Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

… - Хах!

Негр неверяще смотрит на отрубленную в бедре ногу, и, завыв, падает вбок. Ударом кулака я отбрасываю ятаган, палаш разрубает маску наискось — достал, не достал — не важно — хах! Клинок палаша змеёй обвивается вокруг ятагана негра, тот, не повинуясь уже хозяину, прыгает в сторону, как живой, а палаш тонет на ладонь между ключиц негра и тут же отскакивает — есть! Кто-то ревёт рядом по-немецки:

— Клинки наши пламенем былиВ кипящих недрах земных!Их быстрые реки калилиВ глубинах гор ледяных!ВПЕРЁД, СЕВЕРЯНЕ!

На дне синеструйных потоковБелеют кости врагов,Напоминая потомкамО доблести наших отцов!ВПЕРЁД, СЕВЕРЯНЕ!

— Хах!

Эфес палаша врезается в лоб негру — глаза в кучку, харррррашоооо!!! Лёгкое движение кисти вправо — ещё один забулькал перерезанным горлом… Над моим плечом змеиным телом скользнула шпага, рухнул негр, замахнувшийся на меня топором. Незнакомый мальчишка широко мне улыбнулся, а голос продолжал реветь:

— Прольётся кровь на камниИ грудь пронзит клинок —Но мести вскинут знамяВсе те, кто выжить смог!ВПЕРЁД, СЕВЕРЯНЕ!

— Хах!

Отвесно сверху — в левое плечо. Левая сторона отваливается, как ломоть переспелого арбуза, в треске и брызгах, гулко звучит спружинивший щит. А вот это меня Танюшка учила — правым кулаком в землю, ногой вверх — апп! Словил… Веером по ногам под щитом — держи!

— Хах!

— Пусть пытка вспыхнет болью,Ударит рабства плеть —Сердец свободных волюВрагам не одолеть!ВПЕРЁД, СЕВЕРЯНЕ!..

…Иван был мёртв. Ятаган раскроил ему череп. Я молча опустился на колено рядом с ним, всмотрелся в неожиданно спокойное лицо с кровавым, густым, ещё не успевшим застыть потёком в левый глаз. Что я о нём знал? Застенчивый. Тихий, даже и не поверишь, что он тут четвёртый год. Влюблённый в паруса… Вот и всё. Недолго я побыл его князем. Только и успел, что позвать за собой — на смерть. И он пошёл. И успел только спасти мне жизнь.

Всё.

Я протянул руку — закрыть глаза. И не сделал этого.

Пусть смотрит в небо. Оно красивое. Чистое.

— Скорей, скорей! — крикнул мне, тряся за плечо, незнакомый парнишка. — Да потом, скорей!..

…Боец редко видит всю картину боя. Казалось, горный лес выбрасывает мне навстречу всё новых и новых негров, и конца им не будет. Как не было страха, и не было боли, хотя у меня, кажется, разошлись швы в боку и кто-то, похоже, сумел-таки достать меня в левую руку повыше локтя. Текло и в перчатку, и к рукаву, и никак не переставало — уж не вену ли перешибли?

— Хах!

Негр с проколотым горлом боком падает со скалы, телом проламывает кустарник внизу. Сталь звенит о сталь — вот кстати, откуда у них сталь? Откуда всё-таки? Дагой — остановить ятаган в свистящем полёте, укол палашом прямо в щит, изо всех сил, так, что ломит руку — насквозь! Ударом ноги в щит я освободил палаш, увернулся от топора, подбил пинком ноги негру, размахивавшему этим оружием. Куда он там делся — я не знаю, потому что вокруг и других по-прежнему хватало. Вадим и Джек, оба с бастардами, крутили вокруг себя сверкающие лезвия, не успевавшие окраситься кровью от скорости ударов. Я не сообразил даже, откуда они взялись, хорошо было и то, что взялись вообще.

На юге пронзительно и ясно закричал рог — не наш, но это был и не сигнал негров.

— Идут! — завопил Вадим в мою сторону.

Да, идут. Вот теперь всё и решится. Или негры побегут — или мало кто из нас унесёт отсюда ноги. Да и стоит ли их тогда отсюда уносить?

— Хах!

Перекосив рот, садится, раскинув руки, негр с перерубленной шеей. Слева — блок дагой, удар ногой; рукоять в рукоять направо — переламывается ятаган, конец палаша входит в глазницу маски… Что такое?! Зацепили, кажется?!. Н-на!

— Хах!

Кто-то — возле дерева, приколотый к нему ассегаями, рядом — драка… Вперёд! удар ногой в бедро, рукоятью даги в висок, остриём даги назад, ногой в щит, палашом — отвесно — в голову — мокрый треск!

— Хах!

— Бегут! Ре-бя-та-а-а-а, они бегу-у-у-ут!!!

Дикий, истошный вопль, даже не человеческий крик, а вой волка, загнавшего добычу. И — эхо катится, дробясь на десятки таких же голосов, по всему горному лесу, отражаясь где-то впереди, возле Куры…

— Бегут!!! — подхватил я. — РО-О-О-ОСЬ!!!

Спины. Одинаковые спины чёрных крыс, наискось вскипающие кровью. Розовой пружиной выскакивает наружу позвоночник, коротко хрустят рёбра.

Не дано им будет убежать. Ноги их ослабеют и подломятся, руки их опустятся и не смогут держать оружие. Страх пригнёт их за шеи к земле тяжёлыми гирями.

В мокрым ошмётках взрывается курчавый затылок. Ноги сами собой переносят через пролом, в который, объятые запредельным ужасом, сыплются негры. Я, кажется, научился летать?.. Ничего невозможного…

Небо. Солнце. Бронзовый щит в синеве. Луч — уколом меча. Танцующий диск. "Коловрат," — вот слово, вот название — откуда оно всплыло в памяти?!

Прыжок — вслед за живым клинком.

В небо. Гром музыки. Голоса внизу.

Полёт.

Николай ГумилёвО да! Мы из расыЗавоевателей древних,Взносивших над Северным МоремШирокий крашеный парусИ прыгавших с длинных струговНа плоский берег нормандский —В пределы дряхлеющих княжествПожары нести и смерть!

О да! Мы из расыЗавоевателей древних,Которым вечно скитаться,Срываться с высоких башен,Тонуть в ледяных океанах,И жаркой кровью своеюПоить ненасытных пьяниц —Железо, сталь и свинец!

Уже не одно столетьеВот так мы бродим по миру,Мы бродим и трубим в трубы,Мы бродим и бьём в барабаны:"Не нужны ли сильные руки,Не нужно ли верное сердцеИ жаркая кровь не нужна лиРеспублике иль королю?!"

Но всё-таки песни слагаютПоэты на разных наречьях,И западных, и восточных;Но всё-таки молят монахиВ Мадриде и на Афоне,Как свечи горя перед богом;Но всё-таки женщины грезятО нас — и только о нас!

— Олег, Олег. Олег.

Что, опять? Нет меня, я умер. Дайте же отдохнуть.

Вода лилась мне на лицо, и чья-то жёсткая, но осторожная ладонь растирала её по коже.

— Поливай, поливай…

Что ещё за новости-то?!

— Я вам что — морковка?! — чужим голосом спросил я, открывая глаза. Надо мною маячило лицо Серого — это он окатывал меня из фляжки. Рядом был Вадим — а он меня за каким-то дьяволом умывал. Отовсюду слышались близкие и отдалённые крики, лязгал кое-где металл, торжествующе и возбуждённо звучали голоса. Заревел рог — победно и яростно. — Что со мной? — я попытался сесть, но голова резко закружилась, сознание отступило куда-то в темноту, и я бы треснулся затылком о камни, не подхвати меня мокрые руки Вадима. Вокруг стояло ещё несколько человек — и моих ребят, и просто знакомых, и совсем незнакомых — и в их взглядах я прочёл восторг и страх. — Что случилось?! — требовательно спросил я. Серый, нагнувшись сбоку, осторожно развёл мои пальцы на рукояти палаша — я с интересом наблюдал, как он их разгибает — ничего не ощущающие, совершенно чужие, белые, с кровью под ногтями. Клинок палаша был тоже в крови — весь, и гарда в крови…

— Оглянись, — попросил Вадим, помогая мне развернуться корпусом. — Вон там ты бежал. Оцени.

Негры лежали позади, как деревья на хорошем лесоповале — влево-вправо, в лужах сохнущей крови, среди ломаного и раздробленного оружия, чётко обозначая мой путь к берегу Куры.

— Не помню, — сказал я, отворачиваясь. — Помню музыку… солнце танцевало с мечом… как горящая мельница в "Они сражались за Родину"…

— Заговаривается, — сказал кто-то, и я, тряхнув головой, снова уставился на Вадима:

— Ты зачем меня умывал?

— Ты был весь в пене, Олег, — негромко сказал Серый.

— В какой пене? — спросил я. Серый усмехнулся:

— В обычной. Изо рта. Вон, ребята видели, еле успели в стороны отскочить. А ты долбанулся в дерево, — он кивнул на изрядно выщербленный по бокам дуб, — начал его рубить, потом свалился…

— Дай попить, — попросил я. Припал к фляжке, не отрывался от неё, пока не высосал всё. — Негры где?

— Остатки утонули в Куре, — криво улыбнулся Вадим. — Если кто и спасся — так сотни две-три, не больше. Трупами весь лес завален.

— Ну и хорошо, — я огляделся. — Дайте ещё попить! — ко мне протянулись сразу несколько фляжек, я, не глядя, взял одну, долго пил. Все молча ждали. — Я посижу тут, — наконец сказал я. — Найдите наших.