С вождями и без них - Георгий Шахназаров

Не менее интересным был следующий день. С утра, позавтракав, я вышел на длинную галерею, окружавшую весь этаж гостиницы, на котором мы были размещены. Стояла ясная солнечная погода, во всей красе смотрелся Парфенон. Я вернулся к себе за фотоаппаратом, сделал несколько снимков, а тут как раз на галерею вышли из своего люкса Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной. Я их сфотографировал, затем Раиса Максимовна "щелкнула" меня с шефом.

К слову, никогда не занимался всерьез фотографией. Начал поневоле, когда японцы подарили фотоаппарат. Меня всегда отвращала от этого занятия леность. В годы моей молодости фотография была довольно изнурительным занятием. Надо было возиться с проявителями и закрепителем, иметь специальное помещение, терпеливо сидеть в темноте, подсвеченной красной лампочкой, в ожидании, пока на пленке появится изображение. А тут никаких хлопот. Нет нужды даже учиться наведению, все за тебя сделает автоматика. Нажал кнопку, поснимал, извлек пленку, отдал в мастерскую - получай карточки и считай себя приличным фотографом.

Конечно, я не мог тягаться с профессионалами, которые, как "папарацци", не давали проходу Горбачеву и после того, как он стал частным лицом. Зато у меня была возможность снимать его иногда в неформальной обстановке. И в моей коллекции скопилось немало интересных, редких снимков. Не только снимков, но и пленок, снятых видеокамерой. Там, в частности, запечатлены некоторые эпизоды работы над документами в Ново-Огарево. Записал я свои беседы с Ярузельским и Фиделем Кастро. Качество невысокое, любительское, но мне эти образы недавнего прошлого дороги.

Только закончили с фотографированием, бегут звать Горбачева - оказывается, к нему целая очередь ведущих политических и культурных деятелей Греции. В последующие два-три часа в его кабинет один за другим являлись лидеры всех ведущих партий Греции, за исключением генсека КПГ Флоракиса. В беседах, помимо взаимного изъяснения в уважении, затрагивались главным образом проблемы политической жизни Греции. Прислушиваясь, я пытался понять, чем вызвано это паломничество. Очевидно, столь велик был тогда авторитет Горбачева, так высоко котировались его оценки, что политические деятели разных направлений считали важным для себя "застолбить" сам факт своего с ним общения. Михаил Сергеевич держался тактично, не становился в позу всезнающего мудреца, чем завоевал еще большее уважение у визитеров.

Пока он вращался в высшем кругу греческого общества, я участвовал в секционных заседаниях "афинского саммита", посвященного проблемам политического, экономического и культурного развития на пороге ХХI столетия. Почему его назвали саммитом, не очень понятно. По сути дела, это была конференция или круглый стол, организованный национальным техническим университетом Афин совместно с нашим Фондом и при покровительстве Европейского парламента. Мне также пришлось несколько раз выступать, а сам я с наибольшим интересом приготовился послушать Питера Устинова. Разносторонне талантливый человек - писатель, драматург, артист - показал себя и зрелым политическим мыслителем. В своем выступлении он, как, впрочем, и многие другие участники конгресса, солидаризировался с мыслью Горбачева о необходимости "капитального ремонта" демократии, приспособления ее к вызовам XXI столетия.

Эту мысль шеф развернул в заключительном своем выступлении, которое состоялось на открытой площадке гольф-клуба Афин. Прошло оно, что называется, на ура. Но вот сейчас, перелистывая свои тогдашние записи, я подумал, насколько все-таки мало значат, если вовсе не бессмысленны, подобные мероприятия. Ведь и мы, и другие участники конгресса серьезно к нему готовились, напрягали память, интуицию, воображение, чтобы понять, что ожидает нас в наступающем столетии, старались изложить свои оценки по возможности в яркой литературной форме. Немало интересных мыслей родилось в дискуссии от скрещения разных точек зрения. А что в итоге? Прошло всего пять лет (конгресс состоялся 4-5 сентября 1995 г.), но он не оставил после себя никаких следов, разве что два-три участника упомянут о нем в мемуарах.

Грустные размышления о тщете многих предприятий такого рода, о чрезвычайно низком, приближающемся к нулю коэффициенте полезного действия теоретических дискуссий приходили мне в голову и раньше. Впрочем, может быть, только таким способом и может в наше время продвигаться, точнее, ползти интеллектуальный прогресс. И если мы хоть что-то уясняем себе в результате бесчисленных круглых столов, симпозиумов, конференций, конгрессов, то эти крохи добытого вновь знания, запав в коллективную память, неожиданно всплывут где-нибудь и когда-нибудь. По Давиду Самойлову: "То, что тогда в меня запало и лишь потом во мне очнулось".

В этой связи у меня возникла одна мысль, которая, увы, осталась пока без последствий. Не состоит ли главная причина низкой эффективности научных дискуссий в их разорванности, раздробленности, бессистемности, нельзя ли хоть чуть-чуть повысить их отдачу, придав более регулярный и, что не менее важно, всеобщий характер? И не плодотворней ли обсуждать те же проблемы демократии демократически, привлекая к ним внимание всего человечества, усиливая тем самым и "мозговую атаку", и волевой напор на тех, от кого зависит принятие практических решений? А с этой целью организовать проведение олимпиад демократии. Созываемые раз в четыре года в промежутках между спортивными Олимпийскими играми, они, как мне кажется, могли бы быстро завоевать аналогичный вселенский авторитет - на этот раз как соревнование в сфере народоправства. И кому как не Афинам, на площадях которых, по существу, родилась классическая демократия, положить начало, а может быть, стать единственным и постоянным хозяином такого форума.

Агора видных политических деятелей, конкурс "демосфенов" на заданную злободневную тему (скажем, сегодня Косово и Чечня), представление и награждение лучших студенческих работ о правах человека, диспуты философов и политологов могли бы составить основную, содержательную часть Олимпиады. В дополнение к ней кино- и театральные фестивали, художественные выставки, музыкальные ринги. Все это могло бы стать своего рода смотром достижений цивилизации, поводом задуматься над стоящими перед ней головоломными проблемами.

У нашего Фонда установились дружеские отношения с греческой партией "Синаспизмос". По приглашению ее лидера Дмитриуса Констатопулоса я побывал на конференции родственных партий Балканских стран. Мы с женой отдыхали в Волосе - городе, откуда, по преданию, Ясон отплыл со своими аргонавтами за золотым руном. Идея "демократической олимпиады" всеми встречалась с интересом, с энтузиазмом отнесся к ней и давний мой друг, известный журналист и писатель Григорис Фаракос. Но пока дело дальше одобрения не двинулось - нужен крупный первоначальный капитал, потом предприятие окупится с лихвой. Может быть, это одна из моих фантазий, но я почему-то верю, что когда-нибудь над Акрополем взовьется новый олимпийский флаг и на месте, где собирались в древности народные собрания, поднимется чаша с Олимпийским огнем.

Как я уже говорил, с фурором встречали чету Горбачевых в Японии. Инициатором поездки выступила газета "Иомиури", главный редактор которой Като взял у Президента СССР последнее интервью утром того дня, когда он покидал Кремль. Возможно, здешняя политическая элита хотела подчеркнуть неодобрительное отношение к мелочному преследованию бывшего советского лидера на Родине. Но если у властей были какие-то дипломатические соображения, то простой народ оказал Михаилу Сергеевичу и Раисе Максимовне в полном смысле слова восторженный прием. Повсюду, где они появлялись, немедленно образовывался круг почитателей, раздавались аплодисменты, женщины протягивали детей, прося прикоснуться к ним, чтобы таким образом передать свою "карму". Лидер одной из фракций либерально-демократической партии Кайфу, только побывавший в премьер-министрах, закатил в честь Горбачевых торжественный ужин с участием нескольких сот человек и обнаружил неплохие вокальные способности, распевая вместе с нами "Подмосковные вечера". Руководители корпораций домогались, чтобы Михаил Сергеевич заглянул к ним хоть на несколько минут здесь, разумеется, маячили откровенно рекламные цели. Университеты один за другим присваивали ему почетное докторское звание.

Философ и религиозный лидер Дайсаку Икэда пригласил его выступить с лекцией перед студентами своего университета. Двадцать тысяч студентов и преподавателей завороженно внимали каждому его слову. Затем на трибуну поднялась Раиса Максимовна; она не стала повторять банальных фраз о том, что нашим народам надо жить дружно, а рассказала о том, как они с Михаилом Сергеевичем учились в МГУ, узнали и полюбили друг друга, нашла свежие, незатасканные слова о том, как прекрасна молодость, и заслужила продолжительную овацию. В поездках ей часто приходилось по разному поводу произносить небольшие речи. Эта была лучшей.