Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 - Нелли Шульман

– Теперь на очереди Иоганн… – переодевшись за ширмой, она подхватила сумочку, – на нем хорошо сидит костюм и галстук, даже странно. Мы с ним словно лебеди, жившие на крестьянском дворе, в сказке Андерсена…

Отдыхающие всегда делали комплименты осанке и манерам сестры и брата. Убрав сценический костюм в сундук, Магдалена проскакала по служебной лестнице оперы. Скромная юбка падала ниже колена:

– Маму хватит удар, когда она узнает, что я хочу петь Виолетту, – смешливо подумала девочка, – она никогда не заезжает в Сан-Паули, гнездо порока… – мать восседала на скамейке у стойки вахтера, закрывшись женским журналом:

– Осеннее консервирование, рецепты для экономных хозяек… – Магдалена закатила глаза, – клянусь, когда я уеду из дома, я больше не закатаю ни одной банки джема… – журнал зашевелился. Гертруда озабоченно сказала:

– Ты, наверное, проголодалась. Ты отлично пела, милая, поздравляю… – мать всегда сидела где-то на втором ярусе:

– Она может брать контрамарку в партер, но она очень скромная… – мать немедленно полезла в сумку:

– Булочка, – провозгласила Гертруда, – булочка и какао… – она торопливо добавила:

– Без сахара, хотя профессор сказал, что певицам надо хорошо питаться… – Магдалена, сквозь булочку, пробурчала:

– Я питаюсь. Очень вкусная выпечка, спасибо, мамочка… – Гертруда взглянула на золотые часики:

– Мед и яйца святым отцам я отвезла. Заглянем в пару магазинов и домой… – она окинула взглядом дочь:

– Еще вытянулась. Она в Брунса пошла, высокая растет… – Гертруда привыкла думать о муже, как об отце ее детей:

– Он отец Иоганна, – упрямо повторяла себе женщина, – а что Иоганн блондин, то я тоже светловолосая… – она хотела посмотреть в универмагах новые ткани. Ради экономии Гертруда сама обшивала детей:

– Удобно, что теперь опять стали выпускать журналы с выкройками… – какао Магдалена допила в подержанном, пятилетней давности, форде:

– В универмаге продают мороженое… – девочка испытующе посмотрела на мать. Двигатель заработал, Гертруда отозвалась:

– Я куплю, но ты съешь его, когда оно растает… – Магдалена отозвалась: «Хоть так». Форд свернул за угол театра. Итальянская спортивная машина, припаркованная на противоположной стороне улице, тоже ожила. Мигнув фарами, автомобиль направился вслед за фордом.

Адвоката Краузе, в общем не интересовало, куда направится предательница, бывшая Моллер. Женщина плотно устроилась на водительском сиденье неприметного форда. Широкие бедра обтягивала практичная, как выразились бы в магазине, юбка. Светловолосую голову она прикрывала фетровой осенней шляпкой. Моллер носила твидовый жакет цвета палых листьев, с янтарной брошкой на лацкане:

– Дешевка, – Фридрих зевнул, – наверняка, муж подарил, социал-демократ… – ему и Садовнику казалось забавным, что бывший враг рейха живет с Моллер, подвизавшейся в охране концлагеря:

– То есть нынешний враг, – поправил себя Фридрих, – у таких вещей нет срока давности… – Краузе предполагал, что Моллер поедет в большие магазины:

– Она крестьянка, – презрительно подумал Фридрих, – они словно сороки, падки на дешевые вещи. Она будет рыться в корзинах, куда наваливают бросовый товар… – Моллер, как сказал Садовник, была у них на крючке:

– Мы ждем только сигнала к началу акции… – партайгеноссе Манфред ощерил кривоватые зубы, – товарищ во Фленсбурге следит за предательницей и ее семьей…

В гимназии, куда ходили дети Моллер, преподавателем математики служил бывший подчиненный партайгеноссе Рауффа:

– Он работал в миланском гестапо по технической части. Он сделал вид, что не имел отношения к СС, что был просто инженером в вермахте… – бывших членов СС пока не допускали в школы и университеты:

– Но в Бонне их достаточно, – усмехнулся Фридрих, – в любом министерстве, не говоря о вотчине генерала Гелена, разведке… – именно ведомство Гелена содержало летучую группу, как сказал Феникс, под руководством Доктора, партайгеноссе Шумана:

– Более того, – Фридрих явственно услышал холодный голос с берлинским акцентом, – мне стало известно, что наш друг… – так они между собой называли Гелена, – возьмет на себя финансирование отряда, теперь базирующегося в Парагвае… – речь шла о наемниках партайгеноссе Барбье. Шуман поставлял разведке Западной Германии сведения о добыче урана в Конго:

– Заодно он налаживает канал переправки урана в надежное хранилище, для наших нужд… – машина Моллер замедляла ход, – а Барбье связан с рудниками, где вырабатывают редкие металлы… – как и предсказывал Фридрих, Моллер припарковалась на Менкебергштрассе, в окружении больших магазинов. Девчонка выскочила из машины первой:

– Она выросла, – улыбнулся Фридрих, – рукава пальто коротковаты… – он слушал задорное, переливающееся сопрано Магдалены Брунс из кресла в амфитеатре гамбургской оперы. Дневное представление не требовало смокинга, зал наполняли родители с детьми:

– У нее пока нет сольных партий, – подумал Фридрих, – но ей всего четырнадцать. У нее все впереди. Она останется круглой сиротой, ей потребуется поддержка, опека и забота… – Фридрих никуда не торопился:

– Когда она поступит в консерваторию, я с ней познакомлюсь. Четыре года… – он задумался, – мне будет едва за тридцать. Самое время жениться. Я католик, к женатым политикам всегда больше доверия. Взять хотя бы моего патрона, Штрайбля… – адвокат Штрайбль недавно стал депутатом баварского парламента… – взглянув на темные кудри Магдалены, Фридрих проехал мимо форда Брунсов. Сверившись с часами, он понял:

– Осталось время на чашку кофе, и надо отправляться на набережную… – Фридрих хотел посмотреть выставленную на продажу квартиру:

– Там живет арендатор, – он нахмурился, – какое-то знакомое имя. Майер, точно. Должно быть, однофамилец малышки… – машина Фридриха скрылась в субботней толчее автомобилей.

Высокие каблуки ее туфель черного лака цокали по паркету беленого дуба.

Фридрих с трудом помнил, как дышать. От нее пахло крепким табаком и горьким цитроном. Она собрала на затылке вороные волосы, заколов локоны серебряной филигранной шпилькой. Несколько прядей падало на худую спину, на торчащие под кашемиром облегающего свитера крылышки лопаток. Он мог издали пересчитать ее ребра. На груди серая шерсть почти не поднималась. Пышная юбка открывала костлявые ноги в блестящих, тоже черных чулках. Он сумел рассмотреть родинку в нежном месте, под коленкой. Щиколотки девушки, казалось, готовы были подломиться. Она носила детский размер обуви.

Фридрих подумал о дорогих куклах в витринах довоенных магазинов:

– Мама с папой повели меня на Менкебергштрассе осенью сорокового года. Мне исполнилось семь лет, я пошел в школу, стал членом младшей группы Гитлерюгенда. Гамбург тогда еще не бомбили… – мать надела лучшее платье, отец ради субботнего дня завязал галстук. Фридрих носил шорты и рубашку гитлерюгенда:

– Стояла теплая осень, совсем как сейчас. На Менкебергштрассе припарковали лимузин с водителем…

Маленький Фридрих, раскрыв рот, рассматривал блестящую машину. Высокий пожилой человек, в отличном костюме, с золотым значком нацистской партии, небрежно хлопнув дверью, проследовал в гастрономический отдел универмага. Отец шепотом сказал Фридриху:

– Граф Теодор фон Рабе, известный промышленник. Он первым национализировал свои заводы. Он личный друг маршала Геринга. Должно быть, он в городе по делам…

Нынешним членам движения, даже допущенным до секретов нового рейха, все равно не полагалось обсуждать такое, но Фридрих часто думал, что Феникс похож на отца:

– Пластические операции не меняют движения и повадки. Аристократизм в крови, такого не скроешь. Она тоже аристократка, графиня… – в игрушечном отделе магазина родители купили Фридриху набор моделей военных машин и настольную игру: «Евреи, вон из Германии»:

– Там я и увидел фарфоровых кукол. Она тоже больше напоминает статуэтку…

Девушка хорошо говорила по-немецки, со знакомым Фридриху французским прононсом. Обычно он терпеть не мог лягушачий акцент:

– Но не с ней… – бессильно понял адвокат Краузе, – я готов слушать ее целыми днями… – он не обратил внимания не юношу, открывшего ему дверь:

– Он работает в «Талии», ассистентом режиссера, – смутно вспомнил Фридрих, – он никто, юнец, ему на вид лет двадцать… – мальчишка носил американские джинсы и потертый свитер с кожаными заплатами на локтях. Он отпустил козлиную, как выражался Фридрих, темную бородку:

– Типичный дегенерат, – подытожил адвокат Краузе, – еще и еврей, кажется… – у парня тоже был французский акцент:

– Еврей, конечно, – Фридрих незаметно вытер ладонь