На краю пропасти. Экзистенциальный риск и будущее человечества - Тоби Орд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
617
Это выдержка из речи, с которой он выступил перед “Кембриджскими апостолами” в 1925 году, когда ему был 21 год (Mellor, 1995). Это тот же Рамсей, который разработал экономическую теорию дисконтирования и выступал против дисконтирования как результата исключительно прошествия времени (см. Приложение А).
618
На некоторые из этих мыслей меня натолкнул Ник Бустрём (Bostrom 2005, 2008).
619
Признаться, я был доволен, что смог исполнить свой затейливый тридцатилетний план, но это другая история…
620
Это не совсем такой же эффект, поскольку мой доход увеличился не только за счет экономического роста, но и за счет того, что я продвинулся в жизни дальше.
621
Некоторые экономисты, например Дасгупта (Dasgupta, 2008), также включают в параметр η социальное предпочтение равенства. Это может увеличить его и вывести за рамки того, что подразумевается личной убывающей предельной полезностью.
622
Это следует из аргумента, приводимого Ramsey (1928).
Альтернативная модель предполагает вычисление чистой дисконтированной стоимости будущих денежных выгод при учете того, что более ранняя денежная выгода (обычно) имеет потенциал увеличиться в размере, если инвестировать ее сроком до более поздней даты. Следовательно, чистую дисконтированную стоимость более поздней выгоды можно представить как количество денег, которое нам нужно инвестировать сегодня, чтобы оно дошло до определенного размера в определенный момент будущего. При такой аргументации получается, что ставка дисконтирования зависит от процентной ставки, а не от темпов роста.
Но это обоснование дисконтирования неприменимо, когда возможности для таких инвестиций нет. Это именно наш случай, поскольку экзистенциальные катастрофы могут поставить крест на таких инвестициях или лишить будущие поколения шанса извлечь из них выгоду. Это явно справедливо для вымирания, как, вероятно, и для остальных ситуаций.
623
Об этом прекрасно рассказано у Ng (2016 и 2005).
624
И правда, хотя многие великие философы высказывались против чистого временного предпочтения – см. Sidgwick (1907), Parfit (1984) и Broome (2005), – я не знаю ни одного, который поддерживал бы его включение в социальную ставку дисконтирования, поэтому указанное мнение вполне может быть единодушным. Для знакомых с философией это весьма примечательно, поскольку философы спорят почти по любому вопросу, включая вопросы о том, один ли человек в нашем мире и существуют ли истинные моральные притязания (Bourget & Chalmers, 2014).
Обратите внимание, что в споре о дисконтировании, который философы ведут с экономистами, стороны не всегда хорошо слышат друг друга. Философы часто заявляют, что выступают за нулевую ставку дисконтирования, хотя обозначать этим термином то, что они имеют в виду, некорректно (в частности, их вовсе не смущает, что денежные выгоды, получаемые людьми, имеют меньшую значимость, если эти люди в будущем становятся богаче). Философы обычно говорят о нулевой ставке чистого временного предпочтения или отмечают, что компонент ηg не применим к рассматриваемой ими теме (например, пользе для здоровья).
625
Недавний опрос 180 экономистов, которые публиковали статьи о социальной ставке дисконтирования, показал, что оценка чисто временного предпочтения в 0 % встречается чаще, чем любая другая оценка, при медианном значении 0,5 % (Drupp et al., 2018, p. 120).
626
Ramsey (1928), p. 543; Harrod (1948), p. 40. Артур Пигу (Pigou, 1920, p. 25) предположил, что ненулевое чистое временное предпочтение “подразумевает… что мы плохо умеем заглядывать вперед”.
627
Я сомневаюсь в том, что и это – работа экономистов. Мало того что в результате формируется неполноценное представление об экономике, поскольку все позиции по нормативным вопросам сдаются, так еще и сдаются они ради того, что можно, по сути, приравнять к опросу общественного мнения.
Даже если экономика не хочет заниматься нормативными вопросами, ими займутся другие, кто будет готов к глубоким размышлениям и новым выводам, подкрепленным сильными аргументами. Часть таких людей трудится в сфере экономики, часть – в сфере философии, а часть рассеяна по другим сферам в академической среде и за ее пределами. Они, несомненно, пока не пришли к согласию по всем вопросам морали, но обладают добытым ценой больших усилий знанием нормативных проблем. Решение заменить их экспертизу общественным мнением (или мнениями действующего правительства) – само по себе неверный, на мой взгляд, нормативный выбор.
628
Хотя в одной из ранних статей на эту тему (Cropper, Aydede & Portney, 1994) было показано, что испытуемые решительно предпочитали спасать меньше жизней раньше, чем больше жизней позже, это не дало никаких реальных свидетельств существования чисто временного предпочтения. Дело в том, что, отвечая на уточняющие вопросы, многие из испытуемых сказали, что сделали выбор, потому что будущее не определено и потому что в будущем наверняка появятся технологии для спасения жизней, а не потому что проявили чисто временное предпочтение (см. подробнее у Menzel (2011)).
В последующем исследовании (Frederick, 2003) удалось лучше изолировать временное предпочтение от таких смежных факторов. Фредерик, например, попросил людей сравнить смерть одного человека в США от загрязняющих веществ в следующем году и смерть одного человека при аналогичных обстоятельствах через 100 лет: 64 % назвали их “одинаково плохими”, 28 % сказали, что более ранняя смерть хуже, а 8 % заявили, что хуже более поздняя смерть. Те 28 %, которые, судя по всему, проявили чисто временное предпочтение, полагали, что смерть сегодня эквивалентна примерно трем смертям через 100 лет. Таким образом, среднее временное предпочтение у всех участников составило менее четверти процента в год на протяжении следующего века (и, вероятно, продолжило бы снижаться в будущие века, что соответствует данным других экспериментов).
629
Это может объясняться сохранением экзистенциальных рисков, возможностью того, что даже успешное будущее не продлится долго, или неспособностью достичь процветания в будущем, не связанной с экзистенциальными рисками (а, например, в результате постепенной деградации, которую мы могли бы предотвратить в любой момент, но просто не сумели).
630
Stern, 2006. Стерн установил налог на катастрофу на уровне около 10 % в год достаточно произвольно и не пытался провести количественную оценку лучших данных о будущих рисках. Я, однако,
