Улица Светлячков - Кристин Ханна

— Я никогда не останусь один. У нас с тобой трое детей.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Я пойму, если вы с Талли будете вместе.

— Прекрати!

Джонни наконец посмотрел на Кейт, и в его глазах, которые она знала лучше, чем свои, Кейт увидела такую глубокую, пронзительную печаль, что ей захотелось плакать.

— Для меня существовала всегда только одна женщина, только ты, Кейти. Талли была лишь кратким приключением. Я не любил ее ни до, ни после этого. Ни одной секунды. Ты — моя душа и мое сердце, весь мой мир. Как ты можешь этого не понимать?

Кейт видела, что он говорит правду, слышала это в его голосе, и ей стало стыдно. Она должна была верить ему, как верила сейчас.

— Я знаю. Просто я тревожусь за тебя и детей. И мне страшно думать…

Вести этот разговор было все равно что плыть в кислоте, сжигающей твою плоть и кости.

— Я знаю, малышка, — тихо сказал Джонни. — Я знаю.

36

День премьеры летней пьесы выдался холодным и ясным. Красивый осенний день, типичный для северо-западных штатов. Кейт хотелось помочь Маре подготовиться к знаменательному для нее событию, но она была слишком слаба. Даже улыбка давалась ей с трудом. Боль в глазах была теперь постоянной, боль, как часы, тикала в ее голове.

И Кейт передала все свои домашние обязанности Талли, которая рьяно кинулась их выполнять.

Кейт проспала большую часть подготовки. К вечеру она отдохнула, насколько это было для нее возможно, и была готова к тому, что ожидало дальше.

— Уверена, что выдержишь? — спросила ее Талли без четверти семь.

— Я готова. Может, ты немного подкрасишь меня, чтобы не испугались маленькие дети.

— Я думала, ты никогда об этом не попросишь. И еще я на всякий случай привезла тебе парик. Если ты, конечно, захочешь его надеть.

— С удовольствием. Я сама подумала бы об этом, если бы у меня в мозгу остались здоровые клетки.

Кейт протянула руку к кислородной маске и подышала немного.

Талли вышла из комнаты и вернулась с набором косметики.

Кейт подняла изголовье кровати в почти вертикальное положение и закрыла глаза.

— Ты меня красишь так же, как в прежние дни.

Талли, болтая без умолку, подвела Кейт брови, наклеила ресницы. Кейт позволила голосу подруги унести себя прочь от дня сегодняшнего.

— У меня дар, ты же знаешь. Есть у тебя бритва?

Кейт хотелось рассмеяться. Может быть, у нее это даже получилось.

— Хорошо, — сказала наконец Талли. — А теперь пора примерить парик.

Кейт заморгала, осознав только в этот момент, что успела задремать, и улыбнулась.

— Прошу прощения.

— Ничего-ничего. Мне даже приятно, что ты заснула под мою болтовню.

Кейт стянула с головы спортивную шапочку, а с холодных рук — перчатки. Последнее время она чудовищно мерзла.

Талли помогла подруге надеть черное шерстяное платье, колготки и сапоги, надела ей на голову парик и поправила его. Усадив Кейт в инвалидное кресло, она завернула ее в плед, затем подвезла к зеркалу.

— Хорошо?

Кейт смотрела на свое отражение — бледное тонкое лицо с глазами, которые выглядели огромными под нарисованными карандашом бровями. Белокурые волосы до плеч, идеальные красные губы.

— Отлично, — сказала Кейт, стараясь, чтобы это звучало искренне.

— Вот и хорошо, — сказала Талли. — А теперь строим войска и выступаем.

Через полчаса они уже добрались до зала, где должна была пройти премьера. Они приехали настолько раньше других, что на парковке не было еще ни одной машины.

Что ж, отлично!

Джонни усадил Кейт в инвалидное кресло, закутал в плед и повез к главному входу.

Оказавшись в зале, они заняли большую часть первого ряда, приберегая места для остальных членов семьи. Кресло Кейт поставили в конце ряда.

— Я вернусь через тридцать минут с Марджи и Бадом и близнецами, — сказал Джонни, обращаясь к Кейт. — Тебе нужно что-нибудь еще?

— Нет.

Джонни ушел. А они с Талли остались сидеть в пустом зале. Кейт было холодно, и она куталась в плед. У нее тряслась голова, и она чувствовала себя ужасно.

— Поговори со мной, Талли. О чем-нибудь.

Талли с удовольствием откликнулась на просьбу подруги. Она заговорила о вчерашней репетиции, о переговорах с другими родителями о том, чтобы возить детей в школу по очереди.

Кейт закрыла глаза и снова перенеслась в блаженный мир их детства. Вот они сидят на берегу реки Пилчук и гадают, как сложится их жизнь.

«Мы будем тележурналистками. И когда-нибудь я скажу Майку Уоллису, что у меня бы ничего не получилось без твоей поддержки».

Мечты, как много их было! И на удивление, многие сбылись. Раньше Кейт не задумывалась об этом.

Откинувшись на спинку инвалидного кресла, Кейт вдруг спросила:

— Ты еще поддерживаешь отношения с тем парнем, который ведет курс театрального мастерства в университете Калифорнии?

— Да, — ответила Талли. — А что?

Кейт чувствовала, как подруга внимательно разглядывает ее профиль. Избегая смотреть ей в лицо, она поправила парик.

— Может, ты бы как-нибудь ему позвонила. Мара хочет там учиться.

И ее тут же пронзила мысль: «Ведь меня не будет рядом». Кейт понимала, что Мара отправится в колледж без нее.

— А я думала, ты не хочешь, чтобы она поступала на театральный.

— Мне страшно представить своего ребенка в Голливуде. Но ведь ты у нас звезда телевидения, а ее отец — продюсер новостных программ. Девочка окружена мечтателями. Разве был у нее шанс стать другой? — Кейт протянула руку и легонько сжала пальцы Талли. Больше всего ей хотелось сейчас посмотреть лучшей подруге в глаза, но она не осмеливалась. — Ты последишь за ней и за мальчиками, ты не бросишь их?

— Конечно.

Кейт облегченно вздохнула. Одного слова Талли было достаточно, чтобы на сердце Кейт стало легче. Что-что, а держать слово Талли Харт умела.

— И, может быть, тебе снова стоит попытаться найти Облачко.

— Удивительно, что ты заговорила об этом. Я и сама собиралась это сделать. Как-нибудь.

— Вот и хорошо, — тихо проговорила Кейт. — Чад был прав, а я — неправа. Когда подходишь… когда приближается твой конец, начинаешь понимать: только любовь и семья имеют значение. И больше ничего.

— Ты — моя семья, Кейти.

— Я знаю. Но тебе захочется большего, когда я…

— Пожалуйста, не говори об этом.

Кейт решилась наконец взглянуть на подругу. Дерзкая, резковатая, занимающая все пространство Талли, ломящаяся сквозь эту жизнь, как лев сквозь джунгли, и всегда оказывавшаяся королевой. Сейчас она выглядела тихой и испуганной. Сама мысль о смерти Кейт лишала ее присутствия духа, делала маленькой и слабой.