В КОРОЛЕВСТВЕ КИРПИРЛЯЙН. Сборник фантастических произведений - Наталья Новаш

Катя посмотрела на командира холодно, иронически — зачем он говорит заведомую неправду? Не сделает он такого.

Галкин добавил в голосе трагизма:

— Я сделаю это, девочка. Ты же знаешь, что иначе я поступить не могу. Не хватало только, чтобы ты начала их лечить, а они тебя, как ведьму, на костер! Ну что? Идешь «переодеваться»?

А вот с этим вопросом Галкин поспешил. Катеньку словно ударили. Она дернулась и тихо, твердо сказала:

— Я остаюсь!

И тут же по интеркому, словно сжигая за собой мосты:

— Я, десантник Екатерина Катунина, — всем, всем, всем, «Ямуна», слушай меня! Прошу разрешения Совета остаться на Пятой.

Галкин пожал плечами и ушел к себе. Через десять минут сбежался Совет, более всего взволнованный тем, что пришлось срочно бросить дела. Совет кое-как расселся в центре, вдоль стен расположились все желающие. Галкин подробно доложил обстоятельства дела. Потом поднял глаза, недоверчиво поглядывая на членов Совета. Что-то не нравилась ему обстановка этого экстренного заседания. Слова попросил Лин. Он для начала дернул себя за ухо — была у него такая привычка, пощелкал пряжками комбинезона и, уставясь на Галкина вполне невинным взглядом, сказал:

— А что? Пусть остается. Ее право.

Неожиданно Лина поддержали почти все. Действительно, ее право. Право исследователя. Галкин жестко напомнил:

— Имею полномочия не принять решение Совета. Я командир.

И тогда встал огромный Сидней:

— Извините, командир. У десантников свой кодекс. Не надо ей мешать. Пусть остается.

Галкин повел себя нетактично. Он позволил себе усомниться в душевном здоровье как Катуниной, так и всей группы десанта. Десантники встали.

Они просто стояли и смотрели на командира «Ямуны» молча. И глаза их… в них была память о чужих мирах. Галкин смешался. Эти люди… Они шли в поиск, а он часто даже не покидал борта корабля. Он просто доставлял ученых-десантников в конечную точку маршрута.

Если бы можно было не посылать людей вообще! Нельзя. Нельзя еще и потому, что невозможно удержать человека на дороге познания. Человеку почему-то мало принесенных киберами проб и голограмм Человеку почему-то до зарезу нужны раковины из опасных морей, цветы с другого края мироздания. Так было и так будет. А нагрубил Галкин от страха за хрупкую беленькую девочку Катю. Он не верил в серьезность принятого ею решения и старательно забывал, что Катенька — десантник, прошедший всю выучку Корпуса. А десантники это помнили.

Галкин извинился. А потом психологи предложили компромисс Катунина остается на два земных года. Полное кондиционирование обязательно. Следующая экспедиция снимет ее с Пятой. Об этом Катя знать не должна — иначе в подсознании останется тревожный маячок, она не сможет жить на Пятой спокойно, будет ждать… Во время кондиционирования имплантировать под кожу девушки датчик, чтобы по пеленгу Катеньку можно было всегда найти.

Ей сообщили решение Совета. Она благодарила, передала письма на Землю.

«Ямуна» прощалась с Катей неожиданно весело. Даже устроили нечто вроде капустника перед прозрачной стеной изолятора, где находилась девушка. Галкин не пошел. Ему чудилось в этом веселье нечто ненормальное — пир во время чумы.

Наконец Деви взяла Катеньку под свою опеку. Они остались одни. О чем-то долго говорили, касаясь губами микрофонов, словно их могли подслушать. Потом они попрощались, и Катенька храбро поднялась в капсулу: требовалась коррекция ее облика, перестройка органов дыхания и пищеварения.

Автоматика делала свое дело, а Деви горько плакала. На коленях у нее лежала переданная Катенькой кассета мнемокристаллов.

Утром Деви пришла к Галкину и доложила, что все в порядке, «челнок» доставил Катю на поверхность Пятой. Галкин молча кивнул и снова склонился над вчерашней сводкой вахты. Но Деви не уходила. Поколебавшись, она положила перед командиром лист плотной, так называемой «слоновой» бумаги. Галкин изумился — где это Деви ее раздобыла? Но еще удивительнее оказалось то, что было написано на этой бумаге: «Рапорт генетика экспедиции «Ямуна» Деви Басаван».

В простых, безыскусственных выражениях Деви докладывала о своем проступке. После корректировки тела Катеньки Деви гипноизлучателем записала в ее памяти легенду, разработанную историками, — жизнь девушки из маленькой деревушки, накануне ночью подожженной молнией и выгоревшей дотла. Оригинал, копией которого стала Катенька, погиб. Но, помимо легенды, Деви записала и все собранный Катей сведения о лекарственных растениях и минералах Пятой планеты, все формулы обрядов излечения… Записала на уровне донаучного мышления, доступном пониманию аборигенов.

«…А в полночь стань спиною к закату и ножом деревянным возьми корень, а уши закрой хлопком, дабы не оглохнуть, буде корень станет кричать и молить… А вари корень в посуде медной, в посуде глиняной, в бронзовой же не вари… И вари, покуда солнце в полдень войдет… А давай пития по три глотка страждущему ломотою, и все минет…»

Галкин долго сидел над рапортом. Обвели его эти девчонки — Деви и Катенька. Обвели. Ушла Катунина в поиск, унесла знание. Не чужое — знание той земли, куда ушла. Неужели вот так просто можно решить проблему невмешательства? А Сидней был прав — эксперимент может дать интересные результаты. А он-то посчитал это восторженным порывом. Ладно, посмотрим.

Рапорт генетика Деви Басаван остался без последствий.

… Катенька очнулась в лесу. Со стоном подняла она тяжелую голову, мутным взглядом обвела пожарище, лес, дальнюю полоску океана. Смочила языком горькие губы и осторожно поднялась на ноги. Ее шатнуло. Она сделала несколько неверных шагов, перекинула за спину пропахшие гарью черные косы и пошла куда глаза глядят…

Сергей ЛУКЬЯНЕНКО

ТРИНАДЦАТЫЙ ГОРОД

Часть первая

ВНУТРИ И СНАРУЖИ

Это было обычное утро второго города. Тири проснулся рано: стены и потолок спальни лишь начинали светиться. Он полежал немного, глядя на предметы, все сильней и сильней проступающие из темноты. Потом повернулся к соседней кровати и толкнул Гэла:

— Вставай, засоня! Скоро подъем!

Гэл потянулся, зевнул и сел на кровати. Стены светились уже совсем ярко. В дальнем углу проснулся еще кто-то: звонко шлепнули о пол босые ноги. Близился час Благодарения.

В длинной умывальной комнате, обшитой розовым пластиком, тоже включился свет. Ребята встали рядом у умывального желоба. Дозатор щелкнул и выдавил им на ладонь немного мыльной пасты.