Тортоделка. Истинный шедевр - Евгения Грозд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Девочка моя, ты же пошутила, так? — папа затравленно сглотнул, глядя на меня и живот.
— Что ты папочка! Разве о таком шутят?
— Прекрати! — мама рванула ко мне.
— Отвали! — в истерике начала отбиваться, пока родительница, вытряхивала из-под моей кофты аккуратно скрученную куртку, имитирующую живот. — Нет! Уйди! — со всей мочи толкнула её от себя. Опустила взор на то, что осталось. Неутолимая ярость и гнев ударили в голову. — Ненавижу вас, твари! Пустите меня… Мне нужно к сыну!
Ломанулась к дверям, но крепкие руки следователя и второго мента блокировали.
— Папа! — мой крик отразился от стен. — Папочка, помоги! Отпустите меня! — сзади на запястьях щёлкнули браслеты. — Нет! Я не хочу! Папа! Папочка, не отдавай меня им!
— Ваша дочь арестована до выяснения всех обстоятельств, — голос следователя сквозь мои крики. — Советую подобрать хорошую клинику для душевнобольных. Лечение будет принудительным. Прокуратура этого добьётся с Вами или без Вас, будьте уверены.
Почему отец молчит и смотрит на мою мольбу о помощи как побитая и струсившая псина? Мама рыдает в три ручья, пребывая в объятиях моего придурковатого брата. Да, что с Вами, идиоты?! Помогите же мне!
— Будьте вы все прокляты! — взревела я не своим голосом, поняв, что помощи ждать бессмысленно. — Чтоб вы сдохли! Предатели! — извивалась в руках ментов, пиналась, пускала в ход зубы. — Уберите руки, сволочи!
— Доченька, мы тебе поможем, — голос отца осип и лицо побагровело. — Я сделаю всё, чтобы тебя вылечили…
— Папа! — в отчаянии вскричала и раздалась плачем. — Папа не надо! Папа!
Восемь месяцев спустя
ГЕРМАН
Тиканье секундой стрелки звучало в унисон с сердцем. Тишина давно стала моим миром, и я делал всё возможное, чтобы никто её не нарушал.
Я был там. С ней. Там, где мы вместе — наши дни маленького, но безграничного счастья. Наша первая встреча, когда уронил её торт. Вторая встреча, когда столкнулись на автопарковке. Руки и тело всё ещё помнят трепещущую фигурку, которую держал в своих руках. Мне нравилось наше противостояние. Невольно сводило пальцы, когда зелено-карие глаза смотрели с толикой испуга или злости. Сходил с ума от её прикосновений и аромата.
Я так тоскую по тебе!
Фото супруги на прикроватной тумбочке вновь раздирает в хлам душу, иголкой впиваясь в сердце и изрезав в мелкие ленточки. Зарычал и чуть ли не с криком смахнул чёртову фотографию на пол. Звон стекла, словно её ответ мне. Это уже третья рамка за неделю. Завтра мама снова оденет фотокарточку Вики в новую. Выудил из осколков любимый картонный лик, не заметив, как поранил пальцы. Приложил к лицу, всеми фибрами пытаясь вновь уловить присутствие.
Тщетно. Её нет…
Отняв от себя, смотрю в знакомые чёрточки. Улыбается, словно ничего не сделала, как будто по-прежнему со мной. Но со мной только твоя фотокарточка и сын, который больше походит на меня. Сдержав желание смять фото, бросил обратно на тумбочку изображением вниз.
Дверь комнаты скрипнула и на пороге появилась молоденькая брюнетка. Снова не вовремя… Не вовремя для себя, но не для меня. Метнул в неё суровый взор исподлобья.
— Герман Юрьевич, — напряженный шёпот. — Ваш сын собирается спать… — Она замерла, взглянув на пол, а после на мои руки. — У вас кровь?!
Позабыв все протоколы опасности, влетела в комнату и, аккуратно положив младенца на постель, метнулась к моим ладоням.
Опять двадцать пять! Бесишь! Но это мне и нужно.
— Сколько раз тебе говорить, чтобы не укладывала ребёнка на кровать?! Это небезопасно!
— Простите, — голос испуганно дрогнул, и девушка вновь взяла малыша на руки. Смотрит затравленно и… Так похожа на Вику. В груди пребольно скрутило.
Принимая в дом няню, я не учёл ни юного возраста кандидатки, ни опыта, потому что увидел в ней точную копию своей жены. Ты не она, но мне подходишь. Мама много раз предлагала заменить эту криворукую, но я категорически отказывался. Мне нужна была именно эта несчастная няня, невольно ставшая громоотводом, на который сбрасывал всю обиду и злость. Интересно, надолго ли её хватит?
— Я позову Ларису Игоревну…
— Не надо никого, — буркнул раздраженно и вытер кровь об рубашку.
Приблизившись к няне, наклонился к сыну, чтобы поцеловать его и пожелать сладких снов, но тут остолбенел, сраженный запахом ванили, который мягким шлейфом исходил от девушки. В гневе поднял на няню испепеляющий взор.
— Ты что брала духи моей жены?! — впился пальцами в женский локоть.
— Н-нет, клянусь, — девушка побелела от страха. — Я Надежде Дмитриевне на кухне помогала… Она пекла торт на день рождение вашей мамы. Это экстракт ванили… Мне больно, Герман Юрьевич, пустите! — Голос девушки задрожал от готовых вырваться наружу слёз.
Оправдалась, но сдаваться так сразу мне не хотелось.
— То есть ты ещё и кухарка по совместительству? — Моё новое наступление. — Тебя я кем нанял?!
— Юра спал. Я только помогала… Да пустите вы! — вконец расплакалась няня, вырываясь.
Вода из глаз девчонки наконец усмирила ярость. Разжал пальцы. Девушка с младенцем на руках опрометью выбежала из комнаты.
Чёрт! Запустил пальцы в волосы, нещадно потянув. Я скоро совсем озверею. Выдохнул и направился в ванную, чтобы промыть рану и перевязать. Когда вернулся в комнату, естественно, застал маму.
— Гера, так не может больше продолжаться. Я отныне сама буду заниматься твоим сыном, раз ты не способен вести себя адекватно с няней.
— Если она тупит на каждом шагу, в чём моя вина? — процедил сердито.
Мама опустила глаза на осколки.
— Ты сам настоял, чтобы за Юрой присматривала именно эта девушка, хотя были более подходящие варианты.
— Ей выпал великолепный шанс. Пусть учиться, набирается опыта…
— Она этот "шанс и опыт" только что послала к чертям собачим, и сейчас собирает свои вещи, — поджав скептически губы, проронила мама.
— Какого хрена? Я её не отпускал! — возмутился совершенно искренне.
— Она не рабыня, чтобы ждать твоего распоряжения, — тут же осадила родительница.
Я устало опустился на кровать, уронив голову на руки, выдохнул, понимая, что агрессия перечёркивает всё то, что когда-то победил в себе, ради Вики.
— Я скоро слечу с катушек, мам, как Лика, — горько усмехнулся. — Я пытаюсь отвлечься, всецело занят работой, Маратом, сыном, но ничего не помогает. Даже в эту няньку вцепился лишь потому, что девчонка, как две капли воды, похожа на Вику.
— Я понимаю, сынок. Но няня не виновата в этом. Не вымещай свою боль на девушке, — мама мягко провела ладонью по моей щеке.
Мягкие и утешающие материнские руки вновь дали течь в моей блокаде невозмутимости.
— Я так тоскую по ней, мам… — взор ушёл к окну, где горизонтом правило чернеющее