Дьюма-Ки - Кинг Стивен

— Да, я выхватил гарпун из-под его ремня и делал то же самое. Не знаю, как долго мы смогли бы продержаться… они были, как бешеные собаки.

Уайрман сунул за пояс гарпун с серебряным наконечником, который наконец-то упокоил Эмери Полсона.

— Раз уж мы заговорили о временном факторе, нам надо подумать о другом контейнере для твоей новой куклы. Какие будут предложения, Эдгар?

Он был прав. Я не мог представить себе, что Персе проведёт следующие восемьдесят лет в ручке фонаря компании «Гаррити». Я уже задавался вопросом, как долго протянет перемычка между отделениями для батареек и лампочки. И кусок облицовки, вывалившийся из стены и упавший на керамический бочонок со столовым виски — случайность… или победа разума над временем после многих лет целеустремлённой работы? Для Персе — подкоп, проделанный заострённым концом ложки?

Однако фонарь справился с отведённой ему ролью. Господи, благослови практичность Джека Кантори. Нет… звучит слишком убого. Господи, благослови Джека.

— В Сарасоте есть серебряных дел мастер, — продолжил Уайрман. — Mexicano muy talentoso.[196] У Мисс Истлейк есть… было несколько его работ. Готов спорить, я могу заказать ему герметичный цилиндр, достаточно большой, чтобы вложить в него фонарь. Таким образом мы получим то самое, что страховые компании и футбольные тренеры называют двойной гарантией. Обойдётся такой цилиндр недёшево, но что с того? После всех юридических проволочек я стану очень богатым человеком. Я сорвал здесь банк, мучачо.

— La loteria, — вырвалось у меня.

— Si, — согласился Уайрман. — Чёртова лотерея. Пошли, Джек. Поможешь мне сбросить Эмери в цистерну.

Джека передёрнуло.

— Ладно, но я… не хочу я прикасаться к нему.

— С Эмери я тебе помогу, — вызвался я. — Джек, ты держи фонарь. Уайрман? Давай это сделаем.

Вдвоём мы закатили Эмери в дыру в земле, потом побросали вниз те его части, которые оторвались… и которые мы смогли найти. До сих пор помню его костно-коралловую улыбку, когда он полетел в темноту к своей жене. Иногда, разумеется, мне всё это снится. В этих снах я слышу, как Ади и Эм зовут меня из темноты, спрашивают, не хотел бы я спуститься, присоединиться к ним. И, бывает, во сне я это делаю. Бросаюсь в эту тёмную и вонючую дыру, чтобы оборвать воспоминания.

Это сны, после которых я просыпаюсь, крича, размахивая рукой, которой давно уже нет.

xiv

Уайрман и Джек задвинули крышку цистерны на место, а потом мы пошли к «мерседесу» Элизабет. Это была долгая, болезненная прогулка, к концу которой я уже не шёл — плёлся. Время словно двинулось вспять, вернулось в прошлый октябрь. Я думал о нескольких таблетках оксиконтина, которые дожидались меня в «Розовой громаде». Выпью три, решил я. Три не просто убьют боль; при удаче они обеспечат мне как минимум несколько часов сна.

Оба моих друга спрашивали, не помочь ли мне, предлагали подставить плечо. Я отказался. Потому что в эту ночь мне предстояла ещё одна прогулка; с этим я для себя уже всё решил. У меня ещё не было последнего кусочка этого паззла, но я уже представлял, каким он будет. Что сказала Элизабет Уайрману?

«Ты захочешь, но нельзя».

Слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно.

Сама идея ещё не оформилась. С чем вопросов не было — так это с шумом ракушек. Он слышался и внутри «Розовой громады», в любом месте, но чтобы ощутить полный эффект, следовало подойти к вилле снаружи. Именно тогда шум этот более всего напоминал голоса. И столько вечеров я потратил на рисование, тогда как мог слушать.

В этот вечер я намеревался слушать.

Возле каменных столбов Уайрман остановился.

— Abyssus abyssum invocat, — изрёк он.

— Бездна бездну призывает, — откликнулся Джек, вздохнул.

Уайрман посмотрел на меня.

— Думаешь, на обратном пути у нас возникнут какие-нибудь трудности?

— Теперь? Нет.

— То есть здесь мы закончили?

— Да.

— Мы сюда когда-нибудь вернёмся?

— Нет. — Я посмотрел на разрушенный дом, спящий в лунном свете. Секретов у него не осталось. Я вдруг понял, что мы где-то забыли коробку-сердце Либбит, но решил, что, может, оно и к лучшему. Пусть остаётся здесь. — Сюда больше никто не придёт.

Джек повернулся ко мне, на его лице читалось любопытство и страх.

— Откуда вы это знаете?

— Знаю, — ответил я.

Глава 21

РАКУШКИ ПРИ ЛУННОМ СВЕТЕ

i

Обратно мы доехали без проблем. Тяжёлый дух джунглей никуда не делся, но вроде бы ослабел, отчасти потому, что с Залива подул сильный ветер, отчасти… просто ослабел.

Фонари во дворе «Эль Паласио» зажигались по команде таймера, и как же здорово они выглядели, подмигивающие нам из темноты. В доме Уайрман методично переходил из комнаты в комнату, включая свет, зажигая все лампы, и скоро особняк, в котором прошла большая часть жизни Элизабет, сиял, как океанский лайнер, входящий в порт в полночь.

После того как в «Эль Паласио» не осталось ни одного тёмного уголка, мы по очереди приняли душ, передавая друг другу фонарь, будто эстафетную палочку. Кто-то из нас обязательно держал его в руке. Уайрман помылся первым, потом — Джек, третьим — я. После душа мы осмотрели друг друга, потом промыли перекисью водорода все участки повреждённой кожи. Мне досталось больше всех, и когда я наконец оделся, щипало всё тело.

Я надел ботинки и пытался зашнуровать их одной рукой, когда Уайрман, очень мрачный, вошёл в спальню для гостей.

— На автоответчике внизу сообщение, которое тебе нужно прослушать. Из полиции Тампы. Дай-ка я помогу.

Он опустился передо мной на колено, начал подтягивать шнурки. Я нисколько не удивился, заметил, что седины в его волосах прибавилось… и внезапно меня охватила тревога. Я протянул руку, вцепился в его массивное плечо.

— Фонарь! Джек…

— Расслабься. Джек в Китайской гостиной мисс Истлейк, фонарь у него на коленях.

Тем не менее я поспешил туда. Уж не знаю, что ожидал найти: пустую комнату, фонарь с открученной крышкой, лежащий на ковре в луже воды, а может, Джека, сменившего пол, превратившегося в трёхглазую, с птичьими лапами вместо рук, суку, которая вывалилась из старого, треснутого кега… но он спокойно сидел, держа фонарь на коленях, правда, на лице его отражалась тревога. Я спросил, всё ли у него в порядке. И всмотрелся ему в глаза. Если бы он… изменялся… я подумал, что смог бы это увидеть в его глазах.

— У меня всё хорошо. Но сообщение от копов… — Он покачал головой.

— Что ж, давай послушаем.

Мужчина, представившийся детективом Сэмсоном, сказал, что пытается связаться с Эдгаром Фримантлом и Джеромом Уайрманом, чтобы задать несколько вопросов о Мэри Айр. Особенно ему хотелось поговорить с Эдгаром Фримантлом, если тот не улетел в Род-Айленд или Миннесоту, куда, по полученным Сэмсоном сведениям, собирались отправить тело Илзе Фримантл для похорон.

— Я уверен, что мистер Фримантл скорбит о тяжёлой утрате, — продолжал Сэмсон. — И мне понятно, что это вопросы полицейского управления Провиденса, но мы знаем, что недавно эта Айр брала у мистера Фримантла интервью, и я вызвался поговорить с ним и с вами, мистер Уайрман, если это возможно. Я могу сказать вам по телефону, что больше всего удивило полицию Провиденса, но, пожалуйста, не разглашайте информацию…

Мы никому не дали прослушать эту плёнку. И последний кусочек паззла лёг на положенное ему место.

ii

— Эдгар, это безумие! — Джек повторил эту фразу уже в третий раз, и в его голосе звучало отчаяние. — Полнейшее безумие. — Он повернулся к Уайрману: — Скажите ему!

— Un poco loco, — согласился Уайрман, но я знал разницу между росо и muy,[197] даже если Джек был не в курсе. Мы стояли во дворе, между седаном Джека и старым «мерседесом» Элизабет. Луна поднялась ещё выше, ветер усилился. Прибой обрушивался на берег, а в миле от нас ракушки под «Розовой громадой» обсуждали всякие странности, muy asustador.[198] — Но, думаю, я могу говорить всю ночь, а его решение останется неизменным.