Избранное - Нагиб Махфуз

Газеты не упускают ни важных фактов, ни мелочей. Они обесславили тебя, твою глупость и слепоту, как обесславили твою мать. А потом — это исследование, проведенное журналом «Рабиа» с видными учеными. Университетский профессор говорил о неравном браке между дядюшкой Халилем и Керимой, расценивая его как основную причину преступления. Автор газетной хроники писал: главный виновник — бедность. Именно она толкнула первого мужа Керимы продать ее старику. А Керима — жертва классовой борьбы и социального неравенства. Профессор по вопросам педагогики делал упор на том, что Сабир рос под крылом бандерши и какой след это оставило в его душе. Ученый–психиатр заявлял, что Сабир страдает эдиповым комплексом и его преступные наклонности объясняются двояко. Любовь к Кериме — это сублимированная любовь к матери. Иначе его инстинкты искали бы выхода в мести матери. А хозяина гостиницы он убил, расценивая его как символ власти. Он жаждал присвоить себе его собственность, подобно тому как государство присвоилo себе собственность его матери.

А один богослов сказал, что суть проблемы в потере веры. Если бы Сабир приложил в десять раз больше стараний на поиски Аллаха, чем на поиски отца, Господь дал бы ему все то, что он надеялся найти у отца, — и в этом мире, и в мире ином.

Сабир прочитал все эти комментарии без особого интереса и даже с разочарованием. Пожал плечами пренебрежительно и подумал: «Но никто из них так и не знает: Керима была верна ему или обманывала. И существует ли на свете Рахими».

Однажды его вызвали в приемную тюрьмы для встречи с адвокатом. С первого взгляда ему показалось, что он уже видел этого человека, но когда и где — не мог вспомнить. Лицо старика внушало доверие. Сабир поздоровался с ним и спросил:

— Вы тот самый адвокат, которого официально назначили защищать меня?

— Вовсе нет. Он понизил голос.

— Я — Мухаммед Тантави.

То, что Сабир не слышал ничего об этом известном адвокате, было очевидно.

— А кто же поручил вам мое дело? — спросил он рассеянно.

— Считайте меня вашим добровольным защитником.

— Должен вам откровенно признаться, что у меня совершенно нет денег. Юрист улыбнулся.

— Я старший брат Ихсана Тантави, начальника отдела объявлений в газете «Сфинкс».

— А… А я‑то думаю, где же я вас видел? И вы хотите взять на себя мою защиту? — взволнованно спросил он.

— Если не возражаете.

— Ильхам?! — неожиданно вскрикнул Сабир. Адвокат снова улыбнулся, но ничего на это не сказал. Сабир закрыл глаза и долго молчал. Потом открыл их и спросил:

— А гонорар?

— Только судебные издержки.

Возможно ли такое? Невообразимо! Расходы на похороны любви.

— Но это же напрасные усилия, господин Мухаммед.

— В нашем словаре слова «отчаяние» не существует.

— Я убил двух человек. Преднамеренно. Во всем сознался.

— Хотя бы и так.

— А Ильхам… почему?..

— Известно, что у вас нет никого родных. Разве это много — иметь одного друга?

— И это после того, что она узнала?

— Примите это без обсуждения.

Он утер слезы рукавом, пробормотав:

— Второй раз в жизни плачу.

— В этом нет ничего постыдного. Но приступим к делу.

— Я уже вам говорил, что признался во всем. Возможно, есть смягчающие обстоятельства.

— Какие обстоятельства могут помочь мне?

— Воспитание, любовь, ревность, ваша порядочность в отношении Ильхам.

— Все это на меня навлечет только больший позор.

— Не надо преждевременно предаваться отчаянию.

— Вся эта история похожа на сон. Приехал из Александрии искать отца. И вдруг пошли странные события, я и забыл, зачем приехал, пока в конце концов не очутился в тюрьме. — Он тяжело вздохнул. — А сейчас напротив, только главную цель поездки сюда и помню.

— Нет смысла теперь ломать голову над целью вашего приезда в Каир. Возможно, я в своей апелляции упомяну о ней как о первом преступлении, совершенном по отношению к вам еще до вашего рождения.

— Но ведь Ильхам вызвала меня по телефону в тот день по поводу моего отца.

— И что она вам сказала?

— Я не стал с ней встречаться, потому что жаждал отомстить той, другой.

— Уверяю вас, она ничего не знает о вашем отце. Сабир разочарованно покачал головой и сказал:

— Сообщение в газетах о преступлении можно считать сенсацией. Она–то и может принести результат, которого не достигло скромное объявление в газете «Сфинкс».

— Я достаточно осведомлен о ваших делах, но убежден, что сейчас ваши навязчивые мысли об отце не принесут вам ничего, кроме дополнительных страданий. Появится он или нет — в вашем положении это дело второстепенное.

— Но ведь не исключено, что он появится, что чудо случится.

— Каким образом?

Я имею в виду, если он действительно знатный, влиятельный человек.

— Да пусть хоть самый знатный. Как он сможет изменить законы правосудия?

— Послушайте, господин адвокат. Моя мать некогда была очень влиятельной женщиной. Она своим влиянием бросала вызов законам государства прямо под носом властей, на их глазах.

— Бога ради, скажите, какой надеждой вы себя тешите, если вдруг появится ваш отец?

Сабир неуверенно ответил:

— Ну, может, помог бы мне бежать.

— Вы живете фантазиями. Они ничего вам не принесут, кроме сердечной муки.

Он шумно выдохнул и сказал:

— В любом случае я вам благодарен. Прошу вас, передайте мою признательность госпоже Ильхам и господину Ихсану. И я, конечно, к вашим услугам в любое время. Что касается моей наивной надежды, то я, следуя вашему совету, не буду отчаиваться, как вы говорите, преждевременно.

* * *

Сабир предстал перед судом. Материалы следствия были переданы муфтию. Сабир внимательно следил за процессом, но совершенно растерялся, когда услышал приговор, хотя и готов был к нему с самого начала.

* * *

В тюрьме его вызвали на встречу с Мухаммедом Тантави.

Юрист встретил его приветливо и приободрил соответствующими словами:

— Мы еще можем подать апелляцию, а там не исключен и пересмотр приговора.

Сабир грустно спросил:

— А как там Ильхам?

— Не очень хорошо. Похоже, что ее драма, о которой писали в газетах, потрясла ее отца. Он приехал из Асьюта навестить ее и настоял на том, чтобы забрать ее на некоторое время с собой для перемены обстановки.

— Очнулся все–таки! — воскликнул Сабир. — Решил признать ее. А мой отец…

Старик сказал с улыбкой:

— Кстати, поверите ли, я принес вам новости о вашем отце.

— Нет! — вскрикнул Сабир в замешательстве. После короткой паузы заговорил адвокат:

— Вы не слыхали о журналисте, который свою ежедневную колонку подписывал псевдонимом «Журналист–поэт»? Конечно же, нет. Он перестал работать лет двадцать тому назад. Так вот, он мой сосед в Гелиополисе. Когда–то даже был моим преподавателем в юридическом колледже. Самая светлая голова в области шариата из всех, кого я знал. Вчера при встрече с ним я рассказал о вашем деле, упомянул о вашем отце, и тут он меня остановил. Я сказал, что тот, кого он вспомнил, может быть и кем–то другим. Л он мне твердит: «Я знаю Сайеда Сайеда Рахими». «Знатная персона? — спрашиваю. Богатый, с интересной наружностью? Примерно лет тридцать назад ему было двадцать пять лет…»

Сабир перебил:

— Он не видел снимка в газете?

— Мой друг не читает теперь газет, потому что ослеп.

— Какая жалость! Но одинаковое имя, внешний облик, возраст — это что–то значит.

— Разумеется, это вселяет надежду.

— И где же он живет?

— К сожалению, мой друг этого не знает.

— А он не рассказывал про его первую жену? Адвокат ответил с улыбкой:

— Говорил, что не было у него иного хобби, кроме любви.

— Но моя мать его бросила. Такое событие нельзя забыть.

— В жизни такого человека, как Рахими, женщин можно подсчитывать по количеству дней. Откуда нам знать, кто кого бросил?

— Мать мне не говорила об этой стороне его жизни.

— Может быть, она и не знала.

— Но брак — это такая связь, которую не скроешь.

— Али Бурхан, то есть журналист–поэт, сказал, что для Рахими жениться было все равно что проводить девушку до дома. Он занимался любовью во всех ее ипостасях — плотских и платонических. Не упускал ни зрелых женщин, ни подростков. И со вдовами, и с замужними, с разведенными, бедными и богатыми, и с прислугой, и с собирательницами окурков, и с нищенками.

— Поразительно!

— Да.

— В неприятности не попадал из–за этого?

— Он умел их избежать.

Сабир спросил, глядя в смущении на адвоката:

— Кем он был? Какая у него профессия?