Крах всего святого - Илья В. Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но… боги… зачем?!
— Старик встал на моем пути, — голос Аль-Хайи приобрел настолько стальной оттенок, что чуть ли не звенел; Матиас невольно выпустил арраканца и отступил на шаг, ощущая если и не ужас, то что-то близкое к нему, — а значит и на вашем тоже. Насколько я припоминаю, Амадиу давно был для вас занозой в пальце — не вы ли сами много раз говорили мне, что управлять государством было бы куда проще без ордена и уж тем более без его нахального лидера?
Ничего не ответив, Матиас отступил назад, присел — точнее, почти что упал — на холодные ступени и схватился за голову. Боги, это начало конца. Едва весть об убийстве великого магистра достигнет Алого Оплота — а Моро не был уверен, что этого еще не произошло — то все Мечи, как один, тотчас выступят против короны на стороне мятежников. Пускай воинов у ордена все еще меньше, чем в былые времена, но даже последний писчий Мечей умеет владеть оружием, а уж сейчас на счету каждый, кто умеет держать копье. Не стоит забывать и об Арлет — герцогиня никогда в жизни не оставит безнаказанным хотя бы неосторожный взгляд в сторону ее семьи, а уж за смерть деверя станет мстить быстро и жестоко; если орден, Гарсот и мятежники объединятся…
И тут перед Матиасом забрезжил луч надежды. Все это произойдет лишь в том случае, если кто-то узнает о том, что Аль-Хайи был в Мьезе по его приказу. Нужно уничтожить пергамент с королевской печатью и избавиться от людей, которые сопровождали арраканца — к примеру, разослать их подальше по глухим гарнизонам, а то и вовсе за море. А что если вывернуть все так, что арраканец действовал по наущению Черного Принца? К примеру, подделать его почерк или выбить признания из Абдумаша под пытками; Матиас был уверен, что Реджису по силам и то, и это…
— Я знаю, какие мысли крутятся у вас в голове, — нарушил тишину Аль-Хайи. Голос арраканца, эхом отдающийся от стен и потолка звучал глубоко и почти что торжественно. — Вы пытаетесь придумать, как вам выйти сухим из этой ситуации и не потерять под собою трон — к примеру, заточить меня в темницу, отдать палачам, а потом публично казнить. Или же выдать меня на растерзание Мечам, дабы они вкусили моей крови заместо вашей. Не могу сказать, что осуждаю вас — на вашем месте я бы размышлял точно так же. Но дайте мне несколько мгновений, и может быть то, что вы считаете поражением, напротив — станет вашим триумфом.
Произнеся это, он шагнул к предмету и вытащил из-за пазухи кинжал — через миг разрезанная бечева вместе с одеялами зашуршали и упали на пол. Матиас пропустил мимо ушей почти все, что сказал ему Абдумаш и уже открыл рот, дабы позвать стражу, как невольно взглянул на предмет и замер.
Пред ним стояло зеркало. Но оно ничего не отражало, напротив — воздух вокруг него как будто тускнел и терял краски, словно оно впитывало их в себя. Сделано украшение было из материала, коего Матиас не видал ни разу в жизни — темно-зеленого до черноты, гладкого, но испещренного сверкающими прожилками; сверху донизу вещь покрывали выпуклые символы, а сверху ее венчала голова мерзкого чудовища, настолько детально выполненная, что казалось, будто вот-вот раскроет пасть, и издаст громкий рев. Моро с шумом сглотнул и попытался оторвать взгляд, но какое бы отвращение он не испытывал при виде сей твари, вид ее одновременно и пугал, и завораживал. Наверное, именно так жалкая букашка смотрит на приближающийся с неба сапог, который сомнет ее в пыль и даже не заметит…
— Подойдите ближе, — прошептал Аль-Хайи на ухо Моро, который и не заметил, как арраканец оказался рядом с ним. — Подойдите и увидите… он покажет вам.
Вопреки собственной воле Матиас кое-как поднялся на ноги и сделал шаг к зеркалу, за ним второй и вот он уже мог дотронуться до темной глади, только протяни руку. Матиас вздрогнул — прямо у него на глазах темная поверхность пошла легкой дымкой, словно круги на воде от брошенного камня. Через несколько мгновений рябь превратилась в неясный водоворот, кружившийся все быстрее, быстрее, быстрее и… Матиас затаил дыхание, когда пред ним предстала живая — в буквальном смысле этого слова! — картина.
Он вновь увидел своего короля, коему служил верой и правдой столько долгих лет — Лоренса II Фабио, прозванного Добрым. Верхом на белоснежной лошади он походил на самого Феба, спустившегося с небес: высокий и широкоплечий, с белокурыми волосами, что волнами спускались на спину; доспехи его, чуть припорошенные снегом, блестели на зимнем утреннем солнце, делая больно глазам, взгляд был суров, а губы сжаты в тонкую нить.
Государь находился на высоком холме в окружении верных, слуг и оруженосцев, обозревая готовящуюся к бою армию — видимо, Матиас видел последние мгновения перед тем злополучным последним боем, который окончательно решил исход войны в пользу империи. Моро даже мог слышать звуки, но очень тихо, точно они шли через толстую стену — перекрикивания бойцов, ругань командиров и ржание коней. Один из верных, подъехав к королю, начал что-то говорить — поначалу Лоренс внимательно слушал мужчину, но потом вдруг нахмурился и поднял руку, заставив того умолкнуть. К верному присоединился один из магистров — судя по всему, сказанное Мечом тоже пришлось королю не по душе, так как он даже не взглянул в его сторону, все еще смотря вдаль. Мужчины переглянулись? и верный было вновь открыл рот, как вдруг послышался стрекот трещоток, взмыли ввысь сигнальные флаги, и среди воинов возникла небывалая суета — приглядевшись, Матиас увидал, как на горизонте показались зеленые знамена.
Лоренс подал знак, и оруженосцы поспешили подать ему щит, меч, копье и подвести боевого коня — огромного закованного в панцирь зверя, который нетерпеливо жевал уздцы и греб копытом снег, точно ему самому не терпелось броситься в атаку. Визрийцы подошли уже на два-три полета стрелы, когда фриданская армия, наконец, сумела выстроиться в боевые порядки — левым флангом командовал Дидьен Ру вместе с тремя сыновьями, каждый из которых вел по несколько десятков копий, правый взял на
