Дворянство. Том 2 (СИ) - Николаев Игорь Игоревич

— Глупцов не сеют, не жнут, — пробормотал он. — Они заводятся сами собой, как мыши из грязи.

Шум схватки во дворе как будто окреп, усилился. С вражеской стороны коридора затопали ноги в тяжелых сапогах, Барнак, доселе деливший внимание между комитом и ломателями двери, повернулся к вестнику. Тот быстро забормотал, отчитываясь в чем-то.

За спиной шумели шаги полегче, намного легче. Чья-то рука опустилась на плечо бретеру.

— В сторону, — невыразительно приказал Насильник. — Ты здесь отвоевался.

Дан-Шин развернулся боком, держа меч настороже, он молчал и был готов к любому развитию дел. Группа у двери замерла, должно быть в ожидании новых приказов.

— Гвардия! — громко сообщил Барнак. — Пробиваются сюда. И немного отборных графских дружинников.

— Разберись, — бросил через плечо Дан-Шин. — Задержи их.

— Сделаю, — отозвался Гигехайм, быстро отбирая нужных бойцов. Двоих оставил, и те вновь подняли молотки.

Раньян привалился к двери, чувствуя одновременно и бесконечную усталость, и огонек надежды. На глаза наворачивались слезы благодарности. Или просто тяжелейшей боли. Бретер всхлипнул, размазывая по лицу кровь.

— Спасите его, — прошептал он. — Спасите, ради Бога…

— Вставай, — с этими словами Елена опустилась рядом на колено. — Поднимайся, воин!

— Не могу, — прошептал бретер. — Больше не могу.

Женщина смотрела на него, и в ее глазах Раньян видел неприкрытый ужас от вида того, как жестоко изрубили Чуму по ходу его страшного, самоубийственного прорыва через дворцовую охрану.

— Не могу, — повторил он.

— Ради себя не можешь, — тихо, лишь для его ушей сказала она. — А ради мальчика?.. — добавила еще тише, едва ли не шепотом. — Ради меня?

Раньян пустил голову, заскрипел зубами, чувствуя безграничное презрение к самому себе, к слабости жалкого, бесполезного тела и духа, которые исчерпали запас прочности. И начал подниматься.

Дан-Шин и Насильник замерли друг против друга, внимательно присматриваясь к сопернику. Комит держал меч наготове, искупитель, как обычно, с кажущейся небрежностью опирался на копье.

На противоположной стороне коридора гремело оружие, и вроде бы начиналась очередная схватка с подходящими подкреплениями. Гигехайм при поддержке наемников успешно перекрывал проход, очень ловко действуя щитом и перначом. Молотобойцы доламывали дверь.

Снаружи что-то горело, бросая желто-красные отблески на все происходящее, так что бойцы казались выходцами из преисподней.

Копьеносец и мечник не произнесли ни слова, они просто молча напали друг на друга. Елена думала, что на этом комит и закончится, она видела Насильника в деле и хорошо представляла, насколько потерял в боевых кондициях Дан-Шин. Кроме того фехтовальщица не слишком верила в пользу большого меча при данных обстоятельствах. Но комиссар удивил ее снова. Он использовал «костыльную» ногу как основание и крутился, опираясь на нее, с удивительной ловкостью. Не менее ловко комиссар действовал клинком. Елена ждала размашистых движений, смертельных для владельца меча при нехватке места, но комиссар перехватил свой лом у гарды и за оголовье, начал крутить оружие, как весло на уключине, с точкой вращения в переднем кулаке. Амплитуда тут же сократилась до вполне приемлемой, а когда Насильник старался пройти в ближний бой, Дан-Шин менял хват, перекидывая левую руку на пяту клинка. Казавшийся громоздким двуручник с волнистым клинком вертелся, будто чертово колесо, не подпуская копейщика.

Ясно понимая свою уязвимость и ограниченность в маневре, комиссар не пытался атаковать, он лишь удерживал Насильника, но этого было вполне достаточно. Барнак с подручными надежно блокировали противоположную сторону коридора, а штурмуемая дверь начала рассыпаться. Сквозь пробоину вылетела арбалетная стрела, слишком маленькая для боевой, скорее всего, пальнули из охотничьего самострела. Декоративный болт застрял в толстой куртке из войлока, боец отшатнулся, с руганью вытаскивая древко. Из комнаты что-то крикнули дрожащим голосом, то ли девичьим, то ли мальчишечьим, на грани истерической паники.

Елена поняла, что надо вмешиваться, иначе будет поздно. Она буквально прислонила Раньяна к стене, как свернутый в рулон ковер, быстро подобрала кинжал, который прежде метнула в Дан-Шина. Одновременно с этим Насильник резко махнул левой рукой, широкий рукав взметнулся, как нетопыриное крыло, отвлекая внимание комиссара на долю секунды. Держа копье в правой, искупитель развернул его на манер Ахиллеса из «Трои» с Брэдом Питом и ударил Дан-Шина подтоком в оперированное бедро, точно меж прутьев подпорки. У Елены аж в глазах потемнело от мысли, что должен был пережить в это мгновение пациент, а еще от жалости к собственному труду, который пошел по ветру в одно мгновение. Комит страшно и коротко закричал, упал навзничь, потеряв сознание от боли. Ставший бесполезным меч стукнулся о паркет. Насильник перехватил копье обеими руками и шагнул к двери, примериваясь заняться молотобойцами, те попятились. Елена шла за Насильником, Раньян побрел следом, держась за стену одной рукой, а другой волоча саблю по полу. Бретер переживал одновременно и невероятные страдания от боли, и катарсис от внезапной помощи, которую можно было назвать лишь божественным вмешательством. В голове колокольным звоном отзывался один вопрос: «но как?!!», хотя звон, скорее всего, был вызван потерей крови и полуобморочным состоянием.

— Уходите, — без всякого выражения посоветовал Насильник.

Барнак с проклятием развернулся, торопясь на помощь.

— Я здесь! Помогите! — истошно вопил из-за почти разваленной в щепки двери уже мальчишеский голос.

— Мы идем! — отозвалась Елена. — Отойди от двери, спрячься за мебель!

Скомандовав это, она поняла, что в голове щелкнул шаблон поведения из кино, где стреляют и взрывают, но решила не поправляться, чтобы не сбивать с толку мальчика. Барнак и Насильник пошли друг на друга в лоб, не собираясь уступать, рыцарь занес шестопер, уверенно прикрываясь щитом. Молотобойцы страдали, пытаясь выбрать — бежать или атаковать страшного деда с копьем, за которым еще маячила дерганая фехтовальщица. Вероятно, они слышали про единственную рыжеволосую бабу в округе и ее подвиги на суде.

К солдатам, что пытались штурмовать этаж, подошло подкрепление, Бой закипел с новой силой, отчетливо слышались резкие команды, отдаваемые на горском диалекте, похожем на что-то кавказское. Барнак ускорил шаги, намеренный закончить, пока заслон не прорван.

А затем что-то случилось, и в первые мгновения Елена не поняла, что именно. Сталь загремела чаще и сильнее, вопли зазвучали громче и ужаснее. В драку словно ввинтился черный вихрь, обвитый сверкающей проволокой — так выглядели стремительные движения длинного меча, похожего на рапиру, только не смешной удочки из старых фильмов, а настоящего клинка, которым можно было ломать кости, как арматурой. Кровь полилась, будто из шланга — каждый удар нового бойца оказывался безупречно точен и ужасающе силен.

— Боже мой… — вырвалось у Елены против воли. Страх окатил женщину как ведро ледяной воды из проруби, парализовал до ватных ног. Фехтовальщица не выронила меч лишь потому, что пальцы скрючились в судороге.

Насильник развернулся боком, кинул на Елену быстрый взгляд, полный недоумения и вопроса. Ведьма, тем временем, буквально разметала и горских наемников королевской семьи, и солдат Гигехайма. Барнак плюнул от избытка чувств и встретил ее натиск. Они сошлись в коротком столкновении, звучно треснул щит, словно по нему врезали, по меньшей мере, кувалдой, Барнак взмахнул перначом с такой силой, что мог бы пробить стену, однако непостижимым образом промахнулся. Еще пара стремительных движений, и Гигехайм отступил к окну, беззвучно разевая рот в гримасе боли. Он выронил оружие, зажимая под мышкой правую руку, на которой осталась лишь половина ладони.

Насильник, так и не получив ответ, пожал плечами, будто вокруг ничего особо и не происходило. Встал в жесткую фронтальную стойку, перехватив копье, готовый к новому бою. Елена попыталась занести меч, чтобы помочь искупителю, но рука тряслась, как у алкоголика в утреннем похмелье, а сталь, казалось, весила не меньше пуда.