Мне хорошо, мне так и надо… - Бронислава Бродская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никогда бы он не развелся с Аллкой, которую все давно считали членом семьи, если бы не другая женщина. Ленка, молодая, едва за тридцать баба слыла центром одной из отказнических компаний, куда была вхожа Юлька. Ленка, несмотря на разницу в возрасте, стала хорошей Юлькиной подругой. Так они и познакомились, исполнив перед ней свой всегда удающийся «номер»: Юля привела Эрика в компанию, он особо не сопротивлялся, Ленка вышла к ним навстречу и сходу спросила, кого это Юля привела, дескать, это твой новый? «Нет, – самодовольно ответила Юлька, – это мой папаша». Охи, ахи, всё как всегда. Эрик был в ударе, и когда Юля с кем-то уходила, он остался. Юля только хмыкнула, но ничего не сказала. Эрика, честно говоря, понесло. Давно у него такого не было: молодая, ладная, горячая, смелая, умная, а главное – своя. Такая женщина у него в первый раз. Оказалось, что у неё маленькая дочь, учится в английской спецшколе, с мужем разведена, живет в маленькой однокомнатной квартире на Пресне. Любовь его закрутила, Ленка забеременела и хотела ребёнка оставить. Сердце Эрика замирало: с одной стороны, иметь ни с того ни с сего младенца, становиться молодым папашей было страшно, но с другой стороны, он был готов на что угодно, лишь бы Ленка с ним осталась. Ребёнка не получилось, что-то у неё там пробуксовало. Никто особо не расстроился. У Ленки было «дело», у него – спокойная жизнь, которая его и без ребёнка устраивала. Сейчас он о том ребёнке жалел, был бы, наверное, сын. Может, он и не родился, потому что они его не очень-то хотели. Ленка стала вести разговоры не о замужестве, а о совместном проживании. Не могла же она его к себе при дочке приводить! Логично, не могла. Эрик собирался сказать Аллке, что он от неё уходит, наверное, полгода. Говорить ничего не пришлось. Во время очередной ссоры она сама стала кричать ему о разводе. Слово «развод» в её обиходе прозвучало не в первый раз, но сейчас Эрик за него ухватился. Развод произошёл неожиданно спокойно. Аллка давно его мужем не считала, он её раздражал, а поскольку он ей практически всё оставил, взял с собой только чемодан с одеждой, то и возражать ей не пришлось. Она в последнее время держалась за Эрика просто ради статуса – иметь мужа. Трёхкомнатную квартиру они разменяли, Аллке две комнаты, ему с доплатой – одну. Две однокомнатных они с Ленкой поменяли на двухкомнатную, тоже на Пресне, на Зоологической улице. Центр, десять минут от метро Маяковская.
Начался новый этап жизни. Эрик его заранее предчувствовал. Теперь трудно было сказать, счастливым он вышел или нет.
Всё смешалось в одну кучу, одно трудно было отделить от другого. Юля вышла замуж на француза, милого еврейского мальчика Терри, буржуазного и небедного. Вот это она дала. Опять Эрик гордился дочерью: черкизовско-гольяновская девочка стала «мадам Токайер», женой дипломата, второго атташе по культуре. Юлька теперь жила в доме дипкорпуса за загородкой, куда надо было проходить через пост милиции. Её квартиру убирали тётки из КГБ, а Юля ими распоряжалась и угощала дефицитными продуктами. Проблему отъезда дочь решила, за неё не надо было беспокоиться, беспокоиться стоило о себе. С работы пришлось уйти. Юля, кстати, прекрасно знала, что так будет, но это её не остановило. Эрик дочь не осуждал, теперь он прекратил быть частью системы, система начала его подавлять, Ленка была довольна. Эрик мучился от тоски, скуки, невозможности заниматься своими проектами и проверять в лаборатории свои догадки. Ленке он об этом не говорил. Зять Терри ему очень нравился, ребята ездили в Израиль, стояли там под купой. Жалко, что они все не смогли поехать. Эрик ждал известия о Юлиной беременности, но такой новости не поступало. Что ж, не горит, видимо, ребята решили пожить для себя. Эрик их не осуждал. Юля уехала с Терри в Канаду и там, как она писала, училась играть в теннис и скакать на лошади. Эрик был за дочь очень рад, хотя перед родственниками шутил над Юлиной смешной светскостью, саркастически называя дочь «мадам Токайер». Под Ленкиным напором он сам подал документы на выезд. Ему разумеется отказали. Он так и знал, слишком секретная область разработок. Жить на деньги, вырученные от благотворительных посылок из-за рубежа, казалось ему унизительным, и Эрик стал искать работу, взяли его только в какой-то задрипанный техникум, простым электриком. Ну, что ж, хорошо, что он не гуманитарий, который, кроме ручки ничего в руках не держал. Эрик был в отказе семь лет, к работе электрика привык, таскал по этажам лестницу, менял проводку, возился с распределительными щитками. На работе его уважали. В голову ему, как назло, приходили идеи новых изобретений, он вечерами кое-что записывал, «на будущее», но проверить ничего было нельзя, негде. По временам его охватывала тоска, что жизнь проходит меж пальцев, сколько так будет ещё продолжаться он не знал.
Ленка, интеллектуалка и борец за правду, никогда почему-то не смогла стать маме таким близким человеком, как незадачливая Аллка, которая уехала к каким-то друзьям в Америку в гости и осталась там нелегалкой. Через Юльку Эрик знал, что жена пристроилась сиделкой к какой-то богатой бабушке, живёт на всём готовом, но хорошей жизнью это назвать было трудно. Эрик думал о бывшей жене редко, никогда ей не сочувствовал и тем более не звонил. У него были свои проблемы. Мама с Ленкой были друг с другом вежливы и приветливы, но Эрик чувствовал, что маме его жена чем-то не нравится. Она так никогда и не стала называть его жену на «ты», а Аллку называла, она была для неё своей. Аллка, сестра, вышла замуж за средних лет бельгийца и уехала в Брюссель. «Французы двинулись, как тучи, и все на наш редут», – цитировал он Лермонтова, и ему
