Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765 - Александр Морозов

Ломоносов отчетливо видел огромные исторические перспективы, которые открывались перед русским народом. Трудолюбие, сплоченность, творческий порыв, бескорыстная любознательность и природная талантливость позволили русскому народу сделать в короткий срок огромный скачок вперед, как только открылась малейшая историческая возможность. «Не ясно ли воображаете способность нашего народа, толь много предуспевшего во время едва большее половины человеческого веку?», — восклицал Ломоносов в «Слове благодарственном на освящение Академии Художеств».

Углубляясь в прошлое своей родины, Ломоносов черпал гордые надежды на близкое ее величие в будущем.

История создает национальные традиции и связует между собой поколения: «Велико есть дело смертными и преходящими трудами дать бессмертие множеству народа, соблюсти похвальных дел должную славу и, пренося минувшие деяния в потомство и в глубокую вечность, соединить тех, которых натура долготою времени разделила».

Так понимал Ломоносов свои задачи. И если для дворянского историка Карамзина «призвание варягов» ознаменовало «начало российской истории», то для Ломоносова русский народ творил свою историю задолго до появления Рюрика. «Россия до Рюрика, — пишет Б. Д. Греков, — для Ломоносова такой же важный предмет исследования, как и Россия Рюриковичей, даже важнее, потому что до Рюрика создался российский народ и определил свое место в истории Европы».

Ломоносов изучал наиболее древний период русской истории — самое начало исторической жизни русского народа, истоки его государственности. Источники, к которым он обратился (русские летописи и свидетельства византийских писателей), требовали незаурядной филологической подготовки. Однако «профессор химии» Ломоносов сумел вполне овладеть ими. Несмотря на несовершенство тогдашних исторических знаний, Ломоносову, как и во многих других областях, удалось впервые сказать верное слово.

Историю русского народа Ломоносов рассматривал в связи с историей других славянских народов, подчеркивая их братскую общность и культурное единство.

В то время как известные западноевропейские историки пренебрегали историей славян или отводили им незаслуженно малое место, Ломоносов указывал на огромную роль славянских народов во всемирной истории, на многочисленность и могущество славянских племен со времен глубокой древности. [264]Он уделяет большое внимание вопросу о происхождении славян и приводит новые доводы в пользу их древности в Европе. Об этом, по его мнению, свидетельствуют славянские названия, встречающиеся на Балканах до VI века, известия римских писателей о «венедах» и других племенах, в которых Ломоносов видит предков нынешних славян. Его догадки находчивы и убедительны. Так, он приводит слова Плиния, что ему было «трудно выговаривать» наименования «иллирических» народов. Ясное доказательство, заключает Ломоносов, что эти имена «ни от греческого, ни от латинского языка взяты, в коих он без сомнения был искусен».

Ломоносов утверждал, что славяне в незапамятные времена утвердились в Европе, затем были оттеснены римлянами за пределы Дунайского бассейна, куда снова возвратились к VI веку. Он полагает, что славяне участвовали в том потоке новых народов, которые устремились на Рим и «к разрушению Римской империи способствовали весьма много». Ломоносов даже был убежден, что в этих походах «не токмо рядовые, но и главные предводители были славенской породы».

Для Ломоносова была несомненна огромная роль славянских народов в исторических судьбах Европы, а его основное положение о древности славянских племен по течению Дуная находит подтверждение в данных, добытых советской археологической и филологической наукой.

Основываясь на данных языка, Ломоносов утверждает что «в составлении Российского народа преимущество славян весьма явствует» Ломоносов хотел установить роль русского народа в мировой истории, им руководила мысль, что ссылка на историческую молодость тут ни при чем: «Деяния древних греков не помрачают римских, как римские не могут унизить тех, которые по долгом времени приняли начало своея славы… Не время, но великие дела приносят преимущество».

Ломоносов не только применял исторический метод в естествознании, но и приблизился к материалистическому пониманию единства законов природы и общества. Изучение истории человечества и изучение природы идут у него рука об руку. «В Российски древности, в натуры тайны вникнем», — восклицает он в стихах, посвященных предполагавшемуся открытию университета в Петербурге. В своей поэме «Петр Великий» Ломоносов, обращаясь к древности, говорит:

Открой мне бывшие, о древность, времена;

Ты разности вещей и чудных дел полна…

С натурой сродна ты, а мне натура мать:

В тебе я знания и в оной тщусь искать…

Великий естествоиспытатель, Ломоносов ищет в истории, так же как и в природе, естественных законов, которые могли бы объяснить «разность вещей», многообразие совершающегося как в натуре, так и в области человеческих отношений. История была для Ломоносова естественным материальным процессом точно так же, как явления природы были для него утопическим процессом. При этом особенно замечательно, что Ломоносов не отождествляет природу и общество, а говорит, что история с «натурой» лишь «сродна», что они историчны и подчинены общему закону развития. «Рассматривая историю с двух сторон, — читаем мы в «Немецкой идеологии» Маркса и Энгельса, — ее можно разделить на историю природы и историю людей. Однако обе эти стороны неразрывно связаны; поскольку существуют люди, история природы и история людей взаимно обусловливают друг друга». [265]

Ломоносов, разумеется, не знал подлинных движущих сил истории и законов развития человеческого общества, не подозревал об истинном характере производственных отношений и о классовой структуре общества. Но он почувствовал общность «натуры» и «древности» как единого материального процесса, как проявление общего универсального движения. В этом явственно проявилось его передовое научное мировоззрение, самое передовое, какого только можно было достичь в то время. Ломоносов сознавал трудность своего начинания. 4 января 1753 года он писал И. И. Шувалову: «Я бы от всего сердца желал иметь такие силы, чтобы сие великое дело совершением своим скоро могло охоту всех удовольствовать, однако оно само собой такого свойства, что требует времени».

Круг привлекаемых источников всё растет. Ломоносов собирает древнейшие сведения о славянских народах и их предшественниках у греческих и римских авторов, читает сочинения византийских историков Константина Порфирородного и Прокопия Кессарийского, историка готов Иорнанда, обращается к польским хроникам Мартина Кромера, Матвея Меховского, Матвея Стрыйковского, черпает свои аргументы из общей истории славянских и балтийских народов. Однако главнейшим, самым достоверным и надежным источником для него остаются русские летописи, которым он придает огромное и решающее значение при установлении фактов отечественной истории. Начитанность в русских летописях является для него непременным условием правильного понимания событий. «Читал Российские Академические Летописцы, без записок, чтобы общее понятие иметь пространно о деяниях Российских», — пишет он в отчете о своих занятиях в 1753 году.