Том I: Пропавшая рукопись - Мэри Джентл

Когда пыль осела, она сообразила: «После того как я прыгнула, на это место рухнула крыша».

— Годфри! Все в порядке! Я тут! Ты где?

Слева послышался шум шагов. Она повернула голову. Привыкшими к темноте глазами заметила кирпичный выступ — она поняла, что это проход вдоль канала. Аш протянула руки, ухватилась за край и постаралась вытащить себя из воды. Стал громче звук шаркающих ног. В идущем сверху свете пожара она увидела человека с прижатыми к лицу руками. Он, спотыкаясь, бежал в темноту.

— Вальзачи! Это я, Аш! Постой!

Ее голос гулко отдавался от каменных стен сточного канала. Бегущий не остановился.

— Годфри! — она подтянулась и животом залезла на платформу — каменный выступ шириной в несколько ярдов, проходящий вдоль проложенного внизу сточного канала. Крупный острый песок грыз ее ладони.

Она сплюнула, прокашлялась, снова сплюнула; и поползла вперед, наклоняясь над водой, глядя вниз.

В быстро бегущей воде отражалось пламя пожара. От воды исходило сладковатое зловоние, в котором она задыхалась. Внизу ничего не было видно.

В туннеле прозвучал взрыв.

Она подскочила, вздернув голову. Здание все еще рушилось, оторвавшиеся глыбы каменной кладки ударялись о пол с грохотом артиллерийской канонады. Лицом она чувствовала тепло пожара. Мысленно она представила себе, что осталось от собора — две трети крыши уже на грани падения.

— Я без тебя не пойду. Годфри! Годфри! Это Аш! Я тут! Годфри! — кричала она снова и снова.

Хромая, Аш пробиралась по каменной тропе, проложенной на четверти расстояния до дна, прямо под трещиной. Над ней гулко стонал пол зала. Она закричала, подождала ответа, снова закричала, как могла громче.

Ничего.

Ветер бил ее по мокрому лицу. Красно-золотой отсвет пожара мерцал на поверхности бегущей воды, уносящей отходы Цитадели. Она утерла мокрый нос, развернулась и пошла назад; на этот раз наклоняясь над водой и заглядывая за кучи обломков кирпичей, накопившиеся под разломом в полу.

Что-то там двигалось.

Ни секунды не размышляя, Аш уселась на край платформы и соскользнула в леденящую воду. Спустила ногу с краю. От удара вонючая вода брызнула ей в лицо, но ей удалось за два взмаха, задыхаясь, доплыть до кирпичной осыпи.

Пальцами она нащупала чью-то мокрую одежду.

Тело колыхалось, придавленное разбитым резным барельефом с изображением святого Передура. Аш намотала ткань на руку и потянула; но было не сдвинуть. Барельеф был выше ее и ушел глубоко в дно канала. Тогда Аш уперлась ногой об обломок и потащила изо всех сил.

Ткань затрещала. Тело освободилось. Она упала спиной в глубокую воду, где проходила середина трубы; не выпуская чужой одежды из онемевших замерзших рук, поплыла, таща его изо всех сил к платформе. Тело плыло лицом вниз; еще неизвестно, Годфри или нет…

Под водой до нее дотронулись холодные липкие руки. Фравитта?

Плеск воды эхом отражался от разбитой крыши трубы. Аш лихорадочно отыскивала неровности в кирпичах ниже уровня воды. Пальцами ног отталкивалась от этих точек опоры в кирпичной стене. При каждом шаге она ныряла в воду, погружаясь с головой; подсунув плечи под грудь Годфри, она подняла тело наверх.

Одну секунду она отдыхала, выдерживая на плечах всю тяжесть его тела как раз над выступом платформы. Пальцы ее заскользили, от холода она ослабила хватку; его бедра уже почти совершенно выскользнули из ее рук. Тогда она наклонилась всем корпусом набок, перекатила его на платформу; и, падая в воду, уже знала, что у нее получилось, что этот человек наверху, на тропе; всплыв на поверхность, сдвигая с лица мокрые волосы, она убедилась, что он темной грудой тяжело рухнул на кирпичную платформу.

Аш выползла наверх из воды. Ноги у нее были свинцово-тяжелыми. В горле застряли рыдания. Она стояла на четвереньках.

Цвет его промокших насквозь одежд был неразличим в этом золотом отсвете пожара сверху; но она узнала его по обводам спины и плеча, еще бы не узнать, он так часто спал в ее палатке.

— Годфри… — она задохнулась, выплюнула грязь; подумала: «Мне не видно, дышит ли он, надо перевернуть его на бок, выдавить воду из легких…»

Она прикоснулась к нему.

Тело безвольно шлепнулось на спину.

— Годфри!

Она опустилась на колени, с нее потоками текла вода. Одежда ее была пропитана кровью и грязью. От зловония сточного канала у нее кружилась голова. Свет наверху стал меркнуть, треска и гула стало меньше, огню уже нечего было жечь, кроме камня.

Она протянула руку.

Годфри Максимиллиан лежал лицом кверху и смотрел на древний кирпичный свод. Кожа его была розовой в отсветах пожара; щека — ледяной. Каштановая борода около губ чуть раздвинулась, как будто он улыбался.

На зубах у него блестели слюна и кровь. Темные глаза были открыты, взгляд неподвижен.

Годфри…

Его лицо обрывалось у густых косматых бровей. Верхняя часть головы от уха до макушки представляла собой смесь расщепленной белой кости и серо-красной плоти.

— Годфри…

Грудь его не поднималась, не опускалась. Кончиком пальца Аш прикоснулась к глазному яблоку. Оно поддалось. Веко не опустилось, не вздрогнуло. На губах ее появилась тонкая циничная улыбка — насмешка над собой: «Надо же, как долго не умирает надежда. Неужели я думаю, что он еще может быть жив, когда вместо головы у него каша? Я достаточно часто видела мертвых и дотрагивалась до них, пора бы и усвоить».

У него отвисла челюсть. Изо рта бежала струйка черной воды.

Она потрогала неприятно теплую желеобразную массу над его разбитым лбом. Под ее пальцами подался черепок кости, еще покрытый волосами.

— О-о, дерьмо! — она убрала руку, приложила ее к его холодной щеке, к опавшей бородатой челюсти. — Ты не должен был умереть. Только не ты. Ты даже меча не носил. Что за дерьмо, Годфри…

Не обращая внимания на кровь, она снова прикоснулась пальцами к ране, прощупав раздробленную кость до того места, где она раздробилась на мелкие осколки. Мысленно она восстановила картину: падает разбитый кусок кирпичной кладки; Годфри летит, удар о воду; тяжелым обломком кирпичной кладки за долю секунды сносит верхушку его черепа; и он мертв, не успев этого осознать. Все в минуту кончено. И нет человека, нет Годфри.

Он мертв, а ты тут в опасности! Надо идти!

На поле боя долго бы не раздумывала.

А тут она сидела на коленях возле Годфри, положив руку ему на лицо. У нее сердце окоченело от ощущения его холодной мягкой кожи. Линия бровей, торчащий нос, тонкие волоски бороды осветились последними отблесками пожара. Вода вытекла из его одежды и собралась в лужу на кирпичном выступе. От него исходила вонь сточного канала.

— Это неправильно, — она погладила его по щеке. — Ты заслуживаешь лучшего.

Он был неподвижным, как все мертвецы. Машинально она ощупала тело взглядом — есть ли у него оружие? обувь? деньги? — как поступила бы на поле боя; потом вдруг поняла, что делает, закрыла глаза от душевной боли и коротко вдохнула.

— Прости меня Господи!

Она села, поджав пальцы ног и глядя в темноту, где бежала вода. В наступающей тьме еще можно было различить белое мерцание его тела.

Любого я бы оставила на поле в разгар сражения; точно знаю, что оставила бы Роберта Анселъма, Анжелотти, Эвена Хью; любого, потому что пришлось бы.

Она знала это точно, потому что в прошлом оставляла людей, которых любила — любит и сейчас. Война не знает жалости. Время скорби и похорон приходит позже.

Аш внезапно опустилась на колени, близко придвинулась лицом к Годфри Максимиллиану, стараясь запомнить каждую черточку его лица: карие, как кора дерева, глаза; старый белый шрам под губой; обветренную кожу на щеках. Бесполезно. Ушло его выражение лица, его дух; этот мертвец мог быть кем угодно.

Черные сгустки крови застыли на расщепленной кости его лба.

— Хватит, Годфри. Шутки в сторону. Вставай, милый, любимый; вставай.

Но, говоря это, она понимала, что его смерть — это реальность.

— Годфри, Годфри… Пойдем домой…

Грудь ее стеснило от внезапной боли. Горячие слезы затуманили глаза.

— Я даже похоронить тебя не могу. О, Господи, я даже не могу похоронить тебя.

Она потянула его за рукав. Тело его было неподвижно. Мертвый вес есть мертвый вес; ей не поднять его, не говоря уж о том, чтобы унести. И — куда?..

Внизу шумела вода, и в темноте вокруг нее раздавались шорохи. Наверху, над ней трещина в полу имела вид бледно-розовой расселины. Сверху, из разрушенных залов, теперь не доносилось ни звука.

Под ногами снова задрожала земля.

— Ты его убил!

Она вскочила, прежде чем прокричать эти слова в темноту, от гнева она брызгала слюной:

— Ты его убил, ты убил Годфри, это ты!

У нее мелькнула догадка: «Когда голоса говорили со мной раньше, случилось землетрясение». И хватило минуты подумать: «Они его не убили. Убила — я. Ах, Годфри, Годфри!»