Роковая ошибка княгини - Ирина Сахарова

Как будто так и должно быть.

С такими мыслями он подошёл к пролётке, куда уже успела усесться Александра, и, почувствовав на себе пристальный взгляд Максима Стефановича, обернулся. Старик подошёл к калитке, облокотился о деревянные прутья, и пристально смотрел на них. Потом улыбнулся. И Мишель улыбнулся ему в ответ, от чего улыбка Рихтера непроизвольно сделалась ещё шире.

— Вот! — Александра, конечно, не могла смолчать. — Я же говорила! Вам надо чаще ходить в народ! Видите, какое чудесное впечатление вы на него произвели! Что он вам сказал? — С любопытством добавила она. — Я же видела, он сказал что-то на прощанье. Что именно?

— Он… — Мишель задумчиво улыбнулся. — М-м, поблагодарил за визит.

— Да ну? — Она тотчас же повернулась к нему и требовательно сдвинула брови на переносице, но глаза её всё же улыбались. — А, по-моему, вы меня обманываете!

— Ты разве не знаешь, обманывать нехорошо! — Пряча улыбку, ответил Мишель. — Как ты любишь говорить: это совсем не в духе аристократизма!

— Так-то оно так, но… — Подумав немного, Саша решила не допытываться, и замолчала, глядя на сгорбленную спину извозчика, медленно погнавшего лошадей вдоль по улице, к реке.

Несколько секунд они провели в молчании, но Александра явственно ощущала на себе требовательный взгляд Мишеля, и понимала, что вечно молчать она не сможет. Нужно было как-то рассказать обо всём.

— Ну? — Волконский для начала напомнил о себе деликатным покашливанием. — Я всё ещё здесь, если что.

— Я вижу, — вздохнув, сказала она. И снова замолчала. И отвернулась. На душе было ох как неспокойно, а кончики пальцев начали нервно подрагивать. Так всегда бывало после сложных операций, и, как в предыдущие разы, Александра нашла привычный выход из положения — достала из кармана спички и пачку папирос.

Мишель с некоторым удивлением наблюдал за её действиями. Встречный ветер играл с её волосами, откидывая их назад, и мешал прикурить, то и дело задувая огонь. Но когда с третьей попытки ей это, наконец-то, удалось, Саша откинулась на спинку сиденья и с утомлённым видом затянулась, прикрыв глаза. Так, на всякий случай, чтобы не отвлекаться на всяких зеленоглазых красавцев! Однако его взгляд она ощущала даже из-под сомкнутых век, всё равно чувствовала, что он смотрит на неё. Собраться с мыслями упорно не получалось, и без этих его требовательных взглядов, но он словно нарочно всё усугублял! Александра подняла ресницы, и вопросительно посмотрела на него.

Мишель тотчас же прокомментировал:

— Фи, сестрёнка! Ты же девушка, а не окопный солдат! — И ещё рукой помахал, делая вид, что разгоняет дым. Это заставило Александру невольно улыбнуться.

— Какие мы нежные, боже мой! — Фыркнула она, папиросу, однако, не убрав. — Я думала, фронтовая жизнь поголовно у всех вырабатывает эту вредную привычку.

— Не у всех, как видишь. А вообще-то, на мой взгляд, когда девушка курит — это отвратительно! — С видом заботливого старшего брата добавил он.

— Ах, простите, простите! Я-то думала, упасть в ваших глазах ниже уже не смогу, а вот поди ж ты! — Ехидно произнесла она, вновь затянувшись. Да плевать ей, нравится это ему или нет! Что он вообще о себе возомнил?! Правда, Сашенька вскоре сменила гнев на милость, и растерянно добавила: — Ваше величество, не сердитесь, я просто не знаю, с чего начать. Я… дайте мне пару минут, чтобы собраться с мыслями.

— А я уже собрался вставать на колени и умолять тебя не молчать! — Не без ехидства сказал Мишель.

— Это ни к чему, — вздохнула Саша, как будто не заметив его насмешки. И, затушив папиросу, постаралась взять с себя в руки и успокоиться. И постараться сделать так, чтобы её история не прозвучала так же дико, как у Максима Стефановича. Нужно как-то сгладить углы, но ни в коем случае не искажая общего смысла. Но как? Как?!

Это оказалось проще, чем она думала.

Правда, для начала, она всё же спросила:

— А может, всё-таки, возьмём на вооружение мою версию? Ту, в которой Гордеев во всём виноват?

Но Мишель с деланным сожалением покачал головой, и тогда Саше пришлось, тяжело вздохнув, пересказать ему всю историю, поведанную Рихтером. Правда, без деталей. О мёртвых младенцах, а так же о том, что Кройтор привязывал свою бедную жену к кровати и безбожно избивал её, Саша решила не говорить. Не то, чтобы она думала, что это ранит нежное сердце Мишеля, скорее, искренне сомневалась, что сможет произнести всё это вслух.

К её величайшему удивлению, Волконский не отреагировал никак. Вообще никак. Он казался до такой степени спокойным и уверенным в себе, что у Саши сложилось впечатление, что он вовсе не слушал её, увлечённый дорогой. Смотреть было на что: они как раз переехали мост, и теперь ехали по изумрудно-зелёному полю, залитому щедрым солнечным светом. Со стороны города его венчала берёзовая роща, единственное светлое пятно среди этого зелёного великолепия, а со стороны московского тракта — бесконечный горизонт, с теряющейся в нём извилистой дорогой. Сложно было определить ту грань, где листва сливалась с ярко-голубым небом, солнце палило нещадно, и долго смотреть вперёд не было возможности, но Мишель всё равно смотрел, время от времени щурясь под слепящими лучами. И, казалось, ничто другое, кроме окружающей красоты, не волновало его.

— Сандра Кройтор, — сказала Александра, после длительного молчания. — Юлия Николаевна никогда не упоминала о ней?

— Нет, — ответил Мишель, из чего стало ясно, что он прекрасно слышал каждое её слово. — Я впервые услышал это имя сегодня. До этого — нет, никогда.

— Хорошо. Имя не слышали, но фамилия-то вам знакома? — Продолжила Александра.

— Да.

— Вот почему я не хочу в это верить! — Призналась она, и сложила руки на коленях, сделав вид, что изучает узор на своих светлых перчатках. — Совпадение ли, что ваш отец назначил Георгию награду за голову некоего Кройтора? Будь он Иванов или Петров, я бы и слова не сказала, но фамилия-то довольно редкая! Выходит, это один и тот же человек? Выходит, ваш отец обо всём знал? Выходит, он хотел отомстить за убийство Юлии Николаевны, а не наоборот?

— Не стоит делать поспешных выводов, — с усмешкой спросил Мишель.

— О чём вы?

— О том, что ты во что бы то ни стало хочешь обвинить во всём моего отца, и я тебя прекрасно понимаю. Но, давай я утешу тебя, то, что он хотел добраться до Кройтора, ещё не говорит о том, что он непричастен. Это вообще ни о чём не говорит, — добавил он задумчиво. И вновь стал смотреть на горизонт.

Александру это его непробиваемое спокойствие начинало раздражать. Она так близко к сердцу приняла историю Рихтера, хотя её это и не касалось никоим образом, а Волконский вёл себя так, словно ему было, действительно, всё равно!