Лучшее за год XXV.I Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - Гарднер Дозуа

— Против бренчалок. Они существуют, но не такие, какими мы их представляем. Они не пробираются ночами в окна спален, тикая жестяными телами, с лицами — черепами, и из спины у них не торчит ключ, как у заводной игрушки. Но они настоящие.

— Зачем они?

— Их сделали, чтобы работать вместо людей по ту сторону неба, там, где воздух такой разреженный, что люди не могут дышать. Люди сделали бренчалок такими сметливыми, чтобы те могли выполнять работу без точных указаний, что делать. И они получились хитрее лисиц. Бренчалки пожелали взять наш мир себе. Это было еще до наступления Великой Зимы. Летун сказал, что люди, такие как он, — солдаты, рожденные и выращенные для сражений с бренчалками, — только они и сдерживают их до сих пор.

— Так он сказал, что они ведут войну над небом?

В ответе вдовы Грейлинг прозвучала боль.

— Сколько лет прошло, а мне все так же трудно понять, что он мне говорил. Он сказал: в старых кусках дерева бывают дыры, проточенные червями, и такие же червоточины бывают и в самом небе. Сказал, что крылья у него в действительности не для того, чтобы на них летать, а чтобы направлять его в этих туннелях сквозь небо, как колеса телеги сами находят путь по дорожным колеям.

— Не понимаю. Как могут быть норы в небе, где воздух уже такой разреженный, что и дышать нельзя?

— Он говорил, что летуны и бренчалки сделали эти норы, как войско прокапывает траншеи и ходы, если готовится к долгой осаде. Нужна сила, чтобы прорыть такую нору, и еще труднее удерживать ее в берегах, когда она уже прорыта. Войско использовало бы силу людей и животных и тех машин, что еще действуют. Но летун говорил о совсем иной силе. — Вдова помолчала, взглянула в глаза Кэтрин, и та увидела в ее взгляде недоброе предвестие. — Видишь ли, он сказал мне, откуда она исходит. И с тех пор я стала видеть мир по-другому. Это тяжкое бремя, Кэтрин. Но кто-то должен его нести.

Кэтрин не раздумывая проговорила:

— Расскажите мне.

— Ты уверена?

— Да. Я хочу знать.

— Этот браслет пробыл у тебя на руке всего несколько минут. Ты не чувствуешь перемены?

— Нет, — машинально отозвалась Кэтрин, но, еще не договорив, только взглянув на свое запястье, уже поняла, что ошиблась. Браслет не изменился — выглядел все тем же куском холодного мертвого металла, но он уже не отягощал руку так, как в первую минуту.

— Его дал мне летун, — сказала вдова Грейлинг, наблюдая за девочкой. — Он объяснил мне, как вскрыть его броню и добраться до браслета. Я спросила — зачем? Он ответил, это за то, что я предложила ему напиться. Он хотел отблагодарить меня за доброту. Он сказал, что браслет сохранит мне здоровье и обеспечит силой иного рода и что, если дать его поносить кому-то другому, он может вылечить от многих недугов. Он сказал, закон его народа запрещает дарить подобные вещи таким, как я, но он все равно решил это сделать. Я открыла доспехи, как он мне сказал, и нашла его руку, пристегнутую железными стропами изнутри крыла и сломанную вместе с крылом. На этой руке был браслет.

— Если браслет обладает целебной силой, почему же крылатый человек умирал?

— Он сказал, что излечить можно не всякую рану. Его коснулся ядовитый ихор бренчалки, и браслет был бессилен его спасти.

— Всетаки не верится мне в волшебство, — осторожно заметила Кэтрин.

— А волшебство существует. Волшебство, которое заставляет машины летать и помогает человеку видеть в темноте. Браслет кажется легче, потому что часть его вошла в твое тело. Он теперь в твоей крови, проник до мозга костей — как ихор бренчалки проник в кости летуна. Ты ничего не чувствуешь, и никогда не почувствуешь. Но пока ты носишь этот браслет, ты будешь стареть куда медленнее других. Тебя столетиями не коснется ни болезнь, ни слабость.

Кэтрин погладила браслет.

— Не верится…

— Я и не жду, чтобы ты поверила. Год-другой ты не почувствуешь в себе никаких перемен. Но лет через пять-десять люди станут замечать, что ты необыкновенно молодо выглядишь. Поначалу тебе это будет лестно. Потом ты заметишь, как восхищение понемногу переходит в зависть, а потом и в ненависть, и ты поймешь, что это проклятие. Тебе, как и мне, придется перебираться в другое место, скрываться под новым именем. И такова будет твоя жизнь, пока ты носишь волшебный браслет летуна.

Кэтрин рассматривала свои ладони. Показалось ей или вправду натертые лямками мешков полосы расправляются и меньше саднят?

— Значит, вот как вы лечили людей? — спросила она.

— Я не ошиблась в твоем уме, Кэтрин Линч. Если тебе надо исцелить больного — надень браслет летуна ему на руку, и через день он будет здоров — если в его крови нет ихора бренчалки.

— Но когда мой отец сломал руку, вы привязали к ней угря. Вдова усмехнулась.

— Может, и привязала. А могла с тем же успехом намазать свиным навозом или заставить его носить ожерелье из дождевых червей. Рука у твоего отца зажила бы сама собой, Кэтрин. Порез оказался глубоким, но чистым. Для его заживления браслет не требовался. Твой отец не дурак, и он был в сознании. А язычок у него был длинный, как у всех мальчишек. Если бы он увидел браслет, он бы обязательно проговорился.

— Так вы ничего не сделали?

— Твой отец поверил, что я сделала. Этого хватило, чтобы смягчить боль в руке, и, быть может, рана от этого тоже заживала быстрее.

— А некоторых вы отказываетесь лечить…

— Это если они тяжело больны, но в сознании и в ясном уме. Я не могу показать им браслет. Иначе нельзя, Кэтрин. Кому-то приходится умереть, чтобы тайна браслета осталась тайной.

— И это ваша ноша? — с сомнением спросила Кэтрин.

— Нет, это награда за нее. Ноша — это знание. И снова Кэтрин попросила:

— Расскажите мне.

— Вот что поведал мне летун. Великая Зима охватила мир, оттого что само солнце померкло и стало холоднее. И не без причины. Потому что небесные войска добывали его пламя, использовали жар солнца для рытья и сохранения тех швов в небе.

Как это делалось — мне не понять, а может, и сам летун не понимал. Но одно он сказал ясно. Пока длится Великая Зима — продолжается, стало быть, и небесная война. А значит, бренчалки еще не добились победы.

— Но оттепель… — начала Кэтрин.

— Да, ты поняла. Снег тает. Вскрываются реки, вновь прорастают посевы; Морозная ярмарка уходит в незапамятное прошлое. Только люди не понимают, что это значит.

Кэтрин, замирая от страха, едва осмелилась спросить:

— Какая же сторона побеждает — или уже победила?

— Не знаю — вот что самое ужасное. Но в словах летуна я чувствовала безнадежность. По-моему, он знал, что его народ проигрывает.