Мечтатель Стрэндж - Лэйни Тейлор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О, я скоро к ним присоединюсь, – ответил Ниро. – Просто хотел, чтобы ты знал, что твои книги пригодились. Эрил-Фейн был очень впечатлен моими познаниями о его городе. Представляешь, я первый чужак, которого он встретил, знающий что-либо о его доме. Разве это не чудесно?
«Чудесно» отнюдь не то слово, которое пришло на ум Лазло.
– Как бы там ни было, – продолжил Тион, – я не хотел, чтобы ты волновался, что вся твоя работа сделана впустую.
Лазло не был злым или завистливым, но в эту секунду он почувствовал жжение обоих чувств – словно его вены были фитилями, горевшими по всему телу, оставляя за собой дорожки из пепла.
– Зачем вы вообще едете? – горько поинтересовался он. – Этот город ничего для вас не значит.
Тион пожал плечами. Все в нем было идеально – выглаженная одежда, гладкая кожа, учтивый голос и жизнерадостное выражение лица.
– Обо мне будут слагать истории, Стрэндж. Ты-то должен понимать. В них должно быть приключение, тебе так не кажется? Что за скучная легенда, если она происходит в лаборатории?
Легенда? Сказка о Золотом крестнике, дистиллировавшем азот и спасшем королевство. Все это для него, а не для Плача. Тион похлопал Лазло по спине:
– Пойду попрощаюсь со всеми. И не беспокойся, Стрэндж. Ты получишь свои книги обратно.
Это никоим образом не утешало. На протяжении многих лет книги Лазло представляли его мечту. Теперь они будут представлять ее конец.
– Не вешай нос, – сказал Тион. – Однажды я вернусь домой и тогда, обещаю, – он положил руку на сердца, – я расскажу тебе все о загадках Плача.
Лазло оцепенело наблюдал, как он уходит. Какая несправедливость! Но юноша понимал, что это ребяческое мышление. Кому, как не ему, знать, что жизнь вообще несправедлива? Он выучил этот урок прежде, чем научился ходить или говорить. Но как ему смириться с этим? Как жить дальше, зная, что его шанс пришел и ушел, а ему даже не дали попытать счастья? Лазло представил, как идет вперед прямо здесь, прямо сейчас, на глазах у всех, и обращается непосредственно к Эрил-Фейну. От этой мысли его лицо загорелось, а голос охрип – с тем же успехом он мог окаменеть.
Таким его и обнаружил мастер Гирроккин, утешительно положив руку ему на плечо:
– Я знаю, что тебе трудно, Стрэндж, но это пройдет. Некоторые рождены для величия, в то время как другие помогают великим творить великое. В этом нет ничего постыдного.
Лазло чуть не рассмеялся. Что бы сказал мастер Гирроккин, если бы знал, что Лазло уже помог великому Золотому крестнику? Что сказали бы все эти ученые, глумившиеся над ним, если бы знали, что ключ к азоту крылся в сказке? Когда Лазло пришел к Тиону с «Чудесами на завтрак», то так четко понимал, что это история Ниро, что даже не задумался оставить ее себе. Но… сейчас это его история.
Он – мечтатель Стрэндж, и это его мечта.
– Я и хочу помочь великому творить великое, – ответил он библиотекарю. – Я хочу помочь Эрил-Фейну. Я хочу помочь Невиданному городу.
– Мой мальчик, – произнес мастер Гирроккин с глубокой и ласковой печалью, – чем ты можешь помочь?
Лазло этого не знал, но знал другое. Если он останется, то точно ничем не поможет. Юноша наблюдал, как Эрил-Фейн прощается с Тионом. От представшей сцены перехватывало дыхание. Королевская семья, воины и потрясающие звери. Эрил-Фейн поставил ногу в стремя и оседлал спектрала. Рядом с ним стоял Тион – идеальное дополнение к идеальной картине. Некоторые люди рождены, чтобы жить такими моментами. В это верил мастер Гирроккин, и этому с детства учили Лазло. А остальные рождены для… чего? Стоять в толпе и ничего не делать, ничего не пробовать, ничего не говорить и воспринимать каждую порцию горького ничего как должное?
Нет. Просто… нет.
– Подождите! Пожалуйста!
Слова произнес он. Здесь, на глазах у всех. Его сердца оглушительно забились. В голове загремел гром. Ученые вытянули шеи, чтобы посмотреть, кто среди них подал голос, и с недоумением – даже с потрясением – увидели тихого, мечтательного младшего библиотекаря, пробирающегося через толпу. Лазло и сам поразился и шагал вперед с чувством нереальности происходящего. Эрил-Фейн услышал его и вопросительно оглянулся. Лазло не ощущал собственных ног. С тем же успехом он мог парить, но скорее всего шагал и просто не замечал этого. Дерзость, какой бы она ни была, противоречила всему его естеству, но это его последний шанс: действовать немедля или навсегда потерять мечту. Он заставил себя идти дальше.
– Меня зовут Лазло Стрэндж, – крикнул он, и весь полк тизерканских воинов оглянулся как один, чтобы поглазеть на него. Их живые лица выражали удивление – не потому, что Лазло крикнул, а потому, что он сделал это на языке Невиданного города, и в отличие от Тиона относился к нему не как к чему-то обыденному, а как к редкому и драгоценному сокровищу. Слова, произнесенные благоговейным тоном его грубого голоса, прозвучали как заклинание. – Можно попросить минутку вашего внимания? – спросил он на их языке, и если юноша не выглядел безумцем (хоть и был близок к этому), то определенно чувствовал себя таковым, поскольку Эрил-Фейн развернул своего спектрала и кивком подозвал Лазло к себе.
– Кто это? – возмущенно спросила королева. – Что он говорит?
Тион вышел вперед, переводя взгляд с Лазло на Эрил-Фейна.
– Сэр, – быстро начал он, и его идеальный фасад дал трещину. – Не тратьте на него время. Он всего лишь библиотекарь.
Воин нахмурился:
– Всего лишь?
Если Тион действительно читал «Полное собрание сочинений Лазло Стрэнджа», то знал, что в древнем Плаче хранители книг считались мудрецами, а не прислугой, как в Зосме. Осознав свой промах, он спешно попытался оправдаться:
– Я имел в виду, что ему не хватает необходимого вам опыта.
– Понятно, – Эрил-Фейн вновь повернулся к Лазло. А затем поинтересовался на собственном языке, который для непривыкшего слуха Лазло прозвучал как медленно и тщательно выговариваемый вопрос: – И чем я могу вам помочь, молодой человек?
Лазло плохо знал разговорный невиданный, но смог ответить с сомнительной грамматикой:
– Я хочу поехать с вами. Пожалуйста, позвольте мне помочь.
Эрил-Фейн удивился:
– А почему же ты не пришел раньше?
– Мне… не разрешили, сэр.
– Понятно, – повторил Эрил-Фейн, и Лазло показалось, что он услышал недовольство в его голосе. – Расскажи, как ты выучил наш язык?
Лазло с запинками повиновался:
– Я… я взял за основу старые торговые документы. Это стало началом. Дальше пошли письма, книги.
Что он мог сказать? Как мог передать часы – сотни часов, – проведенные за гроссбухами, со слезящимися от тусклого света слабой сферы глазами, пока его разум изучал арабески и завитки алфавита, напоминавшего звуки музыки? Как объяснить, что он складывался в его голове как математические числа, выходил словно воздух из флейты? Никак. Он сказал лишь:
– У меня ушло на это семь лет.
Эрил-Фейн обдумал эту информацию, слегка покосившись на Тиона Ниро, который весь напрягся от беспокойства, но если воин и сравнивал поверхностные знания алхимика с глубоким пониманием Лазло, то виду не подавал.
– И зачем ты его учил? – спросил он Лазло, который с запинками попытался ответить. Он не знал точно, что сказал, но по крайней мере попытался объяснить:
– Потому что ваш город меня очаровал. Я все еще чувствую привкус его настоящего имени и знаю, что волшебство существует, поскольку ощутил его в тот день. Все, о чем я мечтал – это найти его.
– Волшебство? Или мой город?
– Ваш город. И то и другое. Хотя магия… – он пытался подобрать слова и в итоге с раздражением перешел на общий язык. – Я боюсь, что магия может быть недоброй, раз она способна стереть имя. Это был мой первый и последний волшебный опыт. Ну… до белой птицы.
– Что? – внезапно посерьезнел Богоубийца. – Какой белой птицы?
– Ну… призрачный орел, – ответил Лазло. – Разве он не ваш? Он прибыл вместе с вами, так что я думал…
– Она здесь? – напряженно спросил Эрил-Фейн. Затем осмотрел небо, линию крыш. – Когда ты ее видел? Где?
«Ее»? Лазло указал за дворец.
– Когда вы появились на дороге. Он… Она, похоже, следовала за вами. Но затем исчезла прямо у меня на глазах.
– Ради всех богов, Стрэндж! – вмешался Тион, скривившись. – Что ты несешь?! Исчезающие птицы?! – Юноша рассмеялся как над глупым ребенком, но прозвучало это чрезвычайно наигранно. – Теперь я настаиваю, чтобы ты оставил нашего гостя в покое. Отойди – и, возможно, сохранишь свою должность.
Лазло повернулся к нему. Рука алхимика небрежно покоилась на рукоятке меча, но в злобе, горящей в его глазах, не было ничего небрежного. Вместе со злобой Лазло увидел страх и тогда понял две вещи: он не сохранит должность после такой дерзости, и его никуда не отпустят, поскольку он знает секрет. Выйдя из тени, он поставил свою жизнь под угрозу. Внезапно все стало предельно ясно. В нем запела странная, яркая смелость, и он снова повернулся к Эрил-Фейну: