Дюма - Максим Чертанов

Стихи Пушкина до него уже много переводили: Эжен де Норри, Готье, Мериме, Тургенев, Луи Виардо; Дюма взялся за прозу: «Метель», «Гробовщик», «Выстрел», печатал в «Монте-Кристо», потом в сборниках. (Часто пишут, что он выдавал их за свои, но это не так: в журнальных публикациях всегда указывался автор.) Еще перевел 12 стихотворений и отрывков из поэм, включая «Во глубине сибирских руд», «Ворон к ворону летит», «Люблю тебя, Петра творенье». Опять ругаемся: плохо перевел. Но он предупреждал: «Всякий оригинал теряет 100 из 100 процентов при переводе на другой язык… Мы желаем дать вам представление о стихах Пушкина, но не забудьте, что перевод походит на оригинал, как лунный свет на свет солнечный… О стихах Пушкина не нужно судить по моим переводам: Пушкин — великий поэт, поэт из семьи Байронов и Гёте. Я передам его содержание лишь так, как фотография передает жизнь… По моему слабому переводу вы могли обратить внимание на его манеру писать оды…»

Переводя, много вольничал, правда, не всегда по своей вине. Перевод «Во глубине сибирских руд» литературовед В. К. Шульц назвал «фантастическим»: там появились две лишние строфы и смысл искажен, однако другой исследователь, М. П. Алексеев, доказал, что источником Дюма был перевод, сделанный Ростопчиной по памяти (поэма в России не публиковалась): как у нее написано, так и у него. Любопытна история с балладой «Ворон к ворону летит». У Пушкина это вольный перевод с перевода французской баллады, сделанного Вальтером Скоттом, потому и рыцарь стал богатырем. Дюма перевел обратно на французский, и богатырь вновь стал рыцарем, героиня — не «хозяйкой молодой», а средневековой дамой, которой рыцарь служит. О самом Пушкине целая глава: «Популярный в России, как Шиллер в Германии, он едва известен у нас. Между тем он — мыслитель и одновременно новатор формы, поэт и патриот. До него России недоставало сил явить миру национальный гений, за исключением баснописца Крылова… Интеллектуальная эра России начинается от басен Крылова и произведений Пушкина… В стихах Пушкина есть все: его гений, такой гибкий и откованный до звона, что ему доступно все на свете; или, вернее, его гений был такой могучий, что он подчинял все любой форме, какую ни пожелал бы избрать».

Из Некрасова — «Забытая деревня», «Княгиня», «Еду ли ночью…»; кроме «трех китов» — Петр Вяземский, Александр Полежаев, Николай Чавчавадзе, Жуковский, декабристы: Рылеев, Пестель, Муравьев-Апостол, Александр Бестужев-Марлинский. Что касается прозы, Дюма назвал Гоголя «главным прозаиком в России», но переводить, насколько известно, не пытался, брал что попроще, преимущественно повести Бестужева-Марлинского, занимался ими больше двух лет, перелагая вольно: «Бульденеж» — это «Мулла-Нур», «Княгиня Флора» — «Фрегат надежды», («Султанетта») — «Аммалат-бек», «Жанни» — «Лейтенант Белозор». В 1862 году у Леви они вышли под именем Дюма, но в «Монте-Кристо» автор указан. В «Кавказе» две главы — переводы Марлинского: «Письма о великой Кавказской стене» и «Прощание с Каспием». «Думаешь, что эти страницы написаны Байроном, а между тем имя человека, написавшего их, даже неизвестно у нас! Сколько будет зависеть от меня, я постараюсь упразднить это забвение, которое, по моему мнению, есть почти святотатство». Написал, конечно, и о романе Марлинского с Ольгой Нестерцовой (считалось, что он ее убил), посетил ее могилу в Дербенте, сочинил эпитафию «На могилу Ольги Нестерцовой», которую выбили на камне. (Теперь могилы нет, а камень затерялся.) Еще: И. И. Лажечников, «Ледяной дом» (если где-то читаете, что Дюма выдал его за свой текст, это неправда, в «Монте-Кристо» указано: «Один из моих друзей перевел этот роман под моим наблюдением») и «Последний Новик» (не закончил); «Могила двух братьев» Н. М. Пановского под названием «Марианна» и «Старые годы» П. И. Мельникова-Печерского под названием «Яков Безухий».

20 июля (здесь и далее даты по новому стилю) с Дандре, Муане и Миллеотти отправились в плавание по финским землям: Шлиссельбург, Коневец, Валаам, Сердоболь, обратно на почтовых — Сердоболь, Реускала, Лахенпохья, Ихаланоя, Кроненборг, Пукканиеми, Кексгольм, Гепогарью, Нойдерма, Кивиниеми, Мегре, Коркомяки, Лемболова. Тут Дюма изложил историю борьбы между Швецией и Россией за обладание Финляндией, описал финскую мифологию, переводил поэтов Михаила Кореуса, Франца Францена и Иогана Рунеберга. Мраморный карьер посетили — читатель мог узнать все о том, как добывают мрамор. На Валааме, разумеется, монастырь. «К моему большому удивлению, настоятель слышал обо мне. Он упоминал о мушкетерах и Монте-Кристо, хотя и не как читающий, но как слышавший похвалы тех лиц, которые читали». Наши опять сердились: неправда, не мог настоятель о нем слышать, а коли и слыхал, то лучше бы смолчать. «Предлагали даже представить меня императору, по возвращении его из Архангельска. Я отказался. Я не увижу его, чтобы сохранить за собой право повторить все то хорошее, что слышу о нем». Врет, врет, врет! Да разве бывают такие дураки, что с императорами встречаться отказываются?!

Вернулись 31 июля и стали собираться в Москву. Полиция была в курсе, но не мешала. «Самодержец времен Пушкина только пальцем шевельнул бы, и я оказался бы в Сибири; его отец и дед поступили бы так же. Вам говорят, что все письма от иностранцев вскрываются на почте. Ну и пусть, в то самое время, когда на мой приезд обращены все взгляды и, особенно, взоры полиции, я пишу это письмо, попросту сдаю его на почту… Оно или будет вскрыто, или внушит к себе уважение. В любом случае я продолжу мое путешествие так же спокойно и так же безмятежно, как если бы я находился в Англии. Вот что такое новый император, новая полиция, новая Россия». В архивах 3-й экспедиции Третьего отделения С. Н. Дурылин разыскал заведенное 18 июля за номером 125 «дело» Дюма: «На многих листах обозначено „секретно“, „доложено Его Величеству“». Князь В. А. Долгоруков, шеф Третьего отделения, разослал предписания в Москву, Нижний Новгород и Одессу: «Г. начальнику 2-го округа корпуса жандармов. Известный французский писатель Александр Дюма (отец), прибыв из Парижа в С. Петербург, намерен посетить и внутренние губернии России, для какой цели собирается ехать в Москву. Уведомляя о сем Ваше превосходительство, предлагаю Вам во время пребывания Александра Дюма в Москве приказать учредить за действиями его секретное наблюдение и о том, что замечено будет, донести мне в свое время». Такое же предписание было послано в Тифлис кавказскому наместнику князю А. И. Барятинскому.

1 августа свадьба Хьюма, 3-го Дюма и Муане выехали в Москву, 4-го их встречал экипаж Нарышкиных. На их даче (в Петровском парке) Дюма прожил до 7 сентября. Начальник 2-го округа Корпуса жандармов — Долгорукову: «…многие почитатели литературного таланта Дюма и литераторы здешние искали его знакомства и были представлены ему 25 июля на публичном гулянье в саду Эльдорадо, литератором князем Когушевым, князем Владимиром Голицыным и Лихаревым, которые постоянно находились при Дюма в тот вечер; 27-го же июля в означенном саду в честь Дюма устроен был праздник, названный ночь графа Монте-Кристо… В тот день, в честь Дюма, князь Голицын давал обед и оттуда прямо Дюма приехал на праздник в Эльдорадо; в этот вечер с ним были двое Нарышкиных, живописец Моне и мадам Вильне, сестра бывшего в Москве французского актера, которая, как говорят, постоянно путешествует вместе с Дюма. (Никакая Вильне с ним не путешествовала. — М. Ч.) Праздник в саду Эльдорадо настолько удался, что 30 июля был повторен… В семействе Нарышкиных, где жил Дюма, его очень хвалят, как человека уживчивого, без претензий и приятного собеседника. Он имеет страсть приготовлять сам на кухне кушанья и, говорят, мастер этого дела. Многие, признавая в нем литературные достоинства, понимают его за человека пустого и потому избегали, или сдерживались при разговорах с ним, опасаясь, что он выставит их в записках и будет передавать слышанное от них вопреки истине…»