Постижение России; Опыт историософского анализа - Н Козин

Это трудно достигаемая реальность в истории, которая для этого должна подпитываться особыми основаниями и причинами, ибо личность, как персоналистическая основа истории, так просто не может отказаться от духовных основ истории в основах своей души, не отказавшись от того, что делает и сохраняет ее в качестве личности. Это последний бастион ее бытия и не только исторического, но и экзистенциального, после прорыва которого не просто все возможно, но потому и все возможно, что не остается больше ничего святого в душе, а потому и в истории. Вот почему всякое историческое, экзистенциальное и персоналистическое в истории до последнего сопротивляется процессам разрушения и растворения базовых ценностей идентичности в истории.

Вот почему попытка слома цивилизационной идентичности в истории обычно провоцирует другую ситуацию - вечного перехода от того, что социум есть и чем только может являться в пределах локальности данной цивилизации к тому, чем он не может быть в принципе - элементом локальности иной цивилизации. Увы, но в реальной истории ХХ столетия Россия дважды оказалась в положении вечного перехода к тому, чем она стать не может в принципе: первый раз, в начале столетия при переходе к всечеловеческой коммунистической цивилизации, второй раз, в конце столетия при попытке стать элементом американо-европейского цивилизационного универсума.

Мы не можем стать Европой, но одновременно с этим отказываемся и от того, чем объективно являемся - Россией и чем можем стать - Великой Россией, основой великой цивилизации, великой культуры, великой духовности. И в этом конечная цивилизационная суть раздирающих нас исторических противоречий.

Таким образом, евроцентристский проект цивилизационной идентичности России на самом деле является не столько средством поиска и утверждения основ подлинной цивилизационной идентичности России, сколько средством слома этой идентичности, идейным основанием и обоснованием этого слома, духовным источником цивилизационного раскола России на национальную и вненациональную Россию, на ту, для которой Россия - это абсолютный максимум истории, и на ту, для которой она - "вечно больное дитя Европы". Завершением всего этого неизбежно становится втягивание России в режим исторического развития, основанного на логике не просто социальных революций, а тягчайших цивилизационных потрясений, на логике цивилизационного погрома исторической и национальной России.

Вполне естественно, все это не может не вызывать негативного отношения к теории и практике евроцентристского цивилизационного проекта идентичности России. Правда, при этом негативное отношение к евроцентризму, как к проекту цивилизационной идентичности России, не следует путать с отношением к самой Европе. Сам по себе он еще не основание для негативного отношения к Европе как таковой. В конце концов, Европа не виновата в том, что часть России находится в перманентном и, судя по всему, далеко зашедшем кризисе идентичности, всякий новый раз провоцирующий ее на оппозицию исторической и национальной России. Это проблемы не Европы, а потерявшей себя в истории России, точнее, той ее части, которая сделала ставку на разрушение национального начала России, как главного барьера, якобы препятствующего вхождению России в цивилизацию.

Но с каких это пор Россия оказалась вне цивилизационных потоков истории? Ведь идея вхождения России в цивилизацию неявным образом исходит из представлений о существовании России в доцивилизационных стадиях состояния истории, что явным образом противоречит российской действительности. Если же речь идет о вхождение в Европу, то так и надо говорить - о вхождении в европейскую цивилизацию. Но это предполагает слом собственной, хорошей или плохой, но собственной цивилизационной идентичности, выход из русско-российской цивилизационной локальности. Это легко сказать, но невозможно сделать, ибо нельзя выйти из одной локальной цивилизации и войти в другую, не перестав просто быть, быть самобытной и самодостаточной частью исторической реальности. И, кроме того, и это главное, нам просто нечего будет делать там, где не будет России. Каждый народ имеет право на свою историю как на национальную, на свои национальные устои цивилизации. И русские в этом смысле не составляют никакого исключения, во всяком случае, не должны составлять.

Одной из разновидностей евроцентристского проекта цивилизационной идентичности России является концепция так называемой "Второй Европы". Она весьма показательна с точки зрения того, как ошибки в определении специфики цивилизационной идентичности России, ее локально цивилизационной принадлежности в цивилизованных потоках современности, приводят к искажениям концептуального масштаба в понимании самой исторической сути всего происшедшего с ней за ХХ столетие и, прежде всего, причин и сущности коммунистических потрясений России. Под так называемой "Второй Европой" понимаются не западные европейские страны или евразийские страны. Теоретически "Вторая Европа" - это второй эшелон европейского развития. Введением концепта "Вторая Европа" достигается отказ от рассмотрения проблем России и других посткоммунистических стран только как посткоммунистических следствий. Сам коммунизм является модернизационной идеологией стран второго эшелона развития. Он появляется в этих странах в связи с одновременной близостью к Западной Европе и отсталостью, не дающей им шанса преодолеть разрыв.

Во-первых, данная концепция совершенно не учитывает цивилизационной составляющей в коммунистическом проекте преобразования истории, и прежде всего тот факт, что это не просто программа формационной модернизации общества посредством революционного перехода от капитализма к социализму и далее к коммунизму - от предыстории человечества к подлинной истории. Но что это еще и программа цивилизационного переустройства всего человечества, строительства единой всечеловеческой цивилизации, построенной на принципах классовой идентичности и исключительности, на осуществлении исторической миссии пролетариата по объединению всего человечества на вненациональных принципах, на основе преодоления локальности всех цивилизаций. Эта цивилизационная составляющая в коммунистическом проекте преобразования человечества и его истории, как никакая другая, свидетельствует, что этот проект создавался отнюдь не для "Второй Европы" и даже не для всей Европы, а для всего человечества. Все человечество через мировую пролетарскую революцию единым строем должно было войти и в новую формацию, и в новую цивилизацию. На что-то меньшее этот проект не претендовал.

Во-вторых, данная концепция почему-то не считается с очевидным фактом: коммунистический проект революционного преобразования всего человечества и его истории - это не чисто русское явление, а точнее, вообще не русское. Это плод европейской, а не русской культуры. Его истоки в Европе, а не в России, он заимствован из Европы. "Дух русской революции,- писал П.Б.Струве, один из ведущих теоретиков "легального марксизма" в России, занесен с Запада, ... он плод максималистического усвоения русской интеллигенцией передовых идей западных народов"1. Следовательно, до того, как появиться в странах "второго эшелона европейского развития" в связи с их одновременной близостью к Западной Европе и отсталостью, не дающей им шанса преодолеть разрыв, коммунизм все-таки появился в Европе и именно там получил благодатную и массовую поддержку в рабочем движении.

Скажем больше, у него более глубокие духовные и, опять-таки, чисто европейские корни, которые сами по себе говорят о многом: и о глубоких исторических и цивилизационных связях России с Европой, несмотря на всю ее локально цивилизационную специфику; и о фундаментальной укорененности в основах истории самого коммунистического исторического проекта; и о причине его претензий на историческую и цивилизационную универсальность. Он вместе с русской революцией есть "последнее завершение и заключительный итог того грандиозного восстания человечества, которое началось в эпоху Ренессанса... И "героическая ярость" мятежного пантеизма Д.Бруно живет в вульгарной ярости социалистической революции; ...юношеская утопия неистового Кампанеллы о "солнечном государстве", о вселенском царстве, управляемом единой властью, которая рационально строит его хозяйственную и социальную жизнь, - эта утопия продолжает жить в мечте об интернационале; мрачный огонь угрюмого религиозного фанатизма Кальвина и английских пуритан разгорается в адское пламя революционного фанатизма, творящего оргии человеческого жертвоприношения в подвалах русских "чрезвычаек". В лице русской революции "совершается крушение вавилонской башни, которая строилась человечеством в течение четырех веков. Путь, на который человечество вступило с эпохи Ренессанса и Реформации, пройден до последнего конца. "Новая история" кончается на наших глазах. И начинается какая-то подлинно "новейшая история"2.