Мамба в СССР. Черный курсант - Алексей Птица
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, негр! Сыграешь?
— Ноу андестэнд.
— Так мы научим! Вот смотри, — и шулер быстро заюзал стаканчиками по деревянной доске.
Я кивнул, а потом, ткнув в него двумя растопыренными пальцами и переведя их на свои глаза, жестами изобразил, чтобы при этом он смотрел в мои глаза.
— Типа думаешь, что пересмотришь меня и помешаешь? Да, давай.
Трёшка перекочевала в руки шулера, и он, не отрывая от меня взора, приступил к своим простым движениям. Присев напротив него, я буквально впился в его хитрые глаза своими чёрными глазами. Пару секунд он воспринимал наше противоборство взглядами спокойно, однако вскоре занервничал.
— Всё, смотри и угадывай! — проговорил он и попытался оторвать свой взор, но тот не отрывался.
Мне было дико интересно: какие эмоции он сейчас испытывает? И я чуть ли не сверлил его глазами, словно желая дотянуться до головного мозга. Наши взгляды плотно переплелись, сцепились и, как он ни старался, отвести свои глаза от моих у него не получалось.
— Прекрати, сука! — шулер сел на жопу, невольно вырвавшись из-под моих «чар». — Ты что сделал? — проорал он, сидя на заднице.
— Ноу андестэнд, — пожал я плечами и, пользуясь тем, что он перемешал стаканчики, быстро перевернул все три.
Ожидаемо там ничего не оказалось. Толпа возмущенно загудела, а курившие в сторонке парни напряглись и подошли поближе.
Щёлкнув пальцами и потерев их друг об друга, я показал, чтобы мне отдали деньги.
— На, подавись! — выкрикнул шулер и швырнул мне смятую трёшку.
Подхватив купюру, я вновь потёр пальцами: мало, мол.
— Пошёл на… — мило ответил грузин. Или кто он там был?
— Полис?
— Какая на хрен полиция, у нас милиция, — пояснили двое угрюмых парней из охраны шулера.
— Иес, мильиция.
— Да по хрен нам твоя милиция, негр. Вали отсюда, пока мы у тебя деньги не отобрали и не накостыляли тебе.
— Иес, ноу полис, иес КГБ.
— …ять! Он иностранец, да ещё и негр. Это нам накостыляют за него, и никакие связи не помогут, — спрогнозировал ближайшие события один из артистов, до этого момента молча наблюдавший за развитием событий. — На, держи ещё трёшку и вали отсюда. Все расходимся: цирк уехал!
Кивнув, я забрал три рубля и свалил.
— Гад африканский, — проорал мне вслед шулер.
Чуть позже он делился своими впечатлениями с подельниками:
— Смотрел на меня, как удав на кролика, аж голова разболелась! А его шрам вдруг стал раскрываться, а оттуда кровь как хлынет чёрная… — шулера передёрнуло, — и зубы торчат белые, как снег.
— Не трепись, — лениво сплюнул в сторону охранник, с ухмылкой глядя на испуганного сообщника.
— Вот те крест! Я с таким вообще никогда не встречался.
— Негры они ведь с духами якшаются, вот тебе и не повезло. Это у нас религия, а у них непонятно что, — подтвердил «актёр». — Ну его на хрен, не связывайся больше с иностранцами, себе дороже.
Всего этого я, разумеется, не слышал, направляясь в магазин. А там меня уже ждали.
— Чавой-то ты долго билеты покупаешь?
— Так очередь, еле купил. У вас тут всегда так?
— А то! В очереди не постоишь, значит, день прошёл даром! Учись, негритёнок, — и обе тётки оглушительно расхохотались. Типа очень смешно, хотя и очень грустно: сколько времени впустую пропадает.
— Ладно, держи свою авоську с продуктами. Мы всё в бумагу завернули, чтобы не увидели, что несёшь. А то народ у нас ушлый, увидят, начнут расспрашивать: где, мол, взял? А ты и расскажешь, чёрная твоя душа, у кого купил. Они к нам, а у нас-то и нету ничего! Люди жаловаться пойдут, к нам ОБХСС нагрянет с проверкой, да выметут всё подчистую. Стало быть: бери и молчи. Ясно?
— Понял, спасибо. А где у вас тут фарцовщики обычно обитают?
— А что, у тебя есть что?
— Сигареты, жвачки, колготки.
— Да?! — глаза обеих тёток вспыхнули ярче прожекторов.
Но тут внезапно отворилась дверь, и в магазин ввалились двое подвыпивших мужиков, проорав с порога:
— Водка есть?
— Есть, — недовольно ответила продавщица. — Какую вам: «Русскую» или «Пшеничную»?
— «Русскую» давай, она дешевле, — проорал один из них. — Четыре сорок или пять двадцать, есть же разница? Русское всегда дешевле, — изрёк он неочевидную мудрость.
— Да, — поддакнул ему товарищ, — понимание надо иметь.
— Что ж вы делать-то будете, если она подорожает? — поинтересовалась у забулдыг продавщица.
— Пить! — пьяно улыбнулся ответственный за финансы, скрупулёзно подсчитывая деньги, и пропел на манер частушки:
Если водка будет пять,
Мы её все будем брать.
Если водка станет восемь,
Всё равно мы пить не бросим.
Передайте Ильичу –
Нам и десять по плечу!
Если цены станут больше,
То мы сделаем как в Польше.
Если будет двадцать пять -
Будем Зимний брать опять!
— А если водка станет триста? — спросил я, усмехнувшись.
— Петька, глянь-ка на туриста! — тут же выдал рифму пьяница, перевёл на меня внезапно умный взгляд светло-голубых глаз и добавил тихо: — Если водка станет триста, значит, свергли коммунистов.
— Дайте им «Пшеничную», я добавлю, — сказал я.
— О! Вот она дружба народов! Суууществует, — еле ворочая языком, проговорил второй. — Спасибо!
Я пожал плечами, сунул рубль и добавил ещё мелочи к тем деньгам, которые положили пьяные мужики. Сграбастав бутылку водки, они ретировались, довольно галдя и обсуждая подвернувшуюся удачу в моём лице.
— Ну, бывай, негр. Может, ещё свидимся, — бросил голубоглазый, и дверь за ними тут же захлопнулась.
— Пошли в подсобку, — позвала меня за собой Маня, — там поговорим. А то проходу не дадут, так и будут туда-сюда шастать.
И она, не дожидаясь моего ответа, подхватила табличку с надписью «Перерыв» и навесила на дверь, предварительно закрыв её на ключ. Причём дверь гастронома закрылась точь-в-точь, как недавно закрылось окошко кассы на вокзале: прямо перед очередным посетителем. Тот, не веря своим глазам, дёрнул