СОВЕТСКАЯ ФАНТАСТИКА 80-х годов (антология) - Владимир Михайлов

— Да, теория относительности — наука серьезная, спорить с ней нелегко,— согласился посетитель.— Но вот вечный вопрос: пространство, время — что это? Не кажется ли вам, что, оперируя этими символами, можно впасть в упрощение? Ведь получается, что мир в принципе объяснен. Это бесконечное пространство, заполненное веществом. Сколько ни гляди в телескоп, везде одно и то же: звезды, галактики, скопления вещества. Скука! Напоминает логику древних, не имевших телескопов и потому убежденных, что небо — это хрустальный купол, к которому прибиты звезды. Что .вижу, то и думаю...

Профессор помолчал, скрывая впечатление, которое произвел на него остроумный, хотя и дерзкий выпад.

— Я отнюдь не считаю, что мир объяснен,— заметил он сдержанно.— Но относительно обозримого мира существует принципиальная ясность. Все явления в нем подчиняются фундаментальным законам физики.

— Вы в этом убеждены?

— Разумеется.

— А жизнь, биосфера? Многие ее феномены, например сознание, воля, чувство, никак не описываются законами физики. Может быть, здесь кроются сюрпризы, о которых физики и не подозревают?

Профессор пожал плечами.

— Не понимаю, о чем вы?

— Жаль...

Наступила неловкая пауза. Профессор хотел сказать кое-что о своих взглядах на загадки жизни, но посетитель опередил его:

— Хорошо, оставим этот разговор. Скажите, а ваша реакция, если бы этот некто заявил, что он сам и есть... такое существо?

— Что-то я перестаю вас понимать, — сказал профессор, настораживаясь.— Говорите-ка прямо, кто вы и с чем пришли.

— Ну что ж, можно и прямо. Дело, видите ли, в том, что мой воображаемый некто — это я сам.

Профессор не успел раскрыть рта. Страшная сила припаяла его к месту, сковав каждый мускул. Лицом, кожей рук и ног, всем телом он ощутил, как пространство вокруг него стало быстро отвердевать, становясь жестким, и вот в считанные секунды он оказался вмурованным в него, как мошка в кусок янтаря.

— Альфа-ритмы! — Прокатилось в мозгу профессора вместе с приступом сильного, доводящего до тошноты страха. Нужно преодолеть, встать!

Куда там! Он не смог пошевельнуть даже веком, даже вздохнуть! Конец! Но тут мертвая хватка ослабла, напряжение стало спадать и постепенно исчезло.

Кровь хлынула к лицу профессора. Он закрыл и открыл глаза. Странный гость сидел в прежней позе, внимательно наблюдая за ним.

— Напугал я вас, Анатолий Николаевич? Извините, пожалуйста. Надо же было с чего-то начать... Только относительно низкочастотного воздействия вы ошиблись. Альфа-ритмы вашего мозга я не нарушал. Да и никаких секретных излучателей при мне нет.

Он даже распахнул куртку, предлагая профессору убедиться, что под ней действительно ничего нет, кроме белой рубашки, плотно облегающей тело.

— По ряду причин я не могу предстать перед вами в собственном телесном виде. Поэтому я воспользовался посредником — вот этим актером с телевидения... Вы почти угадали его профессию.

.. .За окном громыхнул трамвай. Порывом ветра шевельнуло листки статьи. Актер не торопясь застегнул пуговицы. Лицо его было чисто и спокойно.

Профессор наконец перевел дух. Страх рассеялся, и на его место пришло возмущение.

— Ну знаете! — заговорил он, прибирая листки-Я, кажется, не подопытная обезьяна! Если у вас есть серьезный разговор, то и аргументы выбирайте посерьезнее, а... насильственные сеансы тут неуместны.

— Еще раз прошу извинить, — немедленно отозвался актер, прикладывая руку к груди,— может быть, мне лучше уйти?

Он даже привстал с места.

— Да нет уж,— буркнул профессор, понемногу приходя в себя.— Продолжайте, раз уж начали. Только без этих... штук. Или предупреждайте хотя бы, что ли.

Дело затевалось, как видно, нешуточное, и профессор приготовился к бою.

— Я в принципе готов обсудить любое. заявление,— сказал он уже спокойнее, — даже и такое, действительно из ряда вон выходящее. Но существуют же, наконец, рамки здравого смысла. Вы, простите, так же похожи на пришельца, как я на Медузу Горгону.

Актер улыбнулся.

— Иной реакции я от вас и не ожидал. Было бы в рамках здравого смысла, если б я и в самом деле прилетел на тарелке и приземлился во дворе вашего института. Вот тогда бы вы не колебались ни секунды. Ведь так, дорогой Анатолий Николаевич?

Спокойный и доброжелательный тон посетителя, его уверенность в себе производили впечатление, и, пожалуй, не меньшее, чем эта его внезапная психическая атака. Но ученого не так просто было сломить.

«...Нет, так у нас дело не пойдет! Личность ты, конечно, незаурядная, и что-то у тебя там за душой, вероятно, имеется. Но действуешь слишком наступательно. Тем более необходимо сразу же взять инициативу в свои руки. Кто ты такой и чего хочешь? Втянуть в какую-нибудь авантюру или просто разыграть?»

И тут в кабинет, весьма кстати, вошла секретарша, профессор испытал облегчение.

— Анатолий Николаевич, звонил Еремин. Очень просил подъехать к одиннадцати. Будет совещание по конгрессу.

— Хорошо, — кивнул профессор, отметив недоуменный взгляд, который она бросила на посетителя — Одну минуту, Светлана Григорьевна, — с некоторой поспешностью позвал он, видя, что секретарша повернулась, чтобы уйти. — Я тут небольшую статью подготовил в дополнение к основному докладу. Отпечатайте, пожалуйста, в пяти экземплярах.

Он не торопясь выровнял листки, поискал в столе папку и, вложив в нее статью, передал секретарше. Та вышла. Профессор помолчал с минуту, барабаня пальцами по настольному стеклу. Так не вовремя этот вызов! А может быть, наоборот — вовремя? Он подумал еще немного и поднялся из-за стола.

— Разговор у нас, я вижу, намечается интересный и долгий, и не хотелось бы вести его наспех. Сейчас, как видите, мне надо идти. Если не возражаете, давайте встретимся завтра в то же время. Буду вас ждать.

Он подошел к шкафу, взял плащ и стал одеваться. В зеркале ему был виден молодой человек, который продолжал сидеть в кресле, словно и не думал уходить.

Застегнув плащ, профессор повернулся к настойчивому гостю, приглашая его идти первым:

— Прошу.

Актер поднялся, одергивая куртку, как-то странно посмотрел на профессора и кивнул в сторону стола:

— Вы, кажется, что-то забыли, Анатолий Николаевич?

На пустом столе лежала папка, невесть откуда взявшаяся. Профессор взял ее в руки и, раскрыв, остолбенел: в ней лежала его собственная рукопись, которую он только что отдал Светлане Григорьевне!

Несколько секунд он оторопело рассматривал свои каракули, затем, метнув взгляд на актера, выскочил В приемную. Секретарша стояла с растерянным лицом, тараща глаза на пустой стол. Профессор с подозрением посмотрел на нее, бросил папку на стол и, обернувшись к вышедшему актеру, покачивая головой, засмеялся: