Горение (полностью) - Юлиан Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солдат воевал, хорошо воевал!
Города занимал,
Женщин любил,
Врагов убивал
И стал солдат - капрал!
Капрал воевал, хорошо воевал,
Чужих разогнал,
Своих напугал,
Ну просто капрал-генерал!
Время прошло, победа - ура!
Пора по домам,
На отдых...
Стефания хотела было легко опустить шпагу в ножны, но шпага в ножны никак не лезла. Актриса начала прекрасную, злую пантомиму про то, как трудно спрятать оружие, коли солдат так "хорошо" навоевался. Она мучилась с неподдающейся шпагой до того уморительно, так жаль было "победителя-гусара", что зал покатывался со смеху.
Попов портьерку отодвинул, подался вперед, аплодировал так, чтобы Микульска могла заметить. Она заметила - ее попросила об этом Хеленка Зворыкина: той эту просьбу специально сегодня передали.
Софья Тшедецка напряженно ждала этого мгновения, она глаз с Попова не сводила: лицо жандарма дрогнуло, растеклось улыбкой.
Софья поднесла бинокль к глазам и стала его прилаживать.
Мечислав поднялся - место его было крайним, пошел к выходу, легко выскользнул, освещенный на долю секунды тревожным синим светом.
Потом, тоже на долю секунды, ложу Попова прорезал острый луч света Мечислав сел на стул рядом с полковником и шепнул:
- Игорь Васильевич...
Микульску тем временем сменил Рымша - любимец Варшавы, автор куплетов.
Попов обернулся к Лежинскому:
- С кем имею честь?
Лежинский достал из кармана фотокопии р а п о р т о в, протянул их полковнику:
- Ваши?
Тот, заставив себя зевнуть, спросил:
- Оружие при себе? Документы? Отдайте добром - тогда я гарантирую вам жизнь.
- Оружия нет. Я рассчитываю на ваше благоразумие - в зале друзья. Если полезете за револьвером - пристрелят, вы на мушке. Скандал начнете подлинники рапортов завтра же будут опубликованы у Бурцева... Станете говорить добром?
- На что замахиваетесь?
- Замахиваются на лошадей. Если мы опубликуем рапорты ваших шпионов, карьере конец - вы это понимаете! Изгоем станете, на службу никто не возьмет: б ы в ш и х боятся, не верят. С вами могут иметь дело до той поры, пока вы есть вы. А вы пока не просто Попов - вы полковник Попов. Держите. Это копии. Подлинники может передать мой коллега. Сейчас. Здесь же.
- Откуда у вас эти фальшивки?
- Не надо, полковник. Это не фальшивки. И мы взамен не многого просим...
- Чего ж вы просите взамен? - спросил Попов, закрыв глаза - так явственно увиделось ему лицо Стефании.
- Вы позвоните сейчас в тюрьму и скажете, чтобы поручику Розину, по вашему предписанию, передали Казимежа Грушовского - для допроса.
- Кто такой Грушовский?
- Мальчик, который харкает кровью после избиений...
- Он идет по делу социал-демократов?
- Кажется...
- Вы понимаете, надеюсь, что вашему поручику Розину я никакого арестанта не передам?
- Логично мыслите. Я тоже этого не допускаю.
- Вы кто?
- Я нанят, полковник. Мне платят за работу.
- Не лгите.
- Я рад, что мы с вами трезво мыслим. У меня приготовлено прошение матери Казимежа и заключение врача: юноша нуждается в немедленной врачебной консультации и помощи. В прошении сказано, что консультация у профессора Вострякова в клинике младенца Иисуса имеет быть сегодня, с восьми до девяти. Сейчас без двадцати восемь. Несчастная мать подстерегла вас в театре. После манифеста вам надо быть добрыми и снисходительными - даже к арестованным бунтовщикам. Так ведь? Словом, вы согласны удовлетворить прошение?
- Где подлинники?
Вы их получите, как только тюремное начальство отправит Казимежа в клинику.
- Я ведь откажусь, милейший... Зачем вы только пришли ко мне с этим?
- Вы не откажетесь. Вам нельзя этого делать, полковник. Мы ошельмуем вас, обречем на голодное, унизительное состояние. Вспомните судьбу коллежского советника Шарова, вспомните, как он обивает пороги охраны, а ведь его прегрешение куда как незначительнее вашего. Все шатается, полковник, все шатается, подумайте о себе, о тех, кого любите, о старости своей подумайте, об ужасе ничегонеделанья. У нас выхода нет. У вас их несколько. Можете написать мне письмо, что обещаете Казимежу жизнь, - суда ведь еще не было?
- Вернете документы?
- Копии. Подлинники - после суда.
- Подите прочь.
Лежинский чуть подвинулся к Попову, шепнул доверительно, с усмешкой:
- Только не вздумайте палить в спину. Поглядите, - он кивнул на ложу, где были установлены прожекторы.
Попов увидел двух людей - руки лежат на бархате, прикрыты программками, дурак не поймет, - пистолеты прячут.
- За дверью еще двое, - добавил Лежинский, поднялся, чуть поклонившись, пошел к двери.
- Стойте, - окликнул Попов. - Пусть придет человек с подлинниками.
- И с прошением?
- Хорошо, с прошением, хорошо...
Лежинский провел несколько раз по волосам, словно поправляя прическу.
Попов увидел, как поднялась женщина в партере, пошла к выходу.
Прошение было в ридикюле Софьи Тшедецкой. Подлинники рапортов тоже.
Через час Казимежа привезли в клинику. Сонный унтер расположился с двумя жандармами из конвоя возле операционной.
Еще через час была объявлена тревога: в операционной никого не было - ни "профессора", ни братьев милосердия, ни арестанта. Вызванный с квартиры попечитель немедленно потребовал к себе доктора Вострякова, имя которого было указано в прошении матери Казимежа. Пришел старик, который никак не был похож на того "профессора", который принимал арестанта.
К одиннадцати в тюрьму прибыл Попов и приказал посадить на гарнизонную гауптвахту офицера конвоя, а унтера и жандармов отхлестал по щекам:
- Надо было в операционную войти, дурни! Кто позволил оставить арестанта без надзору?!
Гневался долго, вытребовал дело Казимежа, пошел вместе с начальником тюрьмы в кабинет:
- Как же так, а, Михал Михалыч?! Времена трудные, проходится считаться со всякой сволочью, но вы-то, вы?! Вас-то, в тюрьме, разве касаются и з в и в ы в сферах?
Прибыв в охранку, Попов пригласил к себе начальника особого отдела Сушкова:
- У меня к вам просьба. Один из моих информаторов подсказал занятный адрес: кабарет. Стоило бы посмотреть связи артистов и актрисуль. Не всех, но ведущих: Рымши, Метельского, Микульской, Леопольда. Ероховского не трогайте сам займусь. Остальных пощупайте. Оттуда могут потянуться нити - я ж не зря к ним зачастил, не зря с актрисулями вечера проводил... Поставьте-ка за ними филеров на недельку, а?
(Попов знал, что Сушков под него копает, собирает к р у п и ц ы. Так принято: обижаться - грех. Пусть в свой дневничок занесет имена, подсказанные им, полковником. Теперь следует о-очень и очень серьезно про алиби думать, в случае если в оном возникнет необходимость. А с Микульской р а з б е р е т с я. Он насладится своим торжеством, когда Сушков соберет материал, он покажет ей "старика", ох покажет! Но как же она перед унижением своим, перед мукой своею повертится! Она ведь рапорты передала, сволочь, она - больше некому.)
"Петербург, Департамент полиции, полковнику Г. В. Глазову.
Милостивый государь Глеб Витальевич!
Смею обеспокоить Вас очередным письмом, полагая, что данные, кои я намерен изложить, заслуживают внимания. Возможно, Вы соблаговолите высказать ряд советов, которыми я всегда столь дорожил и дорожу.
Анархия, распространившаяся в последнее время с угрожающею силою, весьма активно проявляет себя в мире польского театра. Хотя представители рабочего населения не могут, к счастью, посещать представления из-за высокой стоимости входных билетов, тем не менее определенная часть заражается теми идеями, которые в скрытой, а иногда полускрытой форме высказываются с подмостков варшавских зрелищных учреждений.
Поэтому я счел своевременным начать работу с целью выявить наиболее зловредных деятелей театра, имея к тому же сведения о связях ряда лиц богемы с социал-демократией.
Я думаю, Вы поймете меня, что такого рода работа может быть поручена только вполне подготовленному сотруднику. Данные, поставляемые агентурою, не освещали проблему в полной мере, оттого что лица привлекались со стороны, не знающие тонкостей мира искусств. Поэтому я решился на установление личных связей с рядом ведущих деятелей богемы, среди которых выделяются т. Рымша, Ваславский, Микульска, Ероховский, Ролль. Понятно, что я не мог предстать в своем официальном должностном соответствии, и поэтому вступил с ними в сношения, как преуспевающий биржевой маклер. При этом я продумал такой п о в о р о т, который позволит в случае благоприятного течения задуманной операции приоткрыть себя, выяснив, таким образом, отношение к представителю власти и к возможности установления сотрудничества, либо, наоборот, коли отношение к представителю власти проявится негативное, проверить все связи - нет ли тайного руководительства со стороны весьма искусных пропагандистских руководителей СДКПиЛ и ППС.
Еще рано говорить о результатах задуманной мною операции, однако, думается, первые результаты не заставят себя долго ждать. Ежели же, однако, моя затея покажется Вам нецелесообразной, просил бы уведомить меня, милостивый государь, Глеб Витальевич, в любой форме, вплоть до телеграммы. Вашего Высокоблагородия покорнейший слуга