Том 3. Собор Парижской Богоматери - Виктор Гюго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она с жадностью ухватилась за эти слова.
— Как вам угодно, господин. Пусть будет по-вашему! Пытка? Я готова! Ведите меня. Скорей, скорей! Идемте!
«А тем временем, — думала она, — моя дочь успеет скрыться».
— Черт возьми! — сказал Тристан. — Она так и рвется на дыбу! Не пойму я эту сумасшедшую!
Из отряда выступил седой сержант ночного дозора и, обратившись к нему, сказал:
— Она действительно сумасшедшая, господин. И если она упустила цыганку, то не по своей вине. Она их ненавидит. Пятнадцать лет я в ночном дозоре и каждый вечер слышу, как она проклинает цыганок на все лады. Если та, которую мы ищем, — маленькая плясунья с козой, то эту она особенно ненавидит.
Гудула сделала над собой усилие и сказала:
— Да, эту особенно.
Остальные стрелки единодушно подтвердили слова старого сержанта. Это убедило Тристана-Отшельника. Потеряв надежду что-либо вытянуть из затворницы, он повернулся к ней спиной, и она с невыразимым волнением глядела, как он медленно направлялся к своему коню.
— Ну, трогай! — проговорил он сквозь зубы. — Вперед! Надо продолжать поиски. Я не усну, пока цыганка не будет повешена.
Однако он еще помедлил, прежде чем вскочить на коня. Гудула, ни жива ни мертва, следила за тем, как он беспокойно оглядывал площадь, словно охотничья собака, чующая дичь и не решающаяся уйти. Наконец он тряхнул головой и вскочил в седло. Подавленное ужасом сердце Гудулы снова забилось, и она прошептала, обернувшись к дочери, на которую до сей поры ни разу не решалась взглянуть:
— Спасена!
Бедняжка все это время просидела в углу, боясь вздохнуть, боясь пошевельнуться, с одной лишь мыслью о предстоящей смерти. Она не упустила ни единого слова из разговора матери с Тристаном, и все муки матери находили отклик и в ее сердце. Она чувствовала, как трещала нить, которая держала ее над бездной, двадцать раз ей казалось, что вот-вот нить эта порвется, и только сейчас она вздохнула наконец свободнее, ощутив под ногами опору. В эту минуту до нее донесся голос, говоривший Тристану:
— Рога дьявола! Господин начальник! Я человек военный, и не мое дело вешать колдуний. С чернью мы покончили. Остальным займетесь сами. Если позволите, я вернусь к отряду, который остался без капитана.
Это был голос Феба де Шатопера Нет слов, чтобы передать, что произошло в душе цыганки. Так, значит, он здесь, ее друг, ее защитник, ее опора, ее убежище, ее Феб. Она вскочила и, прежде чем мать успела удержать ее, бросилась к окошку.
— Феб! Ко мне, мой Феб! — крикнула она.
Но Феба уже не было Он мчался галопом и свернул на улицу Ножовщиков. Зато Тристан был еще здесь.
Затворница с диким рычаньем бросилась на дочь Она оттащила ее назад, вонзив ей в шею ногти, — матери-тигрицы не отличаются особой осторожностью Но было уже поздно. Тристан ее увидел.
— Эге! — воскликнул он со смехом, обнажившим до корней его зубы, что придало его лицу сходство с волчьей мордой — В мышеловке-то оказались две мыши!
— Я так и думал, — сказал стрелок.
Тристан потрепал его по плечу и сказал.
— У тебя нюх, как у кошки. А ну, где тут Анриэ Кузен?
Человек с гладкими волосами, не похожий ни по виду, ни по одежде на стрелка, выступил из рядов Платье на нем было наполовину коричневое, наполовину серое, с кожаными рукавами, в сильной руке он держал связку веревок Этот человек всегда сопровождал Тристана, как Тристан — Людовика XI.
— Послушай, дружище, — обратился к нему Тристан-Отшельник, — я полагаю, что это та самая колдунья, которую мы ищем. Вздерни-ка ее! Лестница при тебе?
— Лестница там, под навесом Дома с колоннами, — ответил человек. — Ее как, на этой вот перекладине вздернуть, что ли? — спросил он, указывая на каменную виселицу.
— На этой?
— Хо-хо! — еще более грубым и злобным хохотом, чем его начальник, захохотал палач — Ходить далеко не придется!
— Ну, поживей! Потом нахохочешься! — крикнул Тристан.
Затворница с той самой минуты, как Тристан заметил ее дочь и всякая надежда на спасенье была утрачена, не произнесла больше ни слова Она бросила бедную полумертвую цыганку в угол склепа и снова встала перед оконцем, вцепившись обеими руками, словно когтями, в угол подоконника Она бесстрашно ожидала стрелков. Ее глаза приняли прежнее дикое и безумное выражение. Когда Анриэ Кузен подошел к келье, лицо Гудулы стало таким свирепым, что он попятился.
— Господин! — спросил он, подойдя к Тристану — Которую же из них взять?
— Молодую.
— Тем лучше! Со старухой трудненько было бы справиться.
— Бедная маленькая плясунья с козочкой! — заметил старый сержант ночного дозора.
Анриэ Кузен опять подошел к оконцу. Взгляд несчастной матери заставил его отвести глаза. С некоторой робостью он проговорил:
— Сударыня...
Она прервала его еле слышным яростным шепотом.
— Кого тебе нужно?
— Не вас, — ответил он, — ту, другую.
— Какую другую?
— Ту, что помоложе.
Она принялась трясти головой.
— Здесь нет никого! Никого! Никого! — кричала она.
— Есть! — возразил палач. — Вы сами прекрасно знаете. Позвольте мне взять молодую А вам я никакого зла не причиню.
Она возразила со странной усмешкой.
— Вот как! Мне ты не хочешь причинить зла!
— Отдайте мне только ту, другую, сударыня Так приказывает господин начальник.
Она повторила, глядя на него безумными глазами.
— Здесь никого нет.
— А я вам повторяю, что есть! — крикнул палач — Мы все видели, что вас было двое.
— Погляди сам! — сказала затворница. — Сунь голову в окошко!
Палач взглянул на ее ногти и не решился.
— Поторапливайся! — крикнул Тристан. Выстроив отряд полукругом перед Крысиной норой, он подъехал к виселице.
Анриэ Кузен в сильнейшем замешательстве еще раз подошел к начальнику. Он положил веревки на землю и, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, стал мять в руках шапку.
— Как же туда войти, господин? — спросил он.
— Через дверь.
— Двери нет.
— Через окно.
— Слишком узкое.
— Так расширь его! — злобно крикнул Тристан. — Разве нет у тебя кирки?
Мать, по-прежнему настороженная, наблюдала за ними из глубины своей норы. Она уже больше ни на
