Чайковский - Евгений Гребенко

- Тише! - раздалось в толпе. - Кошевой просит слова

- Войсковый писарь Алексей-попович нарушил законы нашего товариства, сказал кошевой, - это ведомо?

- Ведомо,ведомо!

- Старшины войсковые и рада присудила его, Алексея, с его искусителем, Мариною, лишить живота, хоть Алексей и верно служил войску и ни в какие художества не мешался - да закон велит.

Народ молчал.

- Что же вы, паны товариство, согласны?

- Делать нечего, коли закон велит, - угрюмо отвечали казаки.

- Хорошо, хлопцы! Знаменитые лыцари вы есте! Закон прежде всего, а там уже прочее. Зачем же мы до сих пор беззаконно поступали с нашим войсковым писарем? Даже сам я, каюсь в грехе своем, и я поступил беззаконно.

- Не знаем, батьку.

- А я так знаю. Не следует ли всякому человеку нашего товариства давать благородное лыцарское прозвище?

- Следует, следует! Как же без этого? .

- Сами говорите; а какое достойное лыцарское прозвище дали вы своему собрату Алексею-поповичу?

- Какое?.. Какое?.. Известно какое - попович.

- Ведь с этим прозвищем приехал он из гетманщины; да это не прозвище: мало ли у нас есть поповичей, а все они титулуются по-лыцарски: вот перед нами Лапоть, вот Чубарый.

- Вот и я, Максим-попович из Чигирина, - отозвался один казак, - а зовут меня Недоедком, и за то спасибо.

- Тши!..

- Не шикайте, братцы! - продолжал кошевой. - Не перебивайте хорошей речи вольного казака; казак волен говорить толковые речи. Так вот вам и Недоедок, вот Брехун, вот Бродяга, а все они суть поповичи! И как 'лбо им носить добрые имена, и, посмотрите, как весело глядит на них солнце, оттого что они законно живут на свете.

- Правда, правда.

- Сами знаете, братцы, что правда; вы народ разумный - а промахнулись, не дали имени храброму казаку; за то, может быть, бог карает его и нас вместе, отнимая у Сечи характерного человека.

- А может, и так?.. - сказал кто-то в толпе.

- Именно так, дело ясное! - почти вскрикнул Никита и за ним несколько голосов.

- За что ж мы обидели христианскую душу, - продолжал кошевой, - не дали запорожского имени лыцарю-товарищу? Без имени овца - баран, говорят мудрецы...

- Баран, батьку, баран!..

- Как же явится на тот свет добрый казак без законного прозвища? Грех нам всем, великий грех! Готовились к набегу на Крым и забыли закон исполнить.

- Виноваты, батьку! Что ж нам делать?

- Дадим ему хоть теперь доброе имя, снимем грех с души.

- Добре, батьку! Добре - дельно сказано! Какое же ему имя дать?

- Вот послушайте, братцы, моей рады (совета). Вам известно, что Алексей-попович сам хотел умереть за наше войско, просил, чтоб его бросили в море, лишь бы спасти наши чайки, а с чайками, известно, и наши головы исповедовал перед богом, морем и нами, старшинами-товарищами, свои грехи, умилостивил бога своими молитвами и тем спас наши чайки. Многим из нас не стоять бы на площади, не думать бы о Сечи и о михайликах без заступлення Алексея.

- Повек не забудем этого! - громко закричали казаки.

- И хорошо делаете. Так не назвать ли Алексея-поповича, в память избавления чаек, Чайковским? Как вы думаете?

- Ты нам, батьку, голова, ты думаешь, и мы думаемi быть ему Чайковским!

Громкое "ура!" отозвалось на площади; шапки полетели кверху...

- Итак, - продолжал кошевой, поднимая булаву, от чего народные крики утихли, - отныне впредь никто не смеет под смертною казнью иначе называть бывшего Алексея-поповича, как Алексеем Чайковским. Слышите, храбрые лыцари?

- Чуем, батьку! Никто не смеет!..

- Теперь на прощанье не спеть ли нам, братцы, Алексею Чайковскому песню про Алексея-поповича? Пускай человек в последний раз услышит наш казацкий, лыцарский напев про свои добрые дела для нашего воинства!

Хорошо, братцы?

- Добре, добре! - кричали казаки. - Начинай, Данило.

И Данило кобзарь чистым ровным тенором затянул:

На Чорному морi, на бiлому камнi,

Ясненький сокiл жалiбно квилить, проквиляє.

Мало-помалу окружающие принимали участие в песне, и под конец вся площадь слилась в один звучный, дикий, но стройный хор. Песня, видимо, разжалобила запорожцев...

- Жалко доброго казака! - сказал будто сам себе кошевой, когда казаки окончили песню и стояли в каком-то раздумье.

- Жалко, жалко! - Со всех сторон отозвалось в народе. - Жалко, а делать нечего, когда законно...

-- Еще, хлопцы, я прошу у вас одной рады: войско-вый писарь Алексей Чайковский хочет жениться на дочери лубенского полковника Ивана. Полковник Иван сдурел на старости и было призадумался, да его дочка лучше знает, что такое запорожский лыцарь, бросила отца и пришла в Сечь просить у товариства благословения!.. Согласны вы на это?

Казаки в недоумении молчали.

- Знаю, братцы, - продолжал кошевой, - вам жалко лишиться такой характерной души, как Алексей Чайковский, но надобно ему заплатить за услугу Он обещается всегда помогать нам на войне и детей своих пришлет служить на славное Запорожье.

Казаки любили Алексея и уважали за личную храбрость и неуклонный характер, а потому с радостью согласились на его свадьбу.

- Ай да собака наш кошевой! - кричал Никита, размашисто толкая товарищей - Выкинул штуку!

- Штука! - говорил народ. - И справедливо, и законно, и весело!..

- А для чего ж я привез татарина? - спросил угрюмо седой казак.

- Чтоб казнить Алексея-поповича, - отвечал строго кошевой, - найди его и прикажи казнить.

- Да, найди его, Дмитро, - кричали старику казаки, - и пускай его казнят! - Вот штука!.. Ей-богу, штука!

- Смерть Алексею-поповичу и многая лета Алексею Чайковскому! - гремела толпа, ломая подмостки и торжественно уводя Алексея и Марину к церкви Покрова.

- Бейте для потехи поганого татарина!

Подмостки рухнули, и долго еще было видно между досками тело татарина, одетое в красную рубаху, когда народ отошел и окружил церковь, в которой венчали Алексея Чайковского с Мариною.

После венца сейчас же выпроводили новобрачных за ворота Сечи: там старшины простились с Чайковским; кошевой подарил ему пару добрых коней и порядочный мешок дукатов, советовал ехать на зимовник старого Касьяна и там ждать вестей от полковника, обещался приехать к ним на свадьбу в гетманщину и быть посаженым отцом.

Случалось ли вам видеть страшный сон? Не то будто вы проиграли пульку в преферанс, или вас оклеветал ближний, или вам подали холодного супу, или смазливенькое личико, давши вам слово танцевать, отказалось и пошло с мягкими бархатными усиками, а вы для vis-a-vis полчаса гуляли по зале с каким-то привидением - или будто вы в театре, где играют нестерпимую нелепицу: перед вами на сцене русский мужик, бородач, широковещательно перелагает на российский диалект_ de officlis. Цицерона и машет руками и горячится, как в старину сам оный_ пресловутый вития перед романским народишком,_ а его жена в кокошнике, в сарафане и французских башмачках, попивая православный квасок, решает вопрос о Востоке лучше заморских газет и парламентов . вы хотите бежать, но двери заперты, никого не пускают, а между тем автор пьесы самодовольно глядит на вас из ложи и, улыбаясь, будто говорит "Что, приятель, попался? Знай наших!" Согласен, это страшные виденья, невыносимые сны - но не о таком говорю я: нет, случалось ли вам видеть сон тяжкий, сокрушительный, убивающий ваш дух в самом существе его, сжимающий ваше сердце, открывающий перед вами одно отчаяние и безнадежность?.. Испытали ли вы радость при пробуждении от такого сна?.. Не правда ли, что эта радость не имеет ничего общего с другими нашими радостями? Перед нею бледны и бесцветны, как горящие свечи перед солнцем, лучшие минуты, украшающие вашу жизнь, и первые эполеты, и гармоническое "люблю",_ сказанное вам когда то очень благовоспитанною барышней, сказанное, может быть, потому, что ей очень хотелось сказать кому-нибудь это слово, и рукопожатие вашего начальника, и приглашение на обед к значительному лицу, и все прочие блага земли, которые в свое время сильно заставляли трепетать ваше сердце, не правда ли?

Если вы можете представить эту восхитительную, светлую, спокойную радость, это успокоительное сознание, что прошедшее - мечта, пустой сон, тогда вы приблизительно поймете состояние Алексея и Марины - я не берусь его описывать: есть минуты в жизни, есть чувства, ощущения, которые не подлежат никакому описанию, хоть они доступны почти всякому. Кто из нас не понимает вполне красоты и величия солнца и кто из прославленных живописцев изобразил его, хотя многие изображали, изображают и будут изображать?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Там родилась, гарцовала

Козацькая воля,

Там шляхтою, татарами

Засiвала поле,

Засiвала трупом поле,

Поки не остило

Лягла спочить а тим часом

Виросла могила.

Т. Шевченко

..........................................................

Cher amant, J'ai vecu pour t'aimer, et je meurs en t'fiman.

...........................................................

Je les ai tous perdus... je n'ai plus qu'a mourir.

Gilbert

[Дорогой возлюбленный,

Я жила, чтобы тебя любить, и я умираю, тебя любя,