Эльфийский клинок - Ник Перумов

— …Нет, это не так, мой Милый Ренбар, — говорил голос. — Ты получишь то, что просишь, точнее, ты обретёшь давно принадлежащее тебе по праву, праву сильного и мудрого. Иные лишь растратят то богатство, употребить которое на доброе и разумное, не сразу понятное для прочих низких умов, сможешь лишь ты один…

Голос вдруг прервался и спустя мгновение зазвучал снова, теперь уже не столь ласково и вкрадчиво. Теперь он, казалось, доносился откуда-то снизу.

— Ты не нашёл тропу? Это очень прискорбно… для тебя, Мешдох, — говорил строгий учитель, обращающийся к нерадивому и ленивому ученику. — Ты ведь помнишь наш уговор? — В голосе вдруг прорезались змеиные шипящие нотки. — И ты помнишь, что тогда я обещал сделать с то…

Вновь наступило молчание. Через минуту до них донеслось какое-то бормотание, но теперь оно было еле слышно и вдобавок на непонятном языке. Друзья в растерянности застыли на пороге. Уже изрядно позабытый со времен Мории страх, вновь начал подбираться к хоббиту.

— Кто это говорит, Фолко? — как всегда, хрипя от волнения, проговорил Торин, держа топор наперевес и тревожно озираясь по сторонам.

— Мне кажется, это говорит сама Башня, — запинаясь, ответил Фолко.

— А может, сидит тут кто-то? — предположил Малыш, менее всех, казалось, подверженный мрачной магии этих стен. — Если это так, не попытаться ли добыть его, а?

— Погодите! — поднял руку Фолко. — Здесь нет никого, кроме нас… тех, кто ходит по земле…

В этот миг голос вновь обрёл силу, и речь стала разборчивой. Первые же звуки заставили их всех тесно прижаться друг к другу, в судорожной и нелепой попытке оборониться, бессознательно выставив вперёд клинки. Казалось, Башня задрожала до самого своего основания; жуткая, тёмная и страшная сила, сила Великой Власти наполняла этот голос — и кто мог противиться ему? Никогда позже Фолко не мог вспомнить, был ли этот голос высоким или низким, медленным или быстрым, — слова падали, точно гранитные глыбы, и у внимавшего им начинало мутиться в глазах, и его собственная воля превращалась в ничто перед мощью Говорившего. Фолко тотчас понял, кому принадлежал этот голос; понял, хотя, понятное дело, никогда в жизни не слышал его, как и никто из ныне живших Смертных; пожалуй, лишь Кэрдан Корабел, Трандуил да ещё Том Бомбадил слыхали его, в те времена, когда его обладатель ещё не расстался с человеческим обликом.

— Так, значит, ваш Светлый Совет, — ужасная ирония наполняла эти слова, — ваш Светлый Совет решил напасть на Дол-Гулдур? Неплохо! Ты поступил как подобает, хвалю. Ты уговорил этого серого хвастуна возглавить тех, кто хочет сравнять мой замок с землёй?

— Да, Могучий, — льстиво ответил уже знакомый им медоточивый голос. — Гэндальф Серый сам отправляется в поход. — Странно, вроде бы униженно и покорно говорил этот второй, а всё же в его звуках Фолко почудилось какое-то глубоко упрятанное злорадство — словно ненавидящий своего господина слуга торопился ошеломить хозяина какой-нибудь чёрной вестью. — Но знай, Могучий, с ним идет и Элронд из Ривенделла, и Трандуил Лесной, и даже сам Кэлеборн из Лориэна! Они собрали немалые силы…

— Пусть идут, — рыкнул первый. — Покончим со всеми разом…

Голоса оборвались внезапно, как и всё, что они слышали до этого. Несколько мгновений друзья стояли, не в силах пошевелиться, точно тяжёлое замогильное заклятье сковало их тела. Голос молчал, и в Башне повисла непереносимая тишина.

Первым стряхнул оцепенение Малыш. Он вдруг презрительно плюнул и разразился длиннейшим гномьим ругательством.

— Что вы стоите?! — напустился он на Фолко и Торина. — Надо уходить. У меня все поджилки трясутся! Если этот Могучий снова заговорит, я, наверное, в окно выброшусь со страха! Пошли!

— Погоди, Малыш, — остановил друга Торин. — Кажется, Фолко прав, мы действительно слышали голос Башни — точнее, те голоса, что слышала когда-то она сама, слышала и запомнила… Это же клад, какой нам и не снился! Мы же теперь сможем узнать всё, Малыш, понимаешь ты, всё! Всё, что захотим! И про подземных, и про Морию, и про магов, и про эльфов, и про этих, не к ночи будь помянутых Девятерых, и про орков, и про троллей, и… про всё-всё-всё!

— Конечно, узнаем… — криво усмехнулся хоббит, — если просидим здесь ещё лет эдак с тысячу. Торин, Башня-то болтает как придётся. Сколько нужно будет ждать, пока она скажет то, что мы сможем понять?!

Торин скривил губы.

— Ну ладно, а что ты предлагаешь?

— Интересно, говорила ли Башня всегда или это дело рук Сарумана? — задумчиво произнёс хоббит. — И не от этой ли её способности Великий Король закрыл сюда вход людям?

В этот миг страшный голос заговорил вновь, и вновь они в страхе бессознательно попытались уйти, укрыться от его необоримой силы; точнее, сперва они услышали конец фразы, произнесённой вкрадчивым голосом:

— …Но что будет, если Брего пройдёт Тропой Мёртвых, Могучий? Он может стать сильнее, много сильнее.

— Он не пройдёт, — с потрясшей хоббита до глубин его существа усмешкой отвечал тот, кого первый говоривший назвал Могучим. — А если и пройдёт… — Даже следы усмешки исчезли, в тот миг из ужасного голоса, мрачная предопределённость и даже обречённость наполнили его, когда он продолжал: — Что ж, прошедший действительно станет куда сильнее и многое сможет. Но он будет зря стараться…

И вновь молчание. Секунды беззвучия. Хоббит, поддаваясь странному, непонятно откуда пришедшему порыву, вдруг прыгнул вперёд и тонко, надрывая горло, заверещал, потрясая поднятыми кулаками:

— Почему зря? Почему зря? Отвечай, во имя Светлой Элберет!

Казалось, своды древней нуменорской твердыни задрожали; давно, очень давно не звучало здесь это имя; но камни словно узнали его, и новый голос, глухой, точно идущий из-под земли, голос давно умолкнувшего исполина, медленно и раздельно произнёс:

— Тропы Мёртвых выводят лишь на Пути Мрака. Призвавший Смерть против Жизни нарушил завет Валаров…

Раздался гулкий подземный удар, и Башня замолчала.

Немало времени прошло, пока голос Ортханка не зазвучал снова. Они слушали сперва с неослабным вниманием, но Башня повествовала о совершенно недоступных их пониманию вещах. Однако хоббит упрямо записывал почти каждое слово, особо стараясь не пропустить ничего, если речь заходила о местах, где сохранялись какие-либо остатки древних, непонятных, похоже, самому Саруману сил, или вещах, наделённых ими. Они просидели в Башне до самого вечера, забыв о еде и отдыхе. Дважды снаружи доносился громоподобный голос встревоженного Старого Энта; Малыш высовывался из окна и откликался.