Штаб армейский, штаб фронтовой - Семен Иванов

Он крепко пожал мне руку, а я поблагодарил командующего за добрые слова и доверие.

От неоднократных встреч с Андреем Ивановичем у меня осталось впечатление о нем как о выдающемся военачальнике, умевшем брать на себя ответственность за неординарные, смелые решения. Еременко обладал поистине неукротимой волей, твердостью в проведении принятых решений, уверенностью в возможности осуществления самых сложных, на первый взгляд невыполнимых задач, если воины всех степеней поняли необходимость для Родины их реализации. Андрею Ивановичу была присуща не показная, а органическая связь с солдатскими массами, он знал психологию бойца не понаслышке, не из академических программ, а по собственному опыту, ибо с 1913 по 1918 год сам был солдатом, а с августа 1914 года непрерывно участвовал в сражениях первой мировой войны. Забота о солдате всегда была у него на первом плане, и он просто не терпел тех командиров, которые считали обоз, кухню, полевую почту второстепенным делом. Наградить раненного в бою солдата Еременко считал непреложным законом. Мне запомнился его рассказ о том, как он после тяжелого ранения в Галицийском сражении на реке Золотая Липа в команде выздоравливающих был представлен Николаю II.

- Ты понимаешь, Семен Павлович,- говорил он,- этот жалкий рыжий царишка прошел мимо нас, не только не наградив кого-либо из солдат, проливших кровь "за веру, царя и отечество", но даже не удосужился сказать хотя бы одно слово одобрения. С этого момента я еще больше проникся отвращением к царизму и окончательно потерял веру в те высокие слова, которые обращали к нам господа офицеры.

Сам Еременко никогда не допускал, чтобы раненый воин остался без награды. Если не оказывалось ничего другого, он снимал с руки собственные часы и вручал их отличившемуся бойцу или командиру. Но вообще его порученцы всегда возили с собой большой запас различных наград. Бывая в войсках, Андрей Иванович неутомимо, пешком, опираясь на трость, обходил одну часть за другой. Кстати о трости. К этому времени Еременко был уже дважды тяжело ранен. После второго ранения он почти месяц командовал войсками, что называется, с носилок. Рана на ноге заживала долго, поэтому трость была ему необходима, чтобы передвигаться.

Еременко был непосредственным человеком и не всегда умел сдерживать свое возмущение непорядками в частях и соединениях. Он не считался с амбицией нерадивых военачальников и распекал их, невзирая на чины и прежние заслуги, поэтому нажил себе немало недоброжелателей.

Бытует мнение, якобы Еременко был генералом обороны. Это, полагаю, надуманное утверждение. О том, почему наступление Брянского фронта не увенчалось успехом, я уже писал. Но после этого 4-я ударная армия под его командованием добилась наибольшего успеха среди войск Северо-Западного направления в ходе общего наступления в январе - феврале 1942 года. Под Сталинградом, как мы увидим дальше, его войска совместно с Юго-Западным фронтом замкнули кольцо окружения вокруг армий Паулюса и Гота. И в последующем на целом ряде фронтов А. И. Еременко успешно проводил наступательные операции.

Если коснуться его взаимоотношений со штабами, то следует сказать, что он никогда не опекал их, не пытался подменить начальника штаба или учить его, как надо работать. Андрей Иванович добивался в Ставке, чтобы к нему назначался самостоятельный, зрелый военачальник. Так, штабы у него возглавляли генералы Г. Ф. Захаров, И. С. Варенников, В. В. Курасов, Л. М. Сан-далов. Штабу фронта, в мою бытность, Еременко, нечего греха таить, иногда под давлением тяжелой обстановки ставил невыполнимые по времени задачи. Однако хорошо аргументированные предложения выслушивал и подчиненных, умевших защитить свое мнение, ценил. Он охотно принимал дельные советы и предложения, очень любил доклады, подтверждавшие, что его распоряжения выполняются точно и конкретно, поощрял четкую организаторскую работу штаба. В мою память прочно врезался один эпизод, который хотя и не имеет прямого отношения к командной деятельности, но тем не менее наглядно характеризует Андрея Ивановича как человека.

Работали мы тогда в одном из отсеков подземного командного пункта возле реки Царица, вентиляция в котором была далеко не первоклассной. Как-то ранним утром, когда командующий занял место у телефонных аппаратов, он спросил:

- Послушай, Семен Павлович, у тебя голова не болит?

- Не болит,- ответил я.

- А у меня просто разламывается.

- Я знаю, отчего она у вас болит.

- Знаешь? - искоса взглянул на меня Еременко.- Почему? Открой тайну.

- Да потому, что вы беспрерывно курите, а в убежище и так дышать нечем.

- Вот как? - вроде бы удивился Андрей Иванович этой очевидной истине. И чуть спустя добавил: - А что, может быть, и верно.- И тут же, резко изменив тон, заключил: - Тогда я бросаю курить и буду всех дымокуров гнать из штольни в три шеи!

Я, признаться, не очень-то поверил, что командующий выполнит свое, как мне подумалось, скоропалительное обещание. Но слово Еременко оказалось железным. Он бросил курить навсегда.

Колоритной фигурой был член Военного совета фронта Н. С. Хрущев. Этот небольшого роста, полноватый человек с простецкой улыбкой всегда оставался, если допустимо так сказать, стабилизатором обстановки внутри того круга военачальников, которые руководили войсками в Сталинградской битве. Ситуация была напряженная, трудились все буквально до изнеможения, поэтому нередко случались нервные срывы, обострялись взаимоотношения. Никита Сергеевич, похоже, предугадывал возникновение таких моментов и сейчас же находил верный тон, успокаивающий конфликтующих. Ведь тогда у нас при одном командующем было два в общем-то равнозначных штаба, причем амбиций у некоторых работников имелось немало. Если затевался спор, то член Военного совета предлагал обеим сторонам поочередно доложить свои соображения, а затем говорил, что не видит между ними принципиальных расхождений и очень убедительно высказывал третью, так сказать, синтезирующую точку зрения, с которой обычно соглашались все.

Много делал он и в организации снабжения фронтов продукцией сталинградских заводов и фабрик. Постоянно бывал в рабочих коллективах, помогал оперативно решать вопросы взаимодействия предприятий и всех городских служб. Хрущев отличался неиссякаемым оптимизмом. Ему было свойственно чувство юмора, он умел поднять настроение в самых критических обстоятельствах. Никита Сергеевич любил вкусно и обильно поесть, и в этом отношении они со своим порученцем Гапочкой были вне всякой конкуренции. При переговорах со Сталиным Хрущев совершенно преображался. Исчезала его напускная простоватость, он не позволял себе ни одного лишнего слова. Говорил четко, лаконично, показывая свою осведомленность во всех фронтовых делах. Никита Сергеевич не боялся высказывать просьбы, которые, как правило, удовлетворялись.