Под-Московье - Анна Калинкина

— Ты — кош. Кош-ка.

И тут она тоже его узнала. Ей случалось встречать его на Китай-городе тогда еще, в прежней жизни. До того, как она стала изгнанницей и убийцей. Это был один из тех уродов, которые травили ее как мутантку, существо низшего сорта. Как же могла с ним произойти такая перемена? Ведь времени с тех пор прошло не так уж много.

— Ты — Кош-ка. Тебя нет. Ты умер-ла, — с усилием выговаривали посиневшие губы.

— Чего ты с ним возишься? Прикончи его! — требовал Седой, но сам, к счастью, старался держаться в стороне от жуткого создания. Иначе он мог бы услышать его слова. И понял бы, какую нашел себе проводницу.

Умирающий еще что-то бормотал. Наверное, считал ее погибшей — а она жива. А вот ему скоро конец. «Так тоже бывает, — подумала она. — Еще недавно ты мнил себя сильным и издевался над слабыми, и вдруг мы поменялись местами. Теперь я смотрю, как ты подыхаешь в грязи. Но теперь я не держу на тебя зла. Ты и так получил сполна…»

— Ведь-ма… Все умрут там, — пробормотал лежащий, и лицо его искривилось то ли предсмертной гримасой, то ли злорадной улыбкой. Неизвестно, что теперь творилось в его полуразрушенных мозгах.

— Добей его, чего ты ждешь?! — закричал Седой. Жуткое создание вздрогнуло и вытянулось.

— Все уже, — сказала Кошка, — отмучился. И между прочим, меня учили, что каждый грязную работу за себя делает сам.

— Слишком ты умная стала! — буркнул Седой. — Кто нас вообще в этот гадюшник привел, а?

Назревавшую ссору прекратил раздавшийся одновременно с разных сторон не то стон, не то рык. Путешественники попятились, освещая пространство вокруг себя фонариками и наставив автоматы на темные сгустки. Твари не спешили выбираться на освещенное пространство. Кошка рванулась к ступенькам перехода и тут вспомнила наконец, о чем толковал часовой. Переход из северного зала Третьяковской в южный завален из-за этих вот жутких созданий, которые обосновались здесь. Черт, придется все-таки через Новокузнецкую, по-другому не получится!

— Туда! — крикнула она спутникам, указав в конец зала, в сторону эскалатора, ведущего к Новокузнецкой.

Сзади грохнуло несколько выстрелов — это Седой решил вразумить обитателей станции. Одна из его пуль явно попала в цель — послышался болезненный скулеж, перешедший в глухое ворчание. А затем раздались звуки, от которых Кошку передернуло — хруст, чавканье, жадное урчание. Стая быстро утешилась — теперь она пожирала останки собрата. Вдруг раздался нечеловеческий вой, полный муки, который тут же оборвался. Кажется, кого-то поедали живьем.

Путешественники, не помня себя, промчались вверх по небольшому эскалатору. Подбежав к решетке, увидели за ней двоих братков, настороженно глядевших в их сторону. Седой торопливо протянул пригоршню патронов. Кошка нарочно держалась в стороне.

— Ну, вы дурные, — сказал караульный, не торопясь открывать. — Тут уже давно мало кто шляется, только самые отчаянные. Умные люди нашу юдоль скорбную стороной обходят. Чего пришли-то? Откуда идете?

— С Октябрьской. Купить кой-чего нужно… — неопределенно пробормотал Седой.

— А-а! — гнусно осклабился охранник. — Видно, очень приперло, коли даже морлоков не побоялись. Да, я слыхал, вроде, что на Ганзе теперь дурь продавать запретили. Ну, у нас все найдется, только патронов отсыпай. Да вы уж не первые — приходили уже к нам за этим. Только двоих по дороге сожрали, — и он захохотал, очень довольный.

— Открывай скорей! — крикнул Седой, нервно оглядываясь.

— Экий ты быстрый. За проход по пять патронов с носа. И еще пять за беспокойство.

«Думают, что мы дури хотим прикупить. Ну, так даже лучше», — подумала Кошка. Седой, не споря, торопливо отсыпал патронов. Чувствовалось, что в душе он давно уже проклинает Рохлю с его безрассудной затеей. Да и сам парень выглядел притихшим. Лицо его, обычно бледное, теперь и вовсе стало белым как мел. Казалось, он наконец осознал, чем может обернуться их поход.

Лязгнул замок, и они очутились в тамбуре. Охранник уже возился со следующей решеткой, и через минуту отряд очутился на станции.

В первый момент Кошка чуть не ослепла от яркого света, а по ее чутким ушам ударил гомон торговцев, расставивших свои лотки на левом пути, прямо на шпалах. Спускаясь по ступенькам, путники видели сверху многочисленные палатки и навесы. Кошка уже не первый раз была на этой станции и каждый раз поражалась ее тяжеловесному великолепию — бежевый мрамор с коричневыми прожилками, массивные колонны, широкие квадратные арки, мозаичные вставки на потолке. Впрочем, Кошке они не очень нравились. Изображенные на этих мозаичных картинках люди указывали друг другу на различные предметы с таким видом, будто догадывались, что на них смотрят со стороны. Особенно хороши были широкие белые мраморные скамьи — таких она нигде в метро больше не встречала. Сиденья-то были обычными, деревянными, а вот каменные спинки уходили высоко вверх и там загибались завитушками. Одна старуха рассказывала Кошке, что скамейки эти будто бы утащили из какого-то разрушенного храма.

Несмотря на все великолепие, станция выглядела грязноватой и замусоренной, на мраморных скамьях сидели размалеванные полуобнаженные девицы, а поблизости прохаживались сутенеры. Некоторые девчонки стояли возле палаток, пытаясь заманить клиентов.

Не следовало задерживаться здесь — нужно было попасть в южный зал Третьяковской, откуда туннель вел на Китай-город. Но Рохля, забыв, наверное, зачем он сюда пришел, уставился на одну из девиц, раскрыв рот. «Конечно, на Красной Линии ты, небось, не видал таких», — усмехнулась про себя Кошка. Сама-то она, можно сказать, выросла в этой обстановке. Для нее это был мир, привычный с детства. С некоторыми из девиц на Китай-городе она даже была в неплохих отношениях — те просили ее постирать, а взамен подкармливали вкусностями, когда удавалось раскрутить клиента.

Девушка, привлекшая внимание Рохли, и вправду была красавицей — у нее были черные длинные кудрявые волосы, хотя с виду и не слишком чистые, и большие черные глаза. Одета она была в яркие пестрые тряпки. Заметив взгляд Рохли, оценивающе оглядела всю их компанию и улыбнулась ему:

— Пойдем со мной, красавчик. Я тебе еще и погадаю.

И видя, что Рохля молчит, быстро сказала:

— За гадание ничего не возьму, узнаешь судьбу бесплатно. А узнать-то есть чего: у одного из вас за плечами смерть караулит. Если пойдешь со мной, скажу — у кого.

— Чего только шлюхи не придумают, чтоб клиента заманить! — фыркнул Седой.

— А ты вообще засохни! — обернулась к нему девушка. — Тебе я и так могу сказать, чтоб только отвязался — ты и до ночи не доживешь!

Седой застыл столбом. Рохля вздрогнул от неожиданности, а Сергей осуждающе покачал головой. В следующую секунду Седой нервно дернулся — по лицу было видно, он не привык, чтобы шлюхи так нагло разговаривали с ним. Но тут же, видно, вспомнил, где находится, неимоверным усилием воли сдержался, и только руки, сжатые в кулаки, выдавали его состояние. И тут плечистый квадратный парень в потертой коричневой кожаной куртке и спортивных штанах, казалось, безразлично прислушивавшийся к разговору, вдруг отвесил девушке короткую оплеуху — да так, что та с криком отлетела шагов на пять, чуть не сбив один из торшеров на длинной ножке, стоявших через равные промежутки по всей длине станции. Она свалилась бы на пол, если б не поддержали прохожие. К изумлению путников, девчонка, поднявшись, лишь потерла распухшую щеку, с ненавистью покосившись на плечистого, и молча заняла свое место возле палатки.

— Что там? — спросили в толпе.

— Да Глашка опять за свои предсказания взялась, вот Толян ей и врезал. И правильно сделал. Работаешь — так работай, нечего клиентов распугивать! — буркнула девица постарше с лицом, изуродованным шрамом и с на удивление красивыми ногами, которые она и демонстрировала чуть ли не во всю длину. — Идем лучше со мной, парень, — сказала она Рохле. — А судьбу незачем знать заранее, все равно от нее не уйдешь.

Седой хотел, видно, что-то сказать, но поглядел на плечистого сутенера и благоразумно промолчал, лишь дернул Рохлю в сторону. Они уже отходили, как вдруг сзади раздалось:

— Иди сюда, котик!

Кошка вздрогнула, надеясь, что это какая-то ошибка, что обращаются не к ней. Но тот же развязный голос повторил:

— Иди-иди, тебе говорю!

«Провалилась! Бежать! Немедленно!», — мелькнуло у нее в голове. Но она, усилием воли придав лицу равнодушное выражение, обернулась и увидела абсолютно незнакомую ей девицу.

— Ну что же ты, малыш! Я недорого возьму.

Кошка облегченно вздохнула. Из-за низко надвинутого на лицо капюшона, эта дура явно приняла ее за парня. Боясь, что голос ее выдаст, Кошка лишь отрицательно помотала головой, и они, проталкиваясь сквозь толпу, устремились, наконец, к переходу.