Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы - Алана Инош

«Что, что такое, дитя моё? – встревоженно спрашивала она, пытаясь поднять коленопреклонённую Лебедяну на ноги. – Что тебя мучит? Открой же мне свою душу, не таи ничего!»

«Ах, если бы матушка Златоцвета была жива, – сотрясалась от рыданий Лебедяна, обнимая Лесияру и приникнув головой к её животу. – Как мне не хватает её тёплой мудрости! Она бы всё выслушала, всё поняла и не осудила бы…»

«Доченька, неужели ты думаешь, что я не смогу точно так же выслушать и понять тебя? – Лесияра всё-таки заставила Лебедяну встать и взяла её лицо в свои ладони, пожирая его внимательно-нежным взглядом. – Поверь, я люблю тебя ничуть не меньше, чем Златоцвета».

«Она была ближе, – всхлипнула та, дрожа скорбной улыбкой сквозь слёзы. – А ты… Тебя всецело занимали государственные дела, до моих ли горестей тебе было? Твоя любовь сияла далёкой звездой, которую можно созерцать с земли, но нельзя дотянуться рукой и потрогать, а матушка Златоцвета… Она была тёплым очагом, у которого согревались душа и сердце. А теперь я одна. Да, при муже и детях – совсем одна».

Слова дочери отозвались в груди Лесияры тоскливым щемлением. И нечем было себя извинить, оставалось лишь принять и проглотить горькую, посеребрённую годами правду. «Если бы я могла повернуть время вспять…» К чему эти мысли? Всё равно вышло бы ровно то же самое, всех ждала бы та же доля: Лесияре – государственные дела и заботы, Златоцвете – дом и дети. Эта необратимая данность выдавила из груди княгини грустный вздох.

«Ты не одна, дитя моё, – сказала она, нежно разглаживая пальцами морщинки возле губ Лебедяны, а в глубине глаз дочери видя всё ту же маленькую девочку, какой та была много лет назад. – Я не могу быть для тебя Златоцветой, но я всегда готова сделать для тебя всё и защитить тебя. Я на твоей стороне и никогда тебя не оттолкну, что бы ни случилось. Поведай мне своё горе, облегчи тяжесть, которую ты несёшь в своём сердце. Я сделаю всё, чтобы тебе помочь, милая».

Лебедяна горько сдвинула брови и отвернулась, смахивая слезинки тыльной стороной пальцев.

«Помочь? Нет, здесь не поможешь… Уже ничего не исправить, государыня матушка. Прости меня, глупую, что побеспокоила тебя в неурочный час… Сейчас не время, есть более важные и неотложные заботы. Я удаляюсь».

Она сделала движение, чтобы уйти, но Лесияра крепко сжимала её руки в своих.

«Родная, я не позволю тебе удалиться, пока ты не расскажешь всё, что гнетёт тебя, – сказала она. – Ты пришла ко мне, начала разговор, а теперь идёшь на попятную? Нет, доченька, так не годится. Выкладывай всё до конца, коль уж заикнулась. Я и без того слишком много задолжала тебе, чтобы снова откладывать на потом. Дальше тянуть уже некуда – я по твоему лицу вижу».

«Я ни в чём не упрекаю тебя, государыня, ты ничего не должна мне. Не говори так… – Лебедяна отвела заплаканные глаза, глядя в сторону останков вещего меча. – Я уже знаю, что случилось… Тебе хочется сейчас побыть наедине со своим мечом, а я отвлекла тебя этими глупостями. Позволь мне исправить эту оплошность, немедленно оставив тебя в покое».

Взяв Лебедяну за подбородок, Лесияра заглянула ей в глаза.

«Не уходи от ответа. Посмотри на меня… Ну же, родная! – Княгиня сжала пальцы дочери со всей возможной нежностью и силой. – Не бойся мне открыться, что бы это ни было».

Лебедяна, тревожно затрепетав ресницами, кинула взгляд по сторонам, покрутила на пальце чудесное белогорское кольцо.

«Всех ушей не обмануть, государыня, всех глаз не отвести…»

Лесияра оделась, накинула плащ, молча взяла дочь за руку. Шаг в колышущееся пространство – и уже через несколько мгновений Лесияра разводила огонь в печи, чтобы обогреть лесной домик в Белых горах – тот самый, в который они с Жданой сбежали с помолвки Дарёны. Убедившись, что никто не притаился на полатях, печной лежанке или в погребе, она сказала:

«Здесь мы одни, можешь говорить смело».

Лебедяна долго собиралась с духом. Огонь уже жарко разгорелся и печь начала отдавать первое тепло, когда её губы, разгладившиеся и помолодевшие под пальцами Лесияры, разомкнулись.

«Ты видела Злату, государыня… Тебе ничего не показалось необычным?» – начала она.

Лесияре сразу вспомнились слова Искрена: «У меня с княгинею глаза светлые, а у ней, вишь, тёмные… Откуда, спрашивается?» Да и собственные ощущения в присутствии девочки удивляли её. Княгиня была готова поклясться, что Лаладиной силы малышка получила почти столько же, сколько и Лебедяна, а такого не могло быть. Если только…

«Искрен не отец ей, – сказала Лебедяна. – Я изменила мужу, государыня».

Она стояла у стола, вызывающе прямая и напряжённая, как натянутая тетива, со сведёнными бровями и дрожащими губами. Казалось, тронь её хоть рукой, хоть словом – и не выдержит, рассыплется на хрустальные осколки слёз…

«Прости, государыня… Я знаю о той девушке, с которой ты встречалась в снах, – прошептала она, вгоняя княгиню в леденящее оцепенение. – Я тайком от тебя выпытала тогда у матушки Златоцветы правду».

«Так вот почему ты отдалилась! Ты… осуждала меня?» – дрогнувшим голосом спросила Лесияра.

Лебедяна горько усмехнулась.

«Осуждала… пока сама не наступила на те же грабли. Я думала, Искрен – мой суженый, мы прожили с ним в согласии много лет, родили сыновей… Ты знаешь, я всегда любила только белогорские украшения, а иных не признавала. И вот однажды к нам пришла женщина-кошка по имени Искра – золотых дел мастерица. Очень смелая, очень… красивая. – При этих словах на губах Лебедяны стыдливым солнечным зайчиком заиграла улыбка, озарив светом молодости всё её лицо. – Она хотела быть моей личной поставщицей украшений – не больше и не меньше. Она была так уверена в том, что её изделия превосходны и достойны княгинь, что явилась на приём прямиком к самому Искрену и предложила свой товар. Князь удивился такой напористости, но её украшения и в самом деле восхитили его. А когда и я увидела их, я поняла, что с этого дня не хочу носить никаких иных… Так Искра и стала моей личной мастерицей золотых дел. А однажды она поднесла мне ожерелье из ярких, кроваво-алых лалов [31]… Она не попросила за него денег, сказала, что это – дар. И прибавила, что в огранку камней и охранную волшбу вложила всю свою любовь… По её словам, она добилась места моей личной поставщицы украшений с одной лишь целью – чтобы видеться со мной и любить хотя бы издалека. Ещё недавно её сердце было свободным, жила она себе холостячкой, не тужила, служа богине Огуни и делая украшения на радость людям, но однажды ей привиделся сон о возлюбленной… И Искра поняла, что настала пора искать свою суженую. Сны и прочие знаки привели её ко мне – так она сказала. Её не смутило то, что я уже мужняя жена… Решительности и смелости ей было не занимать, и она пробилась ко двору Искрена, очаровала его блеском драгоценностей… А дальше… Дальше – ничего. Я не могла стать её супругой. Но она перевернула всё… Все мои убеждения, всю мою жизнь. Получается, мой брак с Искреном был ошибкой. Ты, наверно, помнишь, государыня, в юности мне очень долго не приходили сны о своей судьбе, и вы с матушкой Златоцветой даже опасались, что я так и останусь в девках…»