Игра Эндера. Голос тех, кого нет - Орсон Кард

— Да, — подтвердил Эндер.

— Если мы не напишем его на бумаге, то по-разному запомним его.

— Правильно, — согласился Эндер. — Вы хорошо сделали, что записали.

— Мы внесли некоторые изменения. Жены хотели, чтобы они обязательно были, и я подумал, что ты не станешь возражать. — Человек указал пальцем на несколько строчек. — Вы, люди, можете заключать договор с другими свинксами, но только этот договор. Вы не должны учить других тому, чему не учите нас. Можешь ты принять этот пункт?

— Конечно.

— Ну, это легкий. Теперь: что произойдет, если мы разойдемся во мнениях? Что, если, например, заспорим, где проходят границы наших владений в степи? Где начинается наша земля и кончается ваша? И тогда Крикунья сказала: пусть Королева Улья будет судьей между людьми и малышами; пусть малыши решают споры между людьми и Королевой Улья. И пусть люди будут говорить, что делать, если с Королевой поспорим мы.

«Интересно, как это получится?» — подумал Эндер. Он помнил лучше кого-либо из ныне живущих, до чего страшными казались людям жукеры три тысячи лет назад. Их фигуры, похожие на насекомых, являлись в кошмарах каждому ребенку Земли. Смогут ли люди Милагра принять жукеров в качестве третейских судей?

«Да, это будет тяжело. Но не тяжелее, чем то, что мы потребовали от свинксов».

— Конечно, — кивнул Эндер. — Мы принимаем. Это очень хорошее решение.

— И последнее, — сказал Человек, посмотрел на Эндера и ухмыльнулся. Выглядело это вполне жутко — у свинксов плохо получалась человеческая мимика. — Вот почему мы провозились так долго. Все эти изменения.

Эндер улыбнулся ему в ответ.

— Если племя свинксов откажется подписать договор с людьми, а потом нападет на одно из племен, подписавших договор, мы имеем право воевать с ним.

— Что вы подразумеваете под нападением? — поинтересовался Эндер. Если они считают нападением любое оскорбление, это сведет на нет наложенный людьми запрет на войну.

— Нападение, — ответил Человек, — начинается, когда они приходят в наши леса и убивают жен и братьев. Если они предлагают себя для войны или пытаются заключить соглашение о начале войны, это не нападение. Только если они атакуют без предварительного соглашения. И поскольку мы теперь не можем вступать в такие соглашения, война начнется, только если на нас нападут. Я знал, что ты спросишь.

Он снова отчеркнул пальцем несколько строк — статью договора, точно определявшую, что такое нападение.

— Это также приемлемо, — кивнул Эндер.

Значит, угроза нападения не исчезнет в течение нескольких поколений, возможно, столетий, ибо на то, чтобы заключить договор со всеми племенами, потребуется чертовски много времени. Но задолго до того, как последнее племя присоединится к союзу, преимущества мирной экзогамии станут совершенно очевидны и у большинства свинксов начисто пропадет желание воевать.

— И по-настоящему последнее, — сказал Человек. — Жены вставили это, желая наказать вас за то, что пришлось столько мучиться с этим договором. Но мне кажется, для вас это не наказание, а награда. Поскольку нам запрещено отныне давать вам третью жизнь, то по заключении договора людям также запрещается давать третью жизнь братьям.

На секунду Эндер подумал, что это его освобождение, не придется делать то, от чего отказались Пипо и Либо.

— По заключении договора, — напомнил Человек, — ты будешь первым и последним из своих, кто вручит этот дар.

— Хотел бы я… — прошептал Эндер.

— Я знаю, чего ты хочешь, друг мой Голос, — кивнул Человек. — Тебе все время кажется, что это убийство. Но для меня… Когда брат получает право вступить в третью жизнь, и не как-нибудь, а отцом, он выбирает среди своих самого сильного соперника или самого близкого друга, чтобы тот вел его. Тебя. Голос, с тех пор как я выучил звездный, как прочел «Королеву Улья» и «Гегемона», я ждал тебя. Я говорил много раз моему отцу, Корнерою: «Вот человек, единственный из всех людей, который поймет нас». Потом Корнерой сказал мне, когда прилетел корабль, что на борту ты и Королева Улья. И тогда я понял, что ты пришел, чтобы вести меня, если я справлюсь. Если буду достоин.

— Ты справился, Человек, — сказал Эндер.

— Здесь, — показал тот. — Видишь? Мы подписали договор, как это делают люди.

На последнем листе, в самом низу, стояло несколько еще более неуклюже нацарапанных слов.

— Человек, — громко прочел Эндер. Второго имени он разобрать не смог.

— Это настоящее имя Крикуньи, — объяснил Человек. — «Та, что глядит на звезды». Она не очень хорошо владеет палочкой для письма. Жены вообще редко пользуются орудиями, такую работу обычно делают братья. Она хотела, чтобы я назвал тебе ее имя. Она получила его, потому что всегда смотрела на небо. Крикунья говорит, что раньше не знала, а теперь знает: она ждала твоего прихода.

«Столько людей так надеялось на меня, — подумал Эндер. — А на самом деле все зависело от них. От Новиньи, Миро и Элы, позвавших меня сюда, от Человека и Крикуньи, глядящей на звезды. И даже от тех, кто боялся моего прихода».

У Червяка была чашечка с чернилами, а Календарь принес перо. Тоненькая палочка, конечно, из дерева, конец узкий и расщеплен, чуть выше кончика маленькая выемка, способная удержать капельку чернил. Ему пришлось пять раз обмакивать перо в чернильницу, чтобы написать свое имя.

— Пять, — обрадовался Стрела.

Эндер помнил, что пятерка считалась у свинксов магическим числом. Чистая случайность, но если им угодно считать это добрым предзнаменованием, что ж, тем лучше.

Я отнесу договор губернатору и епископу, — сказал Эндер.

— Из всех документов в истории человечества… — начала Кванда. Ей не пришлось договаривать фразу. Человек, Листоед и Мандачува осторожно завернули его в листья и передали не Эндеру, а Кванде. Эндер сразу же понял, что это значит. У свинксов еще была для него работа, его руки следовало оставить свободными.

— По обычаям людей договор заключен, — сказал Человек. — Теперь ты должен закрепить его по обычаям малышей.

— Может быть, подписи достаточно? — с надеждой спросил его Эндер.

— Начиная с сегодняшнего дня подписи будет достаточно, — подтвердил Человек, — если рука, подписавшая этот договор, сделает то, что должно.

— Тогда хорошо, — кивнул Эндер. — Я обещал тебе.

Человек протянул руку и будто провел черту от горла до пояса Эндера.

— Слово брата не только на устах его, — пропел он. — Слово брата — вся его жизнь. — Он повернулся к другим свинксам. — Дайте мне поговорить с моим отцом, прежде чем я встану рядом с ним. Последний раз.

Двое незнакомых братьев, державших в руках короткие палочки, выступили вперед, вместе с Человеком подошли к дереву Корнероя и принялись колотить по нему палочками и петь на языке отцов. Почти сразу же ствол раскрылся. Дерево было еще совсем молодым (ствол ненамного толще тела человека), свинкс с большим трудом втиснулся в отверстие, но все же прошел. Ствол захлопнулся снова. Барабанщики изменили ритм, но не прекратили работы.

Эндер услышал голос Джейн:

— Я слышу, как звук ударов резонирует и изменяется внутри дерева, — прошептала она. — Дерево медленно переделывает звук, превращает его в речь.

Остальные свинксы уже принялись за работу — расчищали от капима площадку для дерева Человека. Эндер заметил: место выбрано так, чтобы со стороны ограды, от ворот, казалось, что Корнерой стоит по левую руку, а Человек — по правую.

Выдергивать капим с корнем — тяжелая работа для свинкса. Вскоре Квим пошел помогать им, а за ним Ольядо, Кванда и Эла.

Чтобы освободить руки, Кванда дала Новинье подержать договор. Новинья подошла к Эндеру, встала перед ним, смерила его внимательным взглядом.

— Вы подписали его «Эндер Виггин», — сказала она. — Эндер.

Это имя звучало грубо даже для его собственного слуха. Слишком часто он встречал его в качестве эпитета.

— Я много старше, чем выгляжу, — ответил Эндер. — Я был известен под этим именем, когда разнес в клочья родную планету жукеров. Возможно, то, что это имя стоит на первом договоре, заключенном между людьми и раман, несколько изменит его значение.

— Эндер, — прошептала она и потянулась к нему. Пакет с договором все еще зажат в руках — тяжелый, там ведь и «Королева Улья», и «Гегемон», если не считать всего, что написано на обороте. — Я никогда не ходила на исповедь к священникам. Потому что знала: они станут презирать меня за мой грех. Но когда сегодня ты перечислял все мои прегрешения, я могла вынести это, потому что не сомневалась: ты не презираешь меня. Я только не могла понять почему. До этой минуты.

— Да уж, мне как-то неловко презирать людей за совершенные ими ошибки, — кивнул он. — Я еще не нашел ни одного преступления, про которое не мог бы сказать: «Я сделал нечто худшее».