Фантастика 2009: Выпуск 2. Змеи Хроноса - Николай Науменко

Мы по-прежнему учились работать с прозой. В «Монументе» впервые возник рассказчик – со своим характером, со своей манерой изложения, и это было главной удачей. Возник также приём, который я при случае использую до сих пор: «Найдя у себя просчёт, ткни в него носом читателя – и это уже будет не просчёт, а находка». Мы в самом деле долго ломали голову, почему одежда телепортирует вместе с героем (обнажёнка нас смущала). Наконец махнули рукой (2 шт.) – и объявили, что учёные тоже ничего не понимают.

Опубликовать подобный рассказ в изобилующем статуями Волгограде было довольно сложно. Всем почему-то мерещились нехорошие намёки. Впрочем, через каких-нибудь пять лет времена изменились, и «Монумент» был напечатан.

– Люба, – сказала Белке редакторша, – застой кончился, к чему теперь осторожничать? Мне кажется, ваш рассказ можно и заострить, прямо указать на монументы вождей…

Вот уж кого в виду ни разу не имели!

Белка (умница!) ответила примерно так:

– А нам, знаете, что застой, что перестройка – разницы нет…

Позже её ответ обернётся ещё одним нашим (неписаным) правилом: «Ругай прошлое теми же словами, какими ругал его, когда оно было настоящим».

Но вернёмся в 1983-й.

К тому времени нас уже заметили. Видный советский фантаст разразился гневной внутренней рецензией, где между прочим отметил, что наши произведения не зовут молодежь в «технические втузы». Словосочетание настолько нас очаровало, что мы решили выписать все наработанные приёмы на отдельный листок, так его и озаглавив: «технический втуз».

Боже, чего там у нас только не значилось!

Как вам, например, понравится «принцип падающего кирпича»?

Человек выходит из дому. На голову ему с крыши падает кирпич. Скучно. Потому что случайно. Читатель должен знать, что кирпич упадёт, и весь рассказ ждать этого события. Где? Когда? На кого? Как минимум что-то одно должно быть неизвестно вплоть до самого момента падения.

Или, скажем, «принцип беспяточного чулка».

В женском чулке пятка – наиболее уязвимая и трудоёмкая часть. В связи с этим одна американская фирма разработала чулок без пятки. Так вот, если чувствуешь, что какой-то эпизод наверняка не будет пропущен в печать, оставляй на его месте «пустую пятку» – читатель умный, читатель всё равно сообразит, что перед ним именно чулок, а не что-либо иное. Образно выражаясь: сам заштопает.

«Право голоса»

После Малеевского семинара, как ни странно, стали работать ещё медленнее. За 1983-й год было написано всего три рассказа. Если раньше мы по наивности полагали, что, кроме нас, никто фантастику не пишет, то теперь выяснилось, что пишут. И как пишут! Дай бог, хотя бы в первую десятку попасть.

Боясь скатиться в штампики, поставили себе условие: в каждом рассказе осваивать что-то новое. Так, в «Праве голоса» попробовали смоделировать условную страну, впервые выйдя за границы знакомой обыденной жизни. Нечаянно осознали свою главную тему: «Как получается, что всё зло в мире творится хорошими людьми?» Не бог весть какое открытие. Ещё в словаре Даля сказано: «От хороших людей мир гинет». Тем не менее до сих пор только об этом и пишу.

«Пещерные хроники»

Сначала мы хотели написать пародию на Рони-старшего. Придумали название («Красный и лохматый». Пещерная повесть), дали имена героям. Вражеское племя, помню, звалось Ихилюди (единственное число – ихалюдь). Но ничего не получилось. Повествование рассыпалось на эпизоды, каждый из которых стал потом отдельной хроникой. Последнюю («Конец ледникового периода») я уже сочинял один.

«Сила действия равна…»

Фантастика в нашем понимании была родственна притче. Пишешь об одном, а разуметь следует другое. Поэтому, когда кто-либо начинал при нас скулить об отсутствии свободы слова, мы цедили надменно: «Придирка цензора есть результат неудовлетворительной литературной техники». Собеседник шалел.

В самом деле: если нельзя описать конфликт двух сверхдержав, то что нам мешает перенести его в семейную жизнь и изобразить в виде житейской склоки? Суть-то конфликта от этого не меняется!

Не поймут? Ну так мы ж не для кретинов пишем!

Рассказ «Сила действия равна…» по замыслу призван был иллюстрировать это положение, но нас сразу же занесло куда-то не туда. Складывался рассказ странно и трудно. В «техническом втузе» чёрным по белому было обозначено: «Дописав до половины, не вводи новых сущностей. Достраивай вещь из уже имеющегося материала. Если же какая-то деталь в конце оказывается лишней, лезь в начало и вымарывай её к лешему».

Так вот, персонаж с синяками на лысине, к великому нашему неудовольствию, нагло путался под ногами, загромождая финал, и даже что-то там назидательно произносил. Ну не вписывался он в концовку! И выбросить лысого тоже было никак невозможно – на нём всё держалось в начале. Пришлось тихонько, чёрным ходом вывести его из действия, а возникшее в тексте зияние заполнить авторским отступлением («Ах, Ираида Петровна, Ираида Петровна…»).

К нашему удивлению, рассказ от этого не пострадал. Поразмыслив, решили, что у любого правила есть исключения. Мы ещё тогда не знали, что каждая вещь дописывает себя сама и что бороться с этим бессмысленно, хотя и необходимо.

«Когда отступают ангелы»

Сразу после рождения сына я, желая подзаработать, устроился резчиком холодного металла на адъюстаж листопрокатного цеха, где быстро невзлюбил родную интеллигентскую среду и возлюбил рабочий класс. В цехе было меньше поводов для склок, почему мне и почудилось, что порядочность – это прежде всего свойство людей, не изуродованных высшим образованием.

Иллюзия рассеялась сразу же с началом перестройки (вспомните новых русских – кто угодно, только не интеллигенты). К счастью, повесть «Когда отступают ангелы» к тому времени была уже написана.

Провозились мы с ней два года. Вошли туда и гидравлический пресс, и моя бригада, и щебкарьер возле Арчеды, куда Белка бегала играть в детстве. А драчуна Миньку Бударина мы нагло списали со старшего Белкиного брата Геннадия. Кстати, подраться мы ему разрешили только раз. Зато с инопланетянами.

Работать со знакомым материалом, с одной стороны, легко, а с другой – слишком велик риск увлечься теми самыми «налепными украшениями», о которых я уже говорил. Мы увлеклись. Живописали в ущерб сюжету, в ущерб мысли. Потом пришлось сильно сокращать.

Кроме того, чем подробнее выписан реальный мир, тем труднее он состыковывается с чистым вымыслом. Идеальное общество, откуда сбежал Гриша Прахов, мы без особых церемоний позаимствовали у Платона, попутно снабдив его «Государство» высокими технологиями.