Феномен Солженицына - Бенедикт Сарнов

Так, уже в самом конце этого длинного объяснения (я привел здесь лишь ничтожно малую его часть), выясняется, что оно – опоздало, что объясняется он тут с покойником, который уже не может ему ни возразить, ни ответить.

Но каким бы оно ни было туманным и даже сбивчивым это его объяснение, главное из него мы всё-таки узнали: какие-то показания на Симоняна как соучастника, члена сколоченной им и Виткевичем антисоветской «организации» Солженицын на том следствии 45-го года все-таки дал.

Всплыло на тех его допросах и ещё одно имя: имя тогдашней его жены Натальи Алексеевны Решетовской.

...Январской ночью 1974 года, когда я слушала по радио главу «Следствие» из «Архипелага», текст её в чём-то прозвучал для меня по-новому...

«Слава богу, избежал кого-нибудь посадить. А близко было!»... Что значит... «близко было»? Прежде я как-то никогда над этим не задумывалась и считала даже эти строки некоторым преувеличением.

А как непохожа на весь облик Александра Исаевича эта просьба: не бросать камень в тех, кто оказался слаб на следствии!

Не только мне известно, как нетерпим Александр Исаевич к малейшим проявлениям слабости, как требует ото всех и каждого беспрестанных жертв, отказывается прощать что бы то ни было кому бы то ни было...

А здесь, при описании собственного следствия, – такая апелляция к терпимости, прощению, кротости!..

И, вдруг, из глубин памяти выплыл очень грустный и очень радостный день, когда пришло мне в Ростов первое, сложенное маленьким треугольничком письмецо от мужа-заключённого, нацарапанное плохо отточенным карандашом...

Нет, всё-таки побеждала не грусть, а радость! А мама почему-то ещё и испугалась. В письме были строки: «Сколько неизъяснимой радости доставили мне листики, написанные твоей рукой. Я узнал таким образом, что ты жива, здорова и свободна...»

– Как он может так писать! – воскликнула мама. – Значит, тебя тоже могли арестовать?.. Почему ты вдруг могла быть «несвободна»?

Мне же эти слова показались совершенно естественными. Арест, как я догадывалась, был связан с перепиской между мужем и Виткевичем. Поэтому Солженицын вправе был предположить, что интересовались и другими его корреспондентами. Может быть, ему даже говорили на следствии, что я арестована. Понятно, что он нервничал. Теперь успокоился.

Тогда я думала так...

Перебираю пачку писем 1945 года. Вот и треугольничек. Перечитываю его в который раз... Ещё в том же письме: «...до сих пор не знаю, разделил ли мою судьбу сэр или нет?» Сэр – это Николай Виткевич. Как же так: в середине августа Солженицын не знает, арестован Виткевич или нет!.. А по версии «Архипелага» он уже в апреле или самом начале мая говорил Котову, тому самому подполковнику, что по делу их проходят двое.

И ещё одно письмо. И ещё одно...

Почему мы должны были исчезнуть? Письма? Но в наших ничего не было... Почему такое беспокойство за нас в июле – августе? Ведь знал же ещё в мае, что «проходят двое», только двое...

Прошло совсем немного времени, когда вечером, поймав американскую радиостанцию, я подумала, что ослышалась: диктор назвала фамилию Виткевича.

Сообщения – то была краткая сводка новостей – повторялись, и до меня донеслось, что Николай Виткевич (о нём упоминается в «Архипелаге») обвиняет Солженицына в «ложном доносе» на него, данном во время следствия. О подробностях не сообщалось...

Мы беседуем обо всём этом с заглянувшей ко мне приятельницей.

И как бы ни хотелось мне не верить, а разум подсказывает, что Виткевич, наверное, прав. А может быть, не только о Николае и Кирилле сказал Александр лишнее на следствии?.. И я признаюсь приятельнице, что не буду удивляться, если узнаю, что и на меня муж наговорил небылиц на следствии... «...избежал кого-нибудь посадить. А близко было...»

Приятельница распрощалась и ушла. Я снова слушаю радио и... Напророчила! Далёкий голос сообщает об утверждении Виткевича, что Солженицын на следствии оклеветал даже свою собственную жену!!!

(Н. Решетовская. В споре со временем)

Читая эти воспоминания бывшей жены Александра Исаевича, надо, конечно, не забывать, что писались они пристрастным и раздражённым пером смертельно оскорблённой женщины, к тому же ещё и не без участия приставленного к ней гэбэшного редактора (можно даже сказать – соавтора).

Но при всей пристрастности и почти не скрываемой тенденциозности этих (и других) её воспоминаний, не всё в них было высосано из пальца.

Да, имя Н. А. Решетовской, конечно, фигурировало в его показаниях. Оно не могло не всплыть по ходу следствия. Но не потому, что Солженицын по слабости духа или, опять же, по какому-то своему расчёту, сам, первый его следователю назвал.

Еще до всех его показаний следствию было известно, что от жены своих антисоветских взглядов он не скрывал. На этот счет у них имелись документальные доказательства.

Архивные материалы, связанные со следственным делом Солженицына, в полном объёме до сих пор не опубликованы. Только два человека получили возможность с ними ознакомиться и частично предать их огласке: бывший заместитель главного военного прокурора СССР, генерал-лейтенант юстиции в отставке Борис Алексеевич Викторов и журналист Кирилл Анатольевич Столяров. Именно они опубликовали Постановление, ставшее основанием для ареста А. И. Солженицына.

Вот текст этого документа:

«Гор. Москва, 30 января 1945 года.

Я, ст. оперуполномоченный 4 отдела 2 управления НКГБ СССР, капитан Госбезопасности ЛИБИН, рассмотрев поступившие в НКГБ СССР материалы о преступной деятельности СОЛЖЕНИЦЫНА Александра Исаевича, 1918 года рождения, урож. гор. Кисловодска, русского, беспартийного, с высшим педагогическим образованием, находящегося в настоящее время в Красной Армии в звании капитана,

НАШЕЛ

Имеющимися в НКГБ СССР материалами установлено, что СОЛЖЕНИЦЫН создал антисоветскую молодёжную группу и в настоящее время проводит работу по сколачиванию антисоветской организации.

В переписке со своими единомышленниками СОЛЖЕНИЦЫН критикует политику партии с троцкистско-бухаринских позиций, постоянно повторяет троцкистскую клевету в отношении руководителя партии тов. СТАЛИНА.

Так, в одном из писем к своему единомышленнику ВИТКЕВИЧУ СОЛЖЕНИЦЫН 30 мая 1944 года писал:

«...Тщательно и глубоко сопоставив цитаты, продумав и покурив, выяснил, что (Сталин) понятия не имеет о лозунгах по крестьянскому вопросу и (нецензурно) мозги себе и другим. В октябре 17-го года мы опирались на все крестьянство, а он утверждает, что на беднейшее...»

В письме к ВИТКЕВИЧУ от 15.VIII-44 г. СОЛЖЕНИЦЫН указывает:

«...3) В отношении теоретической ценности (СТАЛИНА) – ты абсолютно прав. Больше того, (он) очень часто грубо ошибается в теории, и я наглядно мог бы продемонстрировать тебе при встрече на примере трех лозунгов по крестьянскому вопросу (одному из кардинальнейших вопросов Октябрьской р-ции)».