Прощание с иллюзиями - Владимир Познер

Мне абсолютно понятна ее реакция. Примерно в это время в Америке большой популярностью пользовалась реклама гамбургеров фирмы «Уэнди’з»: на плакатах изображался показ мод, якобы происходящий в Москве, где местная топ-модель, бабища необъятных размеров, расхаживает в военных сапогах и форме, носит толстые очки в стальной оправе и, разумеется, не пользуется макияжем. Реклама на редкость глупая, оскорбительная для русских женщин (они это как-нибудь переживут), оскорбительная для американок, поскольку исходит из того, что они все дуры (они-то смогут это пережить?), но эта реклама бесспорно закрепляет существующие в Америке стереотипные представления о Советском Союзе, отображенные в местных политических карикатурах, комиксах, фильмах, сериалах и так далее.

Телемосты способны эти стереотипы разрушить. Может быть, в этом и есть причина отказа от них американской стороны?

Как я уже писал, наша программа вышла в эфир за два дня до открытия XXVII съезда партии — события, которое привлекло всеобщее внимание. Ведь это был первый съезд после Брежнева. К тому же между мартом 1985 года, когда Горбачева избрали генсеком, и февралем 1986 года, когда состоялся съезд, в стране произошли революционные события. Все ждали: что принесет XXVII съезд? В ожидании ответа на этот вопрос в Москву понаехало невиданное доселе количество иностранных корреспондентов. Поскольку я все еще числился среди «любимых красных» телевизионной компании «Эй-Би-Си», я не удивился поступившему от нее весьма интересному предложению: дать в прямом эфире интервью находящемуся в Вашингтоне Дэвиду Бринкли сразу же после того, как президент Рональд Рейган обратится к стране с посланием по поводу оборонного бюджета. Среди телевизионных политических комментаторов Бринкли пользовался особым уважением. Его отличали, помимо глубоких знаний, безупречная вежливость, подчеркнутая сдержанность и тонкий английский юмор. Я конечно же ответил согласием.

Это интервью стало знаменитым, если не сказать скандальным. Впрочем, чтобы по-настоящему оценить произошедшее, необходимо предварить рассказ, напомнив об обстоятельствах, при которых все случилось.

Примерно за месяц до описываемого мной события ближайшие советники Рейгана пришли к выводу: в конгрессе постепенно нарастает протест против очередного увеличения военного бюджета, который и так вырос вдвое за последние шесть лет. В ноябре 1985 года Рейган впервые лично встретился с Горбачевым — это было в Женеве, причем их встреча привела к заметному снижению напряженности в советско-американских отношениях. Кроме того, советники президентов были знакомы с результатами непубликовавшегося опроса общественного мнения, из которого явствовало: семьдесят пять процентов американцев считали, что в военном отношении США превосходят СССР. Они сочли, что Рейгану под силу изменить эти настроения, если он сам непосредственно обратится к американскому народу с просьбой поддержать увеличение расходов на оборону. Выступление должно было состояться 26 февраля в восемь часов вечера по вашингтонскому времени, то есть в четыре утра следующего дня по Москве.

С учетом этой восьмичасовой разницы мне надо было быть в московской студии не позже половины четвертого. Рейган говорил около двадцати минут. Он постарался напугать народ, нарисовав страшную угрозу для всего мира, исходящую от военного могущества безбожного коммунистического Советского Союза. Он пользовался всякими графиками и иллюстрациями того, как «гигантская Красная армия» постепенно занимает весь земной шар, как коммунизм растекается по Африке, Азии и Латинской Америке.

— Вся история советского поведения, — озабоченно сказал Рейган, — вся история советской жестокости в отношении тех, кто слабее, напоминает нам о том, что лишь наша военная сила и наша национальная воля являются гарантией мира и свободы. Это хорошо понимают народы Афганистана и Польши, Чехословакии и Кубы, да и многих других находящихся в неволе стран.

Вслед за обращением президента, которое получилось короче, чем ожидалось, спикер палаты представителей Джим Райт выступил с ответом от демократической партии. Говорил он около двенадцати минут, после чего Бринкли в своем обычном спокойном и лаконичном стиле подвел итоги сказанному и взял короткие интервью у корреспондентов ABC по Белому дому и по конгрессу. В основном его интересовало то, как речь Рейгана будет воспринята на Капитолийском холме. Закончив с этим, Бринкли развернулся в кресле и обратился к американскому зрителю:

— Что ж, теперь послушаем, что думает обо всем этом находящийся в Москве советский комментатор Владимир Познер.

Я считал, что мне дадут две, максимум три минуты эфирного времени, поэтому совсем коротко остановился на кажущихся мне нелепостях речи президента и завершил свое выступление, высказав мнение, что речь эта не отличалась правдивостью. Дэвид Бринкли попросил меня уточнить, что я имею в виду. Втайне я надеялся, что он именно об этом попросит.

С Филом на приеме у мэра города Нью-Йорка Дэвида Динкинса (второй слева). 1992 г.

— Дело в том, — сказал я, — что президент Рейган говорил о стратегической оборонной инициативе, так называемых «звездных войнах»; при этом он заявил, что Советский Союз начал разрабатывать свою стратегическую оборонную инициативу еще тринадцать лет тому назад, то есть за десять лет до того, как о СОИ упомянул Рейган. Это означает, что в течение десяти лет Советский Союз разрабатывал противоракетную космическую оборону, ракетную систему, представлявшую смертельную угрозу для США, систему, запрещенную Договором о противоракетной обороне от 1972 года. И в течение всех этих десяти лет никто ни разу не заявил по этому поводу ни малейшего протеста, ни в военном ведомстве США, ни в правительстве. Более того, когда в марте 1983 года Рейган объявил о начале работы над СОИ, он не пояснил, что это ответ на советские попытки создать свою систему стратегической противоракетной обороны…

Я спросил американских телезрителей, кажется ли им это вероятным? Полагают ли они, что Советский Союз способен создать свою СОИ без того, чтобы американская разведка хоть что-то заметила? Ведь Америка была в деталях осведомлена о каждой имеющейся в СССР единице тактического ядерного оружия, так почему же она ничего не знала о разработке оружия стратегического?

Доводы были, как мне потом сказали, убойные. Но этим не закончилось, Бринкли все задавал и задавал вопросы. Словом, интервью длилось почти восемь минут, после чего Дэвид вновь развернулся в кресле и произнес: