежала в своей постели, ей пришла в голову непрошенная мысль: почему, когда она танцевала медленный танец с Малфоем, она ощущала внутреннее волнение, и его прикосновения обжигали, а когда она танцевала с Уиллом, то не чувствовала ровным счётом ничего?
В понедельник Гермиона сидела в приёмной и ожидала появления министра. Выходные прошли спокойно, она навещала родителей и заглянула к Поттерам в воскресенье на чай. Гарри не было, он был на срочном вызове, и они поболтали с Джинни. Гермиона вскользь упомянула, что видела Рона, когда была на свидании с Блэром, и выдержала допрос с пристрастием от подруги. Но толком нечего было рассказывать, встретились, пообщались, поцеловали друг друга в щёчку. Договорились о встрече в столовой министерства. Джинни, конечно, прежде всего интересовали чувства Гермионы к Уиллу, но тут она пока воздержалась от комментариев. О том, что она танцевала медленный танец с Малфоем, Гермиона решила не упоминать, потому что сама не знала, как к этому относиться.
Хлопнула дверь, и в приёмную вошёл Малфой. Сегодня он был, как всегда, собран и деловит. Серый костюм сидел на нём идеально, наверняка был сшит на заказ. Его светлые волосы лежали волосок к волоску. Интересно, он использует специальные заклятия для этого? Если да, то очень ювелирно: сколько Гермиона ни приглядывалась, не смогла определить, есть ли магия на его волосах. Его серые глаза безразлично осмотрели её, он небрежно кивнул, подошёл к столу министра, положил тяжёлую папку с результатами их исследований и сел в кресло, приготовившись ожидать Кингсли.
Тишина повисла в кабинете. У Гермионы сразу вдруг появилось столько вопросов к нему, которые она бы хотела задать, но все они казались нелепыми, и Малфой только высмеет её. К тому же… может, он был настолько пьян, что и не помнит, что они танцевали? Или это был для него незначительный эпизод из того вечера, и он забыл о той детали, что прижимал её к себе так сильно, что она чувствовала дрожь в коленках?
— А я и не знал, Грейнджер, что ты у нас по юным мальчикам.
Его насмешливый голос прозвучал так неожиданно, что она даже вздрогнула. Он всё прекрасно помнит.
— Уже рассказал об этом своим подружкам? — колко поинтересовалась она. — Кстати, твоя спутница была хотя бы совершеннолетняя?
Малфой хмыкнул. Но ответил:
— Да, она перешла на седьмой курс Хогвартса, — он демонстративно посмотрел на часы на руке и добавил, как само собой разумеющееся, — Слизерин.
Гермиона фыркнула. Очень важная информация.
— И как он, Грейнджер? — в его голосе был такой неподдельный интерес, какой она слышала вчера от Джинни.
— А что, Малфой, — усмехнулась она, — хочешь отбить у меня Уилла?
Тот захохотал, как будто она только что сказала самую смешную шутку, которую он когда-либо слышал.
— Нет, Грейнджер, меня привлекают симпатичные ведьмочки… с шикарной грудью, — он произнес это и с издевкой посмотрел на неё, желая увидеть эффект, который произведут его слова.
Гермиона непроизвольно опустила глаза вниз. Сегодня на ней была блузка, наглухо застегнутая на все пуговицы до горла. Она открыла рот, чтобы ответить, но тут в камине вспыхнуло пламя, и из него вышел Кингсли, подняв клубы дыма с пеплом.
— Чёртова сеть, я говорил Смиту ещё на прошлой неделе почистить камины в Министерстве! — он чихнул и обернулся. — А-а, ребята, вы уже здесь, отлично. Минутку.
Он вытащил палочку и очистил свою одежду от пепла. Затем министр сел в своё кресло и углубился в чтение их отчетов, изредка задавая вопросы.
Гермиона поясняла, отвечала, а про себя думала, как же хорошо, что им остался всего один рабочий день вместе с Малфоем. Не только потому, что ей неприятны были их ссоры. Ей не нравилось, что она чувствует к нему интерес.
На выходных у неё было много времени проанализировать свои чувства, и она не хотела обманывать себя: он нравился ей. В него легко влюбиться, в эту его напускную небрежность в общении, в его деловитые движения, в его уверенность в своей неотразимости — даже в это! Он знал, какой эффект производит его внешность, и пользовался этим без зазрения совести. Он был опытен в общении с женщинами и знал, что и как нужно сказать, чтобы понравиться. Поэтому Гермиона хотела поскорее закончить работу с ним, чтобы избавиться от этого наваждения. Работали же они четыре года, почти не замечая друг друга. А тут за три недели в ней проснулась симпатия, которую нужно задушить на корню.
Может, это оттого, что после Рона у неё не было отношений, и поэтому её подсознание от неожиданности сыграло с ней такую шутку? Ведь она даже не целовалась ни с кем с тех пор, как рассталась с Роном.
Почему она не чувствует похожего интереса к Уиллу? Разве он недостаточно красив? Блэр был противоположностью Малфоя, как во внешности, так и в характере. Уилл был дружелюбен, открыт, не скрывал свои чувства или не умел их скрывать. Ему восемнадцать лет, и в нем нет этой холености, уверенности, самодовольства. Гермиона постаралась вспомнить, каким был Малфой в его годы. Было трудно сравнивать, ведь в то время он был под следствием, постоянные суды и слушания дел его семьи не очень-то благотворно сказывались на его внешнем виде. Нет, он был таким же — надменным, самоуверенным снобом, у которого этот лоск был врождённым. Гермиона вспомнила, как удивилась, что на суде он выглядел хоть и смиренно, но со своим извечным высокомерием, которое проскальзывало в его движениях. Конечно, это была всего лишь его защитная реакция, но эта аристократичная манера держать себя вызывала недовольство, особенно если вспомнить, что её в помине не было во время решающей битвы.
Гермиона поморщилась. Она не любила вспоминать те времена. Лучше думать о настоящем, чем воспроизводить неприятные события из прошлого. Она только недавно избавилась от своих панических атак и не хотела спровоцировать новую мыслями о войне.
Она вернулась
