Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В соответствии с наиболее поздним планом янычар все-таки собирались провести в Азов. Предполагалось, что 7 июля в полночь татарская конница зайдет со стороны степи в камыши близ каланчей и будет там скрытно стоять до рассвета. Тем временем 1 тыс. янычар тайно пройдет по берегу и заляжет в камышах поблизости от города. Утром татарской коннице предстояло ударить по российским позициям для отвлечения внимания. После этого предполагалась атака турецкой пехоты на казачий раскат. Возможно, что турки даже начали реализовывать данный план. Утром 7 июля турецкий десант с запасами в заплечных мешках высадился на берег в урочище Акчакум, откуда татары привезли их на лошадях к нураддину. Получив известие о возможном нападении, российское командование заранее предприняло меры. В дневнике Гордона сообщается, что форт, который выбивался из общей линии укреплений, снесли, а новые укрепления спешно возвели в более удобном месте. Однако в итоге нураддин отказался от задуманного предприятия «для того, что те янычаня пропадут напрасно»[1612]. Таким образом, в сложившейся обстановке турки попросту не могли использовать в боях доставленные на судах воинские контингенты из-за их малочисленности.
Как видим, нападения татарских войск на российский лагерь со стороны Кагальника не могли существенно замедлить осадные работы. О том, кто конкретно занимался организацией инженерных работ, информации мало. Гордон в своем дневнике неоднократно упоминает о том, что те или иные сооружения возводились по его приказу.
В документах Разрядного шатра Большого полка отмечено, что 17 и 22 февраля 1696 г. было дано жалование для «азовской службы» инженерам: Ивану Брыкалю (400 руб.), Крестьяну Руэлю (150 руб.), Ивану Адлеру и Ото Фридериху Фаншфенгелю (по 100 руб.)[1613]. Последний был известен тем, что в 1695 г. успешно взорвал укрепления Казы-Кермена[1614]. Вместе с Шеиным под Азов направлялся «инженер и поручик прусской земли Рейнгольт Трузин»[1615] (Тросин). Очевидно, что его планировали задействовать в осадных работах. Жалование в 100 руб. из Разрядного шатра Большого полка он получил 29 мая[1616].
К 16 июня вокруг Азова были установлены орудия и началась бомбардировка города[1617]. По данным Ю. Е. Манойленко, крепость обстреливали 42 пищали и пушки, а также 27 мортир. Их дополняли 12 пушек и 17 мортир, которые были поставлены на правом берегу Дона. После того как русские войска возвели вал, на нем установили 25 орудий[1618]. Осажденным пришлось прятаться в земляных укрытиях: «А они, враги, в то время в норы в свои в землю убегают, землею себя от страха закрывают, многих в то время, когда они из нор выползают, гранатами и пушками побивают. А в городе раненые и больные многие лежат, и от гранатов горят, и от того в городе у них великой смрад»[1619]. Еще в начале осады получил ранение Асан-бей. Он умер от раны 7 июля или немного раньше[1620].
Обстрелы усиливались по мере прибытия призванных на службу под Азов иноземцев. 25 июня приехали посланные курфюрстом Бранденбургским инженеры Розен и Боцман, а также «огнестрельные мастера» Я. Я. Шустер, Э. Кобер, С. Гак и К. Г. Гизеветтер[1621]. Однако турецкая артиллерия Азова была в основном подавлена еще до их появления. Перебежавший в русский стан 27 июня янычар сообщал, что стоящие на угловых раскатах (к Дону и каланчам) батареи из шести пушек уже давно не стреляют из-за постоянного огня московской артиллерии. От пушечной стрельбы осыпался азовский вал, одновременно заполняя землей ров. Турецкое командование предлагало по половине левка за ночь работы тем, кто согласится чистить ров, но все отказывались. Осажденные сидели под земляным валом в укрытиях, откуда командиры «выбивали» людей на вал силой[1622]. В дневнике похода воеводы Шеина рассказ о разрушении раскатов на турецком земляном валу российской артиллерией помещен между событиями 17 и 18 июня[1623]. Очевидно, что артиллерийская дуэль продлилась очень недолго. Эти сообщения подтверждали слова перебежавшего 29 июня пушкаря: «все азовские пушечные бои на роскатах отбиты и разорены, естли когда и одинова ис которой пушки из Азова стрелять, и в то место из московских обозов бывает пушечных дватцать выстрелов и болши»[1624]. И все же турецкие пушкари продолжали вести огонь, по крайней мере со стороны Дона, где число московских орудий было меньшим, а их действие менее эффективным из-за большого расстояния. 4 июля один из русских офицеров был убит ядром в крепости на противоположной стороне Дона[1625].
Между тем военный потенциал российской армии постепенно возрастал. 9 июля в Новосергиевск прибыли «инженеры, минеры и фейерверкеры, присланные Римским императором»[1626]. 11 июля они добрались до осадного лагеря и на следующий день, после рекогносцировки, предложили поставить 6 пушек на новых батареях. 14 июля Гордон отдал распоряжение об их установке, дополнительные орудия были также отправлены на другой берег Дона. 15 июля с новых батарей были «разбиты все частоколы на угловом болверке»[1627].
Как и в прошлом году, велись минные работы. К 17 июня были начаты 3 минных подкопа[1628]. Однако подорваны они так и не были. Пленные и перебежчики свидетельствовали, что особую опасность для обороны Азова представлял вал, который осаждавшие двигали к городу[1629]. Его отсыпку начали 23 июня[1630]. Судя по дневнику Гордона, это была инициатива рядовых служилых людей. В записи от 22 июня он сообщал: «Все солдаты нижнего чина и состояния просили [их выслушать], и, когда их совет был испрошен, пожелали и согласились насыпать земляной вал и подвести оный к городскому валу. Мы соизволили на их желания»[1631]. К середине июля осадные валы были подведены к Азову так близко, что земля с них начала ссыпаться в город. Ров вокруг Азова был уже заполнен во многих местах. С 13 июля начались бои непосредственно на городских укреплениях[1632]. 17 июля казаки Лизогуба и Минаева смогли ворваться в неприятельский раскат и после кровопролитного сражения унести с укреплений поставленные там пушки. Их атаку поддержал Гордон[1633]. Письмо, отправленное из-под Азова 17 июля, утверждало, что турки оставили земляную крепость и отступили в каменный город[1634].
По мере ухудшения положения города, турки все больше думали о сдаче. Принимать решение пришлось уже новому бею Али-аге,
