Избавитель. Том 2 (СИ) - Соколов Макс

— То самое простенькое, старое? — возмутилась Элона. — Ты будешь похожа…

— На себя, а не на раскрашенную энджирскую шлюху, — перебила Лиша. Женщины хотели было запротестовать, но прикусили языки под ее раздраженным взглядом.

— Волосы хотя бы не расплетай! — взмолилась Элона. — Я их целое утро укладывала. Тебе не повредит хорошо выглядеть.

Лиша повернулась к зеркалу. Мать и правда прекрасно уложила ее пышные черные волосы. По спине струились кудри, лоб украшала дерзкая челка. Лиша улыбнулась.

Вернулась Уонда с голубым платьем, но Лиша посмотрела на него и цокнула языком.

— Я передумала, принеси мое праздничное. — Она подмигнула матери. — Мне не повредит хорошо выглядеть.

В ожидании Джардира Лиша расхаживала взад и вперед по своим покоям. Женщин она отослала, их болтовня только действовала ей на нервы.

В дверь постучали. Лиша торопливо посмотрелась в зеркало, втянула живот, в последний раз затянула под грудью платье, чтобы была пышнее, и открыла.

Но пришел не Джардир, а Аббан. Не поднимая глаз, он протянул ей крошечную бутылочку и еще меньший стаканчик.

— Подарок. Для храбрости, — пояснил он.

— Что это? — Лиша открыла бутылочку, принюхалась и сморщила нос. — Похоже на настойку для дезинфекции ран.

Аббан рассмеялся:

— Уверен, его не раз для этого использовали. Это кузи — напиток, который мой народ употребляет в качестве успокоительного. Даже даль’шарумы его пьют, чтобы набраться мужества на закате.

— Они выпивают перед боем? — недоверчиво переспросила Лиша.

Аббан пожал плечами:

— В дурмане кузи есть… своего рода ясность, госпожа. Один стаканчик согревает и успокаивает. Два придают храбрость шарума. После трех покажется, что можно танцевать на краю бездны Най и не упасть.

Лиша выгнула бровь, но невольно улыбнулась краешком рта.

— Ну разве что один. — Она налила кузи в стаканчик. — Я не прочь согреться.

Она выпила залпом и закашлялась.

Аббан поклонился:

— Второй пойдет легче первого, госпожа, а третий — легче второго.

Он вышел, и Лиша налила себе еще стаканчик. Он и правда пошел легче.

Третий отдавал корицей.

Аббан не солгал насчет кузи. Оно окутывало Лишу, как меченый плащ, одновременно согревая и защищая. Бесконечный спор в ее голове стих, и в тишине снизошла неведомая прежде ясность.

В комнате было жарко, несмотря на праздничное платье с глубоким вырезом. Лиша обмахивалась и весело наблюдала, как Джардир украдкой поглядывает на ее грудь, пытаясь притвориться равнодушным.

Они покоились на шелковых подушках. Между ними лежал открытый Эведжах, но Джардир давно его не читал. Они беседовали о другом: о том, что Лиша все лучше говорит по-красийски, о детстве Джардира в каджи’шарадж, об уроках Бруны, о том, как мать Джардира стала отверженной из-за того, что родила слишком много дочерей.

— Моя мать тоже не сильно рада, что у нее только дочь, — заметила Лиша.

— Такая дочь стоит дюжины сыновей, — возразил Джардир. — Но как же твои братья? Сейчас они с Эверамом, но принесли ей немало счастья.

Лиша вздохнула:

— Ахман, моя мать солгала. Я ее единственное дитя, и у меня нет волшебных костей, чтобы пообещать тебе сыновей.

С этими словами с нее свалился груз. Как и в случае с платьем, она хотела, чтобы Джардир знал настоящую Лишу.

Джардир удивил ее, пожав плечами:

— Да будет на то воля Эверама. Даже если ты родишь трех девочек подряд, я буду лелеять их и верить, что сыновья не заставят себя ждать.

— И я не девственница, — выпалила Лиша и затаила дыхание.

Джардир долго смотрел на нее. Возможно, не следовало этого говорить? Какая ему разница, девственница она или нет?

Впрочем, для него разница была, и ложь матери угнетала Лишу, как собственная, ибо молчанием она потворствовала ей.

Джардир поглядел по сторонам, будто проверяя, нет ли свидетелей, и наклонился почти к самым ее губам.

— Я тоже не девственник, — прошептал он, и Лиша прыснула.

Джардир захохотал от всей души.

— Выходи за меня! — взмолился он.

— Зачем тебе еще одна жена, ведь у тебя их уже…

— Четырнадцать, — отмахнулся Джардир. — У Каджи была тысяча.

— И что, кто-нибудь помнит, как звали пятнадцатую?

— Шаннах вах Кревах, — без запинки ответил он. — Говорят, ее отец украл тени, чтобы сплести ей косы, и из ее утробы вышли первые дозорные, невидимые в ночи, но вечно бдящие рядом с отцом.

— Ты это только что сочинил, — прищурилась Лиша.

— Поцелуешь меня, если нет?

Лиша притворно задумалась.

— И шлепну, если да.

Джардир улыбнулся и указал на Эведжах:

— Здесь перечислены все жены Каджи, их имена будут чтить вечно. Некоторые записи весьма подробны.

— Вся тысяча? — с сомнением переспросила Лиша.

Джардир подмигнул:

— Записи становятся короче только далеко за сотню.

Лиша ухмыльнулась и взяла книгу.

— Двести тридцать седьмая страница, — подсказал Джардир, — восьмая строка.

Лиша пролистала книгу и нашла нужную строку.

— Что там написано? — спросил он.

Лиша плохо поняла большую часть текста, но Аббан научил ее читать даже незнакомые слова.

— Шаннах вах Кревах, — произнесла она.

Лиша прочла весь абзац вслух, старательно имитируя красийскую напевность.

Джардир улыбнулся:

— Сердце радуется, когда ты говоришь на моем языке. Я тоже пишу о своей жизни. Пишу Ахманджах собственной кровью, как Каджи написал Эведжах. Если ты боишься, что о тебе забудут, пообещай стать моей, и я напишу о тебе целый бархан книг.

— Я до сих пор не знаю, чего хочу, — честно призналась Лиша.

Джардир помрачнел, но она склонилась к нему и улыбнулась:

— Впрочем, поцелуй ты заслужил.

Их губы встретились, и Лишу охватила дрожь сильнее любой магии.

— А если твоя мать нас застанет? — спросил Джардир, отстранившись первым.

Лиша заключила его лицо в ладони и притянула к себе.

— Я заперла дверь на засов, — сказала она и приоткрыла губы.

Лиша была травницей. Она впитывала знания старого мира как губка и проводила собственные опыты. Больше всего на свете она любила учиться, во всем достигала мастерства и во все привносила новизну, от трав до меток и чужих языков.

Лиша достигла мастерства и в постели, когда они с Джардиром сбросили одежды. Последние полтора десятка лет она училась исцелять тела и наконец научилась извлекать из них музыку.

Джардир, похоже, был того же мнения, когда они расцепились, потные и задыхающиеся.

— Ты можешь посрамить даже постельных плясуний дживах’шарум.

— Я много лет сдерживала страсть. — Лиша с удовольствием потянулась, не стыдясь наготы. Она чувствовала себя свободной, как никогда. — Хорошо, что ты Шар’Дама Ка. Простой мужчина мог бы не выдержать.

Джардир засмеялся и поцеловал ее:

— Я создан для войны и готов вести с тобой эти сладостные битвы хоть сто тысяч раз.

Он встал и низко поклонился:

— Увы, солнце садится, и мы должны вступить в битву иного сорта. Сегодня первая ночь Ущерба, и алагай особенно сильны.

Лиша кивнула, и они неохотно оделись. Джардир взял копье, Лиша повязала фартук с карманами.

Гаред, Уонда и Рожер ждали их во дворе вместе с Копьями Избавителя. Никто ничего не сказал. Лиша чувствовала себя переродившейся, но даже если друзья это заметили, то виду не подали.

Лише было трудно сосредоточиться рядом с Джардиром даже во время алагай’шарак. Похоже, он это чувствовал и не отходил от нее, пока она осматривала и обрабатывала немногочисленные легкие раны, полученные искусными воинами.

— Можно, я почитаю тебе завтра? — спросил Джардир, когда битва закончилась. Он должен был освободиться только через несколько часов, но жителям Лощины дозволялось вернуться в Дворец зеркал.

— Ты можешь читать мне хоть каждый день, — ответила она, и он вскинул на нее глаза.