Любимый бывший муж - Ивонн Линдсей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я положил его на стол в прихожей. – Ксандер потер глаза. – О боже, я чувствую себя таким заторможенным после этих дневных сеансов сна. Пора это прекращать.
– У тебя болела голова?
– Да.
– Тогда ты сам знаешь, что сон – это единственный способ избавиться от головной боли. Может, это из-за болеутоляющих такой эффект? Можно поговорить об этом с врачом, может, он разрешит уменьшить дозу?
– Хорошая идея.
Ксандер встал и пошел на кухню. Оливия услышала, как он наливает воду в стакан. Пока он не вернулся, она быстро прошла в прихожую и схватила конверт.
– Я сейчас поднимусь наверх, приму душ и переоденусь! – крикнула она. – Вернусь через несколько минут!
Не дожидаясь ответа, она взлетела по лестнице в спальню, схватила джинсы и футболку и зашла в ванную, заперев за собой дверь.
Включив душ, она открыла конверт. Оттуда выпало письмо, взглянув на которое она почувствовала, как запрыгало сердце в груди. Ее адвокат подтверждал, что двухгодичный срок, который в соответствии с законами Новой Зеландии требовался для расторжения брака, истек. К письму прилагалось заявление на развод, написанное ею и Ксандером. Не хватало лишь ее подписи, он уже расписался раньше.
Оливия посмотрела на дату рядом с его подписью. Это был день, когда произошла авария. Значит, с того самого дня документ где-то лежал и ждал своего часа. А что, если бы письмо пришло раньше? До того, как Ксандер очнулся от комы и позвал ее? Она бы, наверное, подписала его и отправила своему юристу, и осталось бы только ждать судебного заседания.
Она перечитала письмо более внимательно. Адвокат извинялся за то, что документ отправили ей так поздно. Виной тому, по его словам, были кадровые перестановки. Если бы не это, подумала Оливия, жизнь ее была бы сейчас совсем иной. Они с Ксандером бы уже развелись, а вместо этого они будто по-прежнему состоят в полноценном браке.
Оливия думала о том, что нужно как-то приостановить бракоразводный процесс, но как? Она же не может проинформировать юристов Ксандера от его имени. Как, черт возьми, ей быть? Для начала не стоит подписывать бумаги. Она небрежно сунула их обратно в конверт и сложила его пополам, точно, уменьшив его, могла сделать эту проблему менее значительной.
Нужно его спрятать где-нибудь, куда Ксандер точно не заглянет. Она открыла ящичек туалетного столика, где хранились ее предметы гигиены, и положила конверт на самое дно. Вот теперь письмо надежно спрятано и муж не сможет наткнуться на него случайно.
Стянув с себя одежду, Оливия быстро приняла душ, а потом спустилась вниз.
– Освежилась? – спросил Ксандер, когда она вошла на кухню. – Я тут чищу картошку, между прочим, честно зарабатываю свою долю обеда.
– Спасибо, – ответила она, стараясь говорить непринужденно, насколько это возможно после такого потрясения. – Приятно видеть, что ты наконец становишься полезен.
И они вновь принялись поддразнивать друг друга, как было когда-то, еще до рождения ребенка. Тогда такой способ общения их здорово сближал.
За окном моросил дождик, так что они не смогли есть на веранде, и Оливия накрыла стол в столовой и достала лучшие приборы и хрустальные подсвечники, которые им подарил на свадьбу ее отец. Когда-то они были точно так же подарены ее родителям на свадьбу. Она четко вспомнила те слова, что произнес отец, когда дарил эти подсвечники.
«Я знаю, что твоя мама хотела бы отдать их тебе, надеюсь, вы с Ксандером будете так же счастливы, как были мы с ней. Нам недолго пришлось быть вместе, и я сожалею теперь, что не говорил ей раньше каждый день о том, как люблю ее. Но время нельзя повернуть вспять. Так что, Оливия, не молчи о своих чувствах. Говори Ксандеру, что любишь его, каждый день».
Она наклонилась немного вперед, чтобы зажечь свечи, и глаза ее наполнились слезами. Она уже давно отвыкла говорить Ксандеру о своих чувствах, это произошло еще до смерти Паркера. Она была так поглощена своей работой, учебой, ремонтом в новом доме, а потом беременностью и, наконец, ребенком. Она по-прежнему любила мужа, но говорить ему об этом перестала.
– Прости, папа, – прошептала она, задувая огонек спички. – Я подвела тебя, но я больше так не буду. На этот раз я все сделаю правильно. Я обещаю.
Когда они легли спать, она прижалась к спине мужа и прошептала во тьму:
– Я люблю тебя.
Он пробормотал что-то невнятно в полусне, должно быть, те же слова. И этого было достаточно… пока.
К утру дождь перестал. После завтрака Оливия предложила прогуляться до пляжа. Ксандер уже довольно твердо стоял на ногах, силы его прибавлялись с каждым днем, координация движений почти восстановилась, так что она была уверена в том, что прогулка по мягкому песку не окажется слишком утомительной для него.
– Ты готов? – спросила она, направляясь к двери.
– Как никогда, – ответил он. – Замечательно куда-то выбраться. Дома хорошо, конечно, но боюсь, скоро у меня начнется клаустрофобия.
Оливия понимала его. Их жизнь сейчас была очень замкнутой. Каждую неделю она связывалась с начальником мужа и говорила, что Ксандер пока не в состоянии принимать посетителей и отвечать на звонки, и коллеги не пытались связаться с ним по телефону. А поскольку водить машину ему было явно рано, он оказался привязанным к дому и ограничен в общении. Что, конечно, облегчало ей задачу изображать нормальный брак.
Хотя… было ли это притворством? Каждую ночь они спали обнявшись, а днем работали бок о бок в коттедже в те часы, когда Ксандер не занимался лечебной физкультурой. Она знала, что такая идиллия не может длиться вечно. Реальность рано или поздно должна войти в их дом. Оливия понимала, что откровенный разговор с мужем нельзя откладывать надолго. Нужно найти какой-то способ рассказать ему всю правду, не ранив его горькими воспоминаниями и не причинив слишком сильной боли.
Дул прохладный ветер, так что на пляже почти не было людей, лишь самые отважные, вроде них, в ветровках, гуляли, наслаждаясь свежим воздухом.
– Я уже забыл, как здорово побывать на пляже, – сказал Ксандер, – я скучаю по тем дням, когда я мог бегать здесь.
Они шли медленно, рука об руку, и Ксандер с грустью посмотрел вслед мужчине, который пробежал мимо них. Рядом с ним, высунув язык, бежал пес.
– Скоро ты тоже сможешь бегать, обязательно, – произнесла Оливия, сжав его руку.
– Нам нужно завести собаку, – ответил Ксандер, провожая бегуна глазами. – А кстати, по-моему, она у нас была.
Холодок пробежал по спине Оливии, и озорной ветер, рвавший ее волосы, был тут вовсе ни при чем. Вот тот момент, которого она так боялась, – нужно сказать ему правду или хотя бы ее часть о тех годах, которые он позабыл.